В небольшом актовом зале музея литературы на встрече с читателями Оливье Ролен не скрывает, что с трепетом относится к стране, любить которую на Западе, да и в самой Грузии, считается чуть ли не дурным тоном. Но организаторы встречи позаботились о балансе. Дискуссию модерирует руководитель Лаборатории по изучению советского прошлого Лаша Бакрадзе. Он, мягко говоря, неодобрительно относится к политике России.
Бакрадзе знакомит собравшихся с гостем. Он рассказывает, что в молодости Ролен был руководящим членом организации «Пролетарская левая» (Gauche prolétarienne – прим. СОВЫ); руководителем военного отдела Нового народного сопротивления (Nouvelle résistance populaire-прим.СОВЫ), которое практиковало насильственные, захватнические действия.
«Пятьдесят лет прошло», — как бы оправдывается Ролен.
«Я никогда не был большим коммунистом, никогда не был влюблен в СССР. Я был на стороне Китая. Но большинство людей моего поколения разделяли идеи коммунизма. Этим и был вызван мой интерес к Советскому Союзу».
Я уверен, что в истории были две великие революции – во Франции в конце XVIII века и в России в начале XX.
Ролен поясняет, что Великая русская революция была полна надежд, которые убили в концентрационных лагерях, оставив лишь отчаяние.
Интерес к Советскому союзу, по словам писателя, был обусловлен и географическими факторами. Ролен признается, что его всегда манили российские масштабы. «Ни один ямщик не знает, где кончается Тайга. Конца-краю не видать», — цитирует он Чехова.
Новосибирск, Иркутск, Хабаровск – это города, которые посещал Ролен после перестройки. Им руководило любопытство, желание познать территории до сих пор закрытые от остального мира. В Иркутске ему даже доводилось читать лекции в местном университете.
«Не хочу, чтобы вы думали, что я друг российской политике. Мы недружны насколько, что еще ни одна из моих книг до сих пор не переведена на русский язык», — делится Ролен.
В своих произведениях о России Ролен делает акцент на чувствительности нации, гостеприимстве и простоте души. Но Бакрадзе напоминает о брутальной стороне истории и пытается узнать отношение автора к этому вопросу.
«Я, возможно, не прав, но считаю, что эта брутальность была вызвана действиями режима. Нет семьи, которой не коснулись бы ссылки и репрессии. В таких условиях, каждый думает о спасении собственной жизни. Это вызвало вырождение души. Это моя гипотеза», — говорит Ролен, правда, переубедить Бакрадзе ему не удается — исследователь советской истории напоминает писателю и участникам встречи, что о брутальности России писал в своих трудах еще в XIX веке русский философ Петр Чаадаев.
История метеоролога Алексея Вангенгейма
Алексей Вангенгейм был организатором и первым руководителем Единой гидрометеорологической службы СССР. В 1934 году его арестовали органы госбезопасности, а в 1937 году расстреляли в Соловецком лагере.
Идея написать роман «Метеоролог» у Ролена появилась во время поездки на Соловки. Там он побывал в качестве туриста и ознакомился с документами бывших узников лагеря, в том числе и с копиями писем Вангенгейма. Ученый писал своей жене и дочери.
Алексей Вангенгейм родился в 1881 году в Украине. Во время Первой мировой войны был начальником метеослужбы Юго-Западного фронта. Делал прогнозы погоды, которые помогали командованию планировать газовые атаки против австрийцев.
В открытых источниках говорится, что причиной гнева Сталина, за которым последовал арест Вангенгейма, стало его активное участие в природоохранном и краеведческом движении в 1920-1930-е годы. В начале 1930-х его активистов начали преследовать, а Вангенгейм в травле «буржуазных» краеведов участвовать отказывался.
В 1934 году Вангенгейма арестовали, и уже на второй день допросов он признал себя виновным по всем пунктам: организация вредительской деятельности, шпионаж, умышленный развал сети гидрометеостанций, срыв научно-исследовательской работы…
Затем отказался от своего признания. Тем не менее, Вангенгейма приговорили к 10-ти годам исправительно-трудовых лагерей. А три года спустя — казнили… выстрелом в затылок.
Алексей Вангенгейм был членом коммунистической партии и до конца своих дней верил в ее непогрешимость и в то, что его арест — это всего лишь ошибка. Из лагеря он писал советскому руководству многочисленные письма с просьбой об освобождении, сопровождая их хвалой в адрес мудрости партии. Но все они остались без ответа, как осталась без внимания и искусная мозаика с изображением Сталина, выложенная узником ГУЛАГа в свободное время.