Это военный дневник дяди Бубы – Корнелия Ивановича Дагунова: коренного тбилисца и этнического немца.
В сентябре 1942-го 19-летний парень «с кларацеткина» был призван на фронт – провожала его овдовевшая мать. Они больше не увидят друг друга. Не потому, однако, что Буба не вернется с войны, – не потому.
Тем временем, в том же Тбилиси юная Ася провожает на войну любимого брата Колю – моего дедушку. Ему тоже 19. И если сверять его треуголки с записями в дневнике Бубы, становиться понятно, что два этих человека, пока еще никак не связанные между собой, воевали практически бок о бок.
Читать этот дневник – непростая эмоциональная задача. Особенно с высоты сегодняшнего дня – когда преступный режим СССР разоблачен, но на свете есть целые касты и даже народы, всеми способами пытающиеся его отмыть.
В знаменитом «Покаянии» Абуладзе Кети Баратели объясняет: «Выкапываю, потому что предать Варлама земле – значит, фактически, простить». Пожалуй, закрывать глаза на чудовищные преступления советского руководства перед своим народом – тоже значило бы простить. И, следовательно, оставить этим преступлениям возможность произойти снова.
Итак, дневник. Первая запись – сентябрь сорок второго: самый кровавый очаг. Вторая мировая идет уже четвертый год, и уже более года прошло с момента, как бывший союзник был объявлен противником, а менее чем через восемь часов после нападения на Украину изобретен термин «Великая Отечественная война».
Записи человека, не видавшего еще жизни, – правдивы, неподдельны. Он пишет о том, что видит, без пафоса и украшений, без оценок и анализа: «Дербент. Изучаем миномет. Идем в пехоте. Отстали от полка. Продукты не получили»; далее – почти здесь же: «Питаемся зернами кукурузы, подобранными на развалинах деревень и хуторов, а также жмыхом машинной давки».
Подкрадывалась зима, и, судя по записям, только среди товарищей Бубы мороз убил до десятка человек без соответствующего обмундирования: «Умирает Антонов – один из шоферов батареи: замерз». Потом вдруг: «Встретилась женщина, обещала сухари; но ждать не мог – отставать от батареи нельзя». И снова: «Умер Садынов. Замерз».
Уже февраль 43-го. Буба пишет: «В походе потеряли много людей отмороженных. Иду в чунях из кожи дохлой коровы – сделал по совету замкомполка по хозчасти».
А в Тбилиси по адресу Серебряный переулок, 20, пришла похоронка: мальчик Коля погиб в одном из своих первых боев под Сталинградом. Если быть точным – пропал без вести. Оставшуюся жизнь Ася посвятит попыткам получить хоть какую-нибудь информацию о нем – будет писать во все инстанции и получать вот такие ответы.
Далее в дневнике записей о нехватке еды и одежды становится меньше – Буба пишет, в основном, о дезертирах и о том, как их расстреливали на месте. География движется вглубь войны: к концу 43-го – Украина, к середине 44-го – Беларусь, потом Латвия, Польша. Корнелий Иванович и стрелял из пулемета, и ходил в разведку, и даже подменял повара.
Заканчивается дневник в свойственной ему манере – сухо и без сантиментов: «9. V. 45 – объявили день победы».
К концу мая 45-го Буба вернулся домой. Победителя никто не встретил. Плехановские соседи грустно глядели и перешептывались. Где мама? Это она для Бубы мама. А для НКВД, прежде всего, – немка (читать – «враг народа»). Историй о репрессиях этнических немцев в годы войны без того много; и вот еще одна. Сам освободивший родину солдат унизительно долго допрашивался и вплоть до краха режима был объектом пристального внимания небезызвестных структур.
Через несколько лет Буба и потерявшая брата Ася познакомились и впоследствии стали мужем и женой. А младший ее брат – мой прямой дед – пожизненным товарищем Бубы.
Я помню их стареньких – всегда выпивали 9 мая. Были песни военные, были слезы, были воспоминания. Но вот радости никакой не было.
С горечью вспоминал Корнелий Иванович свое прошлое, вспоминал и подолгу рассказывал: об ужасах войны, о погибших своих друзьях, о сгинувшей матери. С обидой говорил о тех, кого уничтожил не враг, а отсутствие еды и тепла. Говорил так:
«Противник был хорошо оснащен, а нас просто было много»
Тогда-то и приходит понимание другой стороны привычной нам реальности и истории в целом. Ведь «9 мая» как день победы – штука неоднозначная. Праздновать день победы над фашизмом? – так это 8 мая. День окончания Второй мировой? – так это вообще 2 сентября. День окончания «Великой Отечественной войны». Встает вопрос – что это за война: абсурдно, наверно, но правильнее будет называть так не участие СССР во Второй мировой, а ужасную войну Советов против собственного народа, сумевшего, несмотря ни на что, вместе с союзниками одолеть самое страшное в истории зло – фашизм.
И где настоящее уважение к ветеранам этой ВОВ? Где шикарные квартиры, огромная пенсия и обеспеченная старость героев? Бесплатная качественная медицина, пожизненное освобождение от платы за коммунальные услуги? Остались единицы – и те доживают свой век в приближенных к военным условиях. Зато сколько помпы и лжепатриотического фарса в извращенном праздновании трагедии у пресловутой правопреемницы. И как ревностна она к этой самой победе, как собственнически ревностна.
Красиво собираются ветераны в Тбилиси в вакийском парке. Думаю, им можно даже позволить нарушать раз в году грузинское законодательство и не придираться по поводу ленточек – они ведь для них не то, что есть на самом деле, а символ их победы.
Собираются, обнимаются, вспоминают. Но Бубы среди них уже нет. Корнелий Иванович скончался в теплой постели у себя дома в 2008 году, за ним ушел и дед. Надпись на могиле Бубы ничего не гласит. Но есть его дневник – в нем и хранится история без купюр: история победителя фашизма и проигравшего войну советской машине зла, потерявшего мать, товарищей, юность. История одного винтика в Великой Победе. И ее надлежит помнить…