Эта бирюзовая дверь с цветочным орнаментом – как портал в скрытый от посторонних глаз мир духоборов. Здание с черепичной крышей, стоящее в самом сердце Гореловки, – что-то вроде храма, хоть и лишенного религиозной атрибутики и церковной обрядности. Духоборы приходят сюда молиться Богу. Без посредников.
Явно привыкшая к повышенному вниманию к духоборской общине Татьяна пытается успеть рассказать все: здесь мы молимся – мужчины и женщины на разных скамьях, это ручная работа, а вот русская печь… На первый взгляд это обычный деревенский домик: небольшие комнаты с давяще низкими потолками, кружевные скатерти и занавески, искусственные цветы по углам и стойкий запах старины. Но Татьяна, которую, как и других духоборов характеризуют подчеркнутая открытость и приветливость, все же дает понять: это сакральное место.
«Лучше снять обувь. Это и вам полезно». Татьяна крайне деликатно отвечает на вопрос о том, следует ли разуваться.
Также деликатно женщина интересуется: молишься ли Богу, ставишь ли свечки, ходишь ли в церковь? Получив один отрицательный ответ за другим, да еще приправленный фразой «я не верующий», Татьяна безапелляционно заявляет: верить надо.
О силе веры Татьяна рассказывает у т.н. «Сиротского дома», некогда превратившегося в своего рода штаб-квартиру духоборов. Когда-то здесь решалась судьба их общины. Представители малочисленной группы «духовных христиан» осмелились бросить вызов самой царской власти, к примеру, отказавшись от воинской службы. Их протестное сожжение оружия вызвало гнев государя, не оценившего идей пацифизма. Затем последовали новые репрессии, в результате чего часть духоборов была вынуждена покинуть Джавахети и в очередной раз эмигрировать, на этот раз в канадскую глубинку – провинцию Саскачеван.
«Наши праведные родители предсказывали, что уедут три волны, но настанет время, и все они вернутся», — рассказывает Татьяна. Последняя волна эмиграции пришлась на стык 80-х и 90-х годов прошлого века. Очередной исход, судя по всему, был для общины болезненным. Женщина то и дело вспоминает про «развал» и «времена Гамсахурдия». Что же до последней части пророчества, «она пока не сбылась», — досадно говорит Татьяна.
«Нас посылали на смерть, но мы выжили», — делится деверь Татьяны, Кузьма Ослопов. Он дожидается нас у ворот в духовный и культурный центр духоборов, чтобы провести гостей к хате своих предков – дому, построенному полтора столетия назад первыми поселенцами.
Хату отштукатурили, но сносить не стали, — объясняют Ослоповы. Низкорослый дом с проросшей на покрытой грунтом крыше травой – память. Сейчас в нем накрыт стол: сало, сыр, сметана, соленья, водка… и главное блюдо – борщ.
Борщ по особым случаям доверяют варить мужчинам. «Когда женщины готовят, не такой вкусный получается», — шутит «шеф-повар» Михаил Андреевич Ослопов.
Дядя Миша, как он предпочитает, чтобы его называли, охотно рассказывает о быте духоборской общины и обычных житейских проблемах, о том, что здесь растут «только картошка да яблоки», и о метровых сугробах снега, в которых Гореловка утопает зимами. Сейчас в своей семье он за старшего. «У моего прапрадеда было пять сыновей, а в семье было 56 душ», — вспоминает дядя Миша. Сегодня Ослоповых – девять.
Дядя Миша – супруг Татьяны и старший брат Кузьмы. Здесь, в Гореловке, продолжать род Ослопых его внуки не будут – они живут в России. Но духоборское наследие есть кому оставлять. Свои первые шаги на сочной альпийской травке учится делать внучатый племянник дяди Миши – сияющий улыбкой Федор.
Отец Феди Николай – тоже из местных. Он, в отличие от старшего поколения, бегло говорит по-грузински. Ведь он получил образование в столице, затем служил в армии, работал…
Николай помогает дяде Мише на кухне, женщины, нарядившись в традиционные духоборские костюмы, суетятся, накрывая на стол. А между делом – позируют перед объективами фотокамер.
Дядя Миша время от времени по-хозяйски бурчит на женщин: то они хлеб забыли принести, то за тарелкой борща не пришли вовремя. Сам, улучив момент, зовет в свой дом – показать, как же живут духоборы на самом деле.
Белоснежный дом, выкрашенные в фирменные сине-зеленые тона заборы, пасека, русская баня и даже сарай, который легко можно спутать с жилым помещением – здесь все аккуратно.
В самом доме – много света и такой же тотальный порядок. Дядя Миша, суетясь, показывает черно-белые фотографии из прошлого, занимающие почетное место на стене, постельное белье, которое жена перешивает для приезжающих на отдых внуков, но с особой гордостью – русскую печь.
Это своего рода хай-тек печь: на вид скорее шкаф, который выдают разве что кочерга, хранящаяся в одном из отсеков, и, конечно же, спальное место над горнилом. «Засунь руку, там тепло», — с азартом говорит дядя Миша и признается, что, порой, и сам не прочь поваляться на печи.
По пути назад дядя Миша опять рассказывает о земных хлопотах духоборов, я опять пытаюсь узнать что-то новое о духовной самобытности его родной Гореловки. Мы идем, то и дело оглядываясь на гнезда белых аистов, которые здесь практически на каждом столбе. Эти птицы ежегодно преодолевают десятки тысяч километров, улетая на зимовку в далекую Африку, но неизменно возвращаясь назад. И, быть может, реализуя, таким образом, несбывшееся предсказание «праведных родителей» духоборов.
«Там где духоборы, там и аисты», — успокаивает дядя Миша.
