— После нескольких лет в России, вы написали книгу о пропаганде внутри страны. Сейчас, когда мы слышим о вмешательстве Кремля в выборы в США и Германии, можно ли утверждать, что Россия перебросила свои силы за пределы страны и работает над межгосударственными темами?
— То, что я видел в Германии, было жалкими попытками, но они интересны тем, что вписываются в международные изменения информационного влияния. В Германии было интересно, как русские пытаются работать вместе или подкармливать крайне правых со всего мира. И они действительно работали вместе, чтобы помочь крайне правой партии.
Утверждать, что именно Россия стала решающим фактором в процессе прохождения AfD (партия «Альтернатива для Германии», — прим. СОВЫ) в парламент – очень сложно. Но все они вместе взятые — русские, местные и международные крайне правые, особенно мощно использовали цифровые инструменты. Именно поэтому AfD доминировала в цифровом пространстве. Эта сила впервые оказалась в парламенте и сейчас займет место главной оппозиционной партии Германии.
Неважно, насколько сильно влияние России, важно, что Германия вписывается в международную коалицию стран, где определенной поддержкой пользуются крайне правые партии. Немецкая AfD теперь работает в этом контексте.
Если говорить об Америке, видимо действительно серьезно повлиял факт взлома почтовых серверов Демократической партии, если мы соглашаемся, что именно Россия стоит за этим, что еще не до конца доказано. Но если мы рассматриваем вероятность того, что именно Россия передала эти данные «Викиликс», то этот факт сыграл важнейшую роль в формировании повестки дня президентских выборов в Америке.
Если мы говорим про рекламу в Фейсбуке, тогда еще не очень понятна степень влияния тех денег, которые потратили русские. Сто тысяч долларов, двести или миллион — я не знаю. Компания Трампа тратила 17 миллионов в месяц. Понятно, что это капля в море и это больше интересно с точки зрения новаторства, чем какого-то реального влияния.
— Вы следите за влиянием российской пропаганды в Грузии. Она настолько прижилась в нашей стране, что почти слилась с местными СМИ, и часто Россия вещает на грузинском языке со знакомых медиа-ресурсов…
— «Сливаться с» – это главное. Мы всегда говорим про внешнюю пропаганду, используя неприемлемый язык военной терминологии. Как будто что-то извне нападает на что-то внутреннее. На самом деле это работает совершенно не так. Идет слияние интересов, появляются странные альянсы, местные игроки подыгрывают русским, русские преследуют свои интересы. И это все больше похоже на сеть сложных танцев. И уж точно не в случаях, когда говорят, что информационный пулемет стреляет в тело нашей политики и т. д. Это не те метафоры, информация не работает как пулемет или ядерная бомба. Весь этот язык бессмысленный.
— Тема президентских выборов в России сейчас особенно актуальна. Как вы оцениваете появление ярких фигур, таких как, например, Ксения Собчак. Насколько все это серьезно?
— Когда я работал на ТНТ в 2000-х, Собчак была ведущей «Дома-2». Всегда было очевидно, что она очень умная, способная и хваткая. Когда она давала интервью, то блестяще контролировала зал. Было видно, что она далеко не простая и не тупая. Но меня больше волнуют ее платья. Мне интересно, кто подбирает ей платья? Потому что она начала блестяще одеваться. Мне кажется, кто-то должен сесть, начать анализ этих выборов по стилю одежды Собчак. Понятно, что политики там никакой нет, но именно то, как она подбирает себе прически, очки… Посмотрите, как она начала одеваться. Потрясающе! Я думаю, можно с этой точки зрения начать анализировать, что это может означать для русской политической культуры. Сравнить ее с другими русскими политиками и их манерой одеваться. Это такой театр, культурный театр. Думаю, это будет интересно.
— А как бы вы проанализировали ее образ?
— Я думаю, надо этим заняться серьезно. Честно признаюсь, мне подсказала это мать. Поэтому нужно сесть и посмотреть. Возможно, я напишу про это. Я уверен, что через это мы поймем больше про русскую политику, чем через анализ политических процессов.
— Собчак активно появляется на центральных федеральных каналах. В своей книге вы исключали, что какое-то оппозиционное лицо может появиться на экранах таких телеканалов без определенной политической воли…
— Нет, такие всегда были. Особенно, когда я там жил. Даже во время аннексии Крыма был какой-то вроде оппозиционер, который появлялся в ток-шоу и на которого все нападали. Всегда есть какая-то картонная оппозиция. Она должна артикулировать социальные приоритеты, которые не могу озвучивать другие.
В России все политика. Мне сложно судить. Собчак уникальный человек, ее сложно предсказать. Видимо, ей нужно реализоваться в этой сфере. Все-таки она дочка своего отца. Она достаточно непредсказуемый человек.
— А как вы рассматриваете развитие личности Путина за эти годы?
— Путин стал главным ньюсмейкером на Западе. Кремлю всегда было важно, чтобы о нем говорили. Как будто у России не другой альтернативы. И Путин своего добился. Сейчас имя Путина буквально слилось с именем России. Наварное, все получилось…
— Петр, вы сейчас мало занимаетесь Россией. В какой сфере вы заняты?
— Я основал исследовательский центр, где мы занимаемся вопросами пропаганды, работаем с разными организациями, чтобы придумывать новые формы СМИ, чтобы преодолеть пропаганду. Россия фигурирует во всех разговорах на эту тему. Мы изучаем ее поведение на Западе. Смотрим на ситуацию в Европе, в Италии, изучаем внутреннюю динамику в других странах и думаем, как преодолеть проблемы, которые вытекают из нового поколения информационных операций. Их используют все и это очевидно, но русские особенно агрессивно.
— А есть ли у вас особые наработки? Что вы посоветуете тем, кто не хочет попадаться в эту ловушку?
— Я не очень верю в медиа-грамотность. Оно, конечно, нужно, это такой обязательный минимум для всех. Но суть не в этом. Известны примеры, когда люди очень грамотны, но верят в дезинформацию, потому что это отражает их видение мира. Фальшивая информация – это симптом более глубокой проблемы. Это когда видение мира у людей выстраивалось в течение многих лет, и они более не в состоянии вести конструктивный диалог с оппозицией. В обществе образуются огромные трещины — там, где нет взаимного понимания или пространства для конструктивной политики. Мы пытаемся это все преодолеть.
Для СМИ, я думаю, важно начать по-другому думать. Для них важно набрать своего зрителя, поджечь своего зрителя. Когда мы говорим про успешный контент, мы считаем, что нашему зрителю оно понравилось. Но СМИ должны начать думать про тех зрителей, которых они потеряли. Начать думать, как раньше в Америке называли, «public diplomacy». Нужно начать говорить с теми слоями населения, которые не верят в твое видение мира. Потому что New York Times и Washington Post после Трампа стали безумно успешными среди своего читателя, но они потеряли остальную часть аудитории.
Эта функция была на Общественном телевидении, но этот принцип сломан везде, кроме, пожалуй, Англии. И как взять принципы общественного ТВ и применить их к современным СМИ – это вопрос, которым мы занимаемся и пытаемся решить.