Гибридное оружие «холодной войны» или как используется ложная информация для достижения политических и геополитических целей. Эпоха постправды и влияние российской «мягкой силы» стали темами одной из сессий Форума народной дипломатии НАТО-Грузия, который прошел в Тбилиси. Эдуард Азнауров поговорил с участником сессии, директором Аналитической группы по вопросам гибридной войны (Hybrid Warfare Analytical Group) Алексеем Макухиным.
— 10 лет назад, когда начиналась российско-грузинская война, мы столкнулись с огромным потоком дезинформации. Но тогда это не вызвало такую тревогу, как сейчас. Почему сегодня тема пропаганды так актуальна?
— Думаю, это связано с эволюцией каналов распространения информации. Пропаганда была всегда, но способы доставки информации и ее распространения существенно эволюционируют. 10 лет назад Facebook, например, только появился, он еще не был популярен. Так же, как и Youtube. И за 10 лет произошел огромный скачок популярности. Добавьте к этому то, что сегодня у гораздо большего количества людей есть смартфоны. С одной стороны, человеку легче читать новости и смотреть видео, с другой – он может и сам что-то снять. Значит, огромное количество журналистских и не журналистских материалов теперь основываются на том, что люди просто снимают на свои телефоны.
К примеру, огромное расследование Bellingcat про сбитый в Украине «Боинг», которое, в том числе, изучает нидерландский суд, минута за минутой построено на исследованиях открытых источников, большинство из которых – то, что люди случайно снимали на свои телефоны. Поэтому, думаю, это связано именно с эволюцией каналов доставки информации.
— Но, если технический прогресс сыграл на руку пропаганде, не способствует ли он и тому, что с ней легче бороться? Ведь, как вы сказали, любой очевидец может снять видео или написать, что это не соответствует действительности. Почему же эта эволюция больше работает на тех, кто делает фейки?
— Я думаю, что это работает и на то, и на другое. Просто в первую очередь Россия активно использует дезинформацию. Но вы правы, это помогает и в борьбе с ней. Просто негативные новости распространяются быстрее. Здесь есть своя рациональность, потому что за негативом, как правило, скрывается какая-то опасность. То есть, если вам что-то угрожает, вы будете быстрее предпринимать действия, чем если это просто что-то позитивное. Поэтому, думаю, это новый вызов для журналистики – охватывать, покрывать и освещать истории глубже, в том числе позитивные истории. То есть, не гнаться за легкой сенсационной, но негативной новостью.
— С эволюцией вроде понятно – новые возможности помогают распространению дезинформации. Но изменился ли сам метод подачи? Стал ли он тоньше, незаметнее?
— Мне кажется, сократилась дистанция. Образно говоря, медиа сейчас общаются со своим зрителем/читателем не на «вы», а на «ты». Это такая более прямая, более неформальная коммуникация. Если мы говорим непосредственно о российской манере, то там своя специфика. Из исследований телевещания мы видим, что их манера очень менторская. Их ведущие, во-первых, всегда выдают свое мнение.
Есть огромное количество примеров, когда вся новость… ну это даже нельзя назвать новостью, это целый сюжет – четыре минуты в прайм-тайме – и в нем нет ни одного факта.
То есть просто ведущий Кисилев решил поделиться своими мыслями о том, что такое Великобритания и какие у нее отношения с Россией. Ничего не произошло, нет события. Просто он рассказывает свое мнение. Это такая проповедь, политинформация.
— В Грузии недавно было опубликовано исследование NDI, согласно которому количество людей, негативно оценивающих развал СССР, с прошлого года не изменилось, но тех, кто считал это событие позитивным, стало значительно меньше. При этом около половины населения считает, что Россия распространяет дезинформацию. Есть ли между этими результатами причинно-следственная связь?
— Чтобы говорить о цифрах, надо ознакомиться с исследованием, но очевидно, что Россия активно использует тему ностальгии по Советскому Союзу. И не только на уровне новостей – это даже в меньшей степени. А в большей – через культурный продукт, то есть через фильмы и сериалы, которые они делают.
Если проанализировать сериалы, можно увидеть, что больше половины как-то связаны либо с силовиками, либо с Советским Союзом.
Одна из тем, которая всегда интересна крупным российским каналам, — это сериалы про времена СССР. Их показывают определенным образом, восстанавливая какую-то ностальгию. Понятно, что большое количество людей в силу возраста уже и не знает, как жилось в Советском Союзе. Единственный источник информации для них – виртуальная среда. И там для них создают определенный образ.
— 10 лет назад Грузия столкнулась с крайне агрессивной информационной политикой России. Сейчас, кажется, ситуация изменилась, политика действительно уступила место культуре. Такой метод работает?
— Да, дезинформация действительно бывает разной. То, что называется soft power есть не только в Грузии, но и во многих европейских странах. В Германии, во Франции, в Великобритании в 2017 году было огромное количество культурных событий, спонсируемых Россией. Они используют культуру как элемент своей пропаганды. Были мероприятия, посвященные 100-летию Октябрьской революции. И огромные этажи в ведущих музеях Парижа, Лондона и Берлина были выделены под экспозиции о советской революции. Европейцы охотно, с открытыми объятиями воспринимают все это, многие не видят в этом какого-то подвоха.
Но в чем тут проблема, почему можно говорить о пропаганде? Потому что, во-первых, все эти мероприятия полностью спонсируются государством, во-вторых, если бы эти же институции – французские, немецкие, английские – захотели повторить такое же в Москве или Санкт-Петербурге, то вряд ли они получили бы такую возможность, и в-третьих, революция показывается в определенном свете, как авангардное событие, при этом не упоминается количество погибших людей, не говорится, сколько людей из представленных на выставках художников потом были расстреляны или отправлены в ГУЛАГ, сколько стран, включая Грузию, Украину, балтийские страны, лишились своей независимости и вообще государственности. То есть, все это опускается и рассказывается только определенная часть истории, выгодная России.
— В 2008 году говорили, что на первом этапе Россия выиграла информационную войну, а на последующих Грузия отыгралась, потому что вскрылись детали этого конфликта. Как вы думаете, с каким счетом сейчас идет информационная война между Россией и условным Западом?
— Надо признать, что Россия, наверное, все-таки лидер в информационной войне против Запада. Правда, здесь надо учитывать, что ломать – не строить. Конечно, просто обвинять легче. Их цель ведь не в том, чтобы предложить какую-то свою идеологию – в России просто нет идеологии, отличной от западной.
Вот СССР имел свою конкретную идеологию коммунизма, которую он продвигал. Россия такой не имеет. Ее единственная задача – вносить хаос в существующий западный строй, подрывать западные ценности, потому что таким образом Россия ослабляет Запад и верит, что ей это выгодно.
Поэтому, думаю, к сожалению, Россия владеет инициативой. С другой стороны, вы правы, мы видим это и в Грузии, и в Украине, что хотя они первыми атакуют, потом и у Грузии, и у Украины получилось отбить атаки и, по крайней мере, в своих странах, у себя дома, довольно эффективно противостоять российской агрессии. Что касается Запада, мы тоже видим, что, к примеру, Россия успешно повлияла на выборы в США. Сейчас говорят, что повлияла и на Brexit. Британские и американские институции начинают это анализировать. И с их педантичностью и системностью, думаю, они станут сильнее.
— А если говорить о гибридной войне в целом. Россию обвиняют в поддержке крайне правых сил в Европе. В Грузии есть подозрения, что местные ультранационалисты также поддерживаются из Москвы…
— Это так, это их стратегия. И что удивительно – они поддерживают не только правых, они поддерживают и крайне левых. То есть, все радикальные силы. Это еще один аргумент в пользу того, что у них нет какой-то идеологии, они не идеологически поддерживают.
— А как же пресловутый «Русский мир»?
— Да, есть концепция восстановления «Русского мира», но это же не идеология, это такое видение – как воссоединить территории. Но это не коммунизм, не национализм, не либерализм. Поэтому они могут поддержать и правых, и крайне левых. Они это и делают – поддерживают везде радикальные силы. В Украине они тоже это делают.
— А что касается событий в Армении. Неоднозначная оценка российских федеральных СМИ многих удивила. С чем это может быть связано?
— Думаю, это связано с тем, что для них это был сюрприз. И даже если новые люди устраивают Кремль, их, очевидно, не устраивает сам факт того, что власть может меняться таким способом.
Думаю, то, что происходит в Армении, это кошмар, это страшный сон Путина: как так, ведь уже все было решено и по воле какого-то народа власть вдруг сменяется?!
Поэтому сам прецедент для России – очень негативный. Он показывает, что такое возможно, причем, без кровопролития.
— Но отсутствие четкой реакции породило мнение, что изменилась и тактика российских СМИ. Вы такое допускаете?
— Я так не думаю. Когда они знают, что сказать, они это делают. Например, когда был отравлен Скрипаль в тот же вечер Мария Захарова 40 минут, больше ведущего, говорила в ток-шоу. Ну а когда произошел пожар в Кемерово, все российские агентства целый день молчали, потому что они не знали, как об этом говорить. В России все медиа управляются из Кремля, и по многим темам они и сами знают, как их освещать. По Украине, например, они все сами прекрасно знают. А когда происходит какое-то нестандартное событие, то оказывается, что у них нет нарратива. Я думаю, это то, что произошло в Армении – у них просто не было нарратива, они не знали, что об этом сказать.
