Анастасия Бендукидзе — истинная дочь своего отца. О том, что отец грузинского экономического чуда Каха Бендукидзе также и ее отец, Настя узнала когда ей было 18 лет. С 25, после продолжительной борьбы за наследство с супругой Кахи, Анастасия руководит двумя университетами — истинным наследием бизнесмена и государственника. Для этого ей пришлось переехать в Грузию. Но Анастасия не жалеет.
Как долго вы руководите «Фондом знаний»?
В январе 2016 года суд трех стран признал меня дочкой Кахи Бендукидзе, и я вступила в наследство. Но владение было 50/50 с бывшей женой Кахи, Наталией. Через пару месяцев мы обменялись активами. Я получила университеты, так как для меня это было самой важной частью его наследства. Это главные проекты его жизни. Наталия получила все его бизнесы. У каждого свои приоритеты.
-Как так вышло, что Каха годы скрывал вас? Зачем?
Думаю, это был вопрос безопасности. Но это не мешало ему иметь со мной тесные отношения. Я познакомилась с ним, когда мне было десять лет. Тогда я думала, что он просто довольно странный друг нашей семьи. Он всегда шутил, проверял меня, давал тесты. Наши отношения изменились в корне, когда я в 18 лет узнала, что он мой отец. Мы стали очень много времени проводить вместе. Поэтому не могу сказать, что я не знала Каху или у нас было какое-то шапочное знакомство.
-А вы помните ощущение, когда он объяснился, что является вашим отцом? Что вы испытали — шок, разочарование…
Скорее шок. Во-первых, меня к этому никто не готовил. Мы были вместе в Лондоне: я, мама и Каха. Я зашла к Кахе в комнату за переходником. Он сказал «держи, доченька». Я сказала, мол, да, ты для меня всегда был как второй отец, много для меня сделал. На что Каха мне ответил, что он мне не второй папа, а биологический отец. Было ощущение, что всё перевернулось с ног на голову. Но я не разочаровалась. Человек, которого я всю жизнь считала своим отцом, им и остался. Просто возникло ощущение, что я что-то приобрела.
Каха хотел, чтобы я жила в Великобритании, и я поступила там в хороший университет.
У Кахи другое представление, каким должен быть университет. Моя специальность — филолог испанского языка — не профессия. В Свободном и Аграрном университетах нет таких факультетов. Только те, что направлены на профессию, на то, как и где можно применить свои знания. Поэтому у нас факультеты такие как бизнес, математика и компьютерная инженерия. У нас преподаются логика, точные науки, грузинский язык и грузины, политология. Это базовые курсы, но в понимании отца — это было важно для формирования человека. Мы позиционируем себя как либертарианский университет. Но мы не обучаем студентов только либертарианству. Для нас важно, чтобы студент понимал весь спектр.
Каха прожил интересную жизнь, был сначала ученым, потом ушел в бизнес, потом в политику, потом в образование. Он много времени потратил на то, чтобы изменить Грузию, сделать правильные реформы. Занимаясь реформами, он, наверное, понял, что они не вечны. Разрушить советское сознание можно, поменяв менталитет. Легче всего это сделать через образование. Университет был единственным правильным путем достижения наибольшего успеха эффективного развития страны.
-В бытовом смысле вам удалось адаптироваться к жизни Грузии?
Для меня это пятая страна, в которую я переехала. Россия, Великобритания, Испания, США. Здесь нет ощущения, что тебя не ждут. Самое сложное для меня, что город маленький. Здесь я никогда не могу полностью расслабиться, потому что люди следят друг за другом. Есть опасение сделать что-то не так.
— Когда пришло осознание, что вместе с его отцовством, вам достается и его «грузинскость», масштабы его личности, его реформы, его значимость. Это и дополнительная ответственность? Вы же и это получили, зайдя в комнату за переходником?
Думаю, тогда я этого не получила, потому что он не пытался обременять меня этим. Осознание пришло после смерти Кахи. За год до смерти он не очень хорошо себя чувствовал и сказал о существовании завещания. Он говорил, что «миллиончик» мне, а остальное университетам. Тогда я поняла, что это дело его жизни. Он еще сказал мне пять пожеланий, которые я должна осуществить: получить хорошее образование, выучить грузинский, похудеть, начать заниматься бизнесом в соответствии с возможностями и развивать его, жить счастливо и умереть без мучений.
С именем Кахи появилась огромная ответственность. Мне было 25 лет, когда я стала владельцем «Фонда знаний». Это холдинговая компания Свободного и Аграрного университетов. 6,5 тысяч человек, 800 сотрудников. Это невозможно объяснить словами. Я очень переживала.
— Чувствуете себя уже грузинкой?
Думаю, Грузия располагает к определенному стилю жизни. Тут все размерено. Я раньше опаздывала и теперь понимаю, что это было заложено в генах. Я эмоциональная, громкая. Интересно смотреть, что я не одна такая. Сложный язык, но справляюсь. Для Кахи это было важно. Ощущение того, что я грузинка пришло, когда я начала бороться за сохранность университетов.
-Важно отметить, вы боролись за университет, а не наследство?
Чтобы бороться за университет, нужно было признать отцовство. После смерти Кахи единственным наследником являлась бывшая жена. У нее были свои мысли о том, как должен развиваться университет. Она не скрывала отсутствие интереса к судьбе университетов и к Грузии вообще. Она даже не переехала с мужем, когда Каха в 2004 переехал на постоянное жительство в Грузию. Наталия собиралась продать университет. Но это место, где любая прибыль, которая может выявиться у университета, должна быть направлена на реинвестирование. Я понимала, что если кто-то захочет купить университет, то он захочет вернуть свою инвестицию. Но это было бы уже направлено не на образование.
— Но это ведь необязательно вступает в конфронтацию. Очень много в мире прибыльных для их хозяев университетов.
Но не в Грузии. Она не такая богатая и люди, соответственно, тоже. Мы сделали много конкурсов. Студент, если хорошо учиться, может полностью покрыть свою плату. Есть случаи, когда Фонд спонсирует знание, если оно дорогое, или доплачивает. Есть программа «учись сегодня, плати завтра». Четыре года можно не платить, а с момента получения работы этот студент выплачивает за другого студента.
-Вы это где-то подсмотрели, существуют подобные примеры?
Я не знаю подобного. Наверно, это одно из многих изобретений Бендукидзе.
— Был момент опасения за будущее образовательного проекта Кахи из-за сменившейся власти, которая не очень тепло относилась к Кахе? Вы пытались наладить контакты или боялись, что будут мешать?
Опасения были. Как я понимаю, мои оппоненты пытались наладить контакт с государством. Это было звоночком для меня. Все, что исходило со стороны его бывшей жены после смерти Кахи, противоречило его моральному кодексу. Я бы себя не простила, если бы знала, что, имея возможность помешать этому, ничего не предприняла.
Мне нужно было доказать, что я его дочка, чтобы спасти его главное дело. Наталия знала про меня. Когда Каха умер, она довольно просто согласилась на изъятие образцов ДНК. Через какое-то время я узнала, что образцы уничтожены.
Каха умер в Лондоне, а там все незапланированные смерти исследуются. Я поняла, что там могут еще храниться образцы желудка и желчного сока моего отца. Я написала в лабораторию и попросила не выбрасывать образцы. Наталья настаивала, что образцы –это ее собственность, и что центр исследований не имеет право удерживать их. Но я благодарна своим юристам, что эти образцы не уничтожились. Я выиграла суд.
Проблема ситуации была в том, что мой отец, с которым я выросла, не знал о существовании Кахи в моей жизни до момента его смерти. Он узнал об этом из газет.
Он утаивал это от меня некоторое время. Смерть Кахи для меня стала потерей. Каха был для меня партнером по жизни. Я даже работала у него ассистентом. Он уволил меня. Сказал, что у меня разжижается мозг, я должна найти другую работу.
Мне повезло, у меня два любящих отца. А у некоторых нет их вообще.
-Ваши адвокаты были российские или британские?
Главным юристом была Марина Мишинкина. Она живет на Кипре, но сама россиянка. У нее есть понимание британских законов. Юристы у меня были всюду: в Грузии, России, Великобритании.
-Вы понимаете, что многие не любили вашего отца?
Я знала это даже от него лично. Люди кричали, что Бендукидзе – Иуда. В его приемной висят карикатуры, вырезки из газет, где про него говорят плохо. Он этим гордился, потому что считал это показателем того, что делает что-то хорошее. Но после смерти даже его противники все равно высказываются очень позитивно о нем.
-Одно дело — спасти дело отца. Другое — возглавить два университета. Это было обязательно или же ваше решение?
Это было обязательно. Потому что в какой-то момент, когда я вступила в наследство, Наталия стала вставлять палки в колеса. У нас была ситуация, когда директор Фонда ушел и государство дало нам месяц, чтобы нанять нового, иначе Фонд будет ликвидирован и перейдет государству. Так я стала директором Фонда. Должна сказать, помимо всего сложного, что досталось мне в наследство, мне досталась отличная команда Кахи во главе с Вато Лежава, он — правая рука папы. Если бы не было этой команды, я бы плакала у развалин университетов.
За последние три года, как я стала директором, университеты в принципе улучшили свои показатели. Если аграрный занимал 37 место в рейтинге университетов (средний балл абитуриентов) до того, как Фонд вступил в управление, то через пару лет уже занимал 5 место. Свободный университет был на первом месте со дня открытия.
Аграрный сейчас второй год подряд второй в списке университетов.
-Не так плохо руководите, значит.
Не могу присвоить лавры. Я не вовлечена в академический процесс. Я не буду пытаться стать Кахой. Я работаю в Фонде. Сфера моей ответственности — это стратегические решения, коммуникационная стратегия, новые программы, бюджет.
-За счет чего существует этот некоммерческий проект?
Мы с ректором Вато Лежава решили сделать упрощенную администрацию. Университеты находятся на одной территории, они перемешаны. Мы решили назначить одного ректора, канцлера, одних юристов. Потому что процессы похожи. Так смогли сэкономить средства. Мы активно смотрим на то, чтобы программы были самодостаточными. У нас есть платные курсы, которые помогают нам правильно распределить средства. У нас нет секретаря у ректора, нет водителя, не оплачиваем телефоны. Все, кто у нас работают — фанаты своего дела. Они не смотрят на время. Есть ощущение, что университеты имеют большое значение для страны. И нам удалось собрать людей, которые хотят поучаствовать в создании чего -то великого.
-У Грузии есть потенциал стать образовательным центром Южного Кавказа?
Наш университеты не подходят под этот критерий. У нас все обучение на грузинском языке. С точки зрения образования, сложно ответить. Но есть потенциал стать столицей Южного Кавказа в принципе. Есть все позитивные факторы для жизни здесь: легкость ведения бизнеса, климат, благосклонность к иностранцам. У Грузии однозначно очень интересное будущее с большим потенциалом. Не знаю откроется он или нет, но он точно заложен.
-Вы говорите, что университеты вышли на самоокупаемость. Это без спонсорских вливаний?
Когда Каха создал «Фонд знаний», он вложил туда порядка 50 миллионов долларов. Эта инвестиция пошла на то, чтобы привести в порядок университет, потому что не было света, туалетов и т.д. Много ушло на простые нужны. Сейчас у нас суперсовременные лаборатории. Деньги ушли и на то, чтобы привести преподавателей, уехавших заграницу. Мы не разрабатываем программы по Госстандарту. Мы смотрим, как это делают лучшие университеты мира, соединяем и сверяем со стандартами. Сейчас уже дополнительных инвестиций не требуется. Наши студенты в большинстве своем, покрывают свое обучение грантами. Фонд занимается более крупными проектами. За последние два года мы полностью поменяли парковку вокруг университета, дороги, канализацию. На это ушло много денег. Думаю, вложения еще будут. У Фонда есть свои средства, которые можно использовать. Я даже зарплату не получаю, чтобы поддерживать филантропский дух Фонда.
-На что вы живете, если зарплату не получаете?
Во-первых, я хорошо вышла замуж. Таксисты всегда спрашивали, вышла ли я замуж? Поэтому первая фраза, которую я выучила: «У меня нет мужа, своих дел много и проблем хватает».
