14 мая Ото Немсадзе предстоит выступить в Тель-Авиве, защищая честь и достоинство Грузии на музыкальной арене с песней «სულ წინ იარე» (Продолжай двигаться вперед). Судя по реакциям на официальной веб-странице конкурса, уже на второй день репетиций в Израиле Ото удалось зарядить публику энергией через свою песню.
Певец родом из города Гори, регион Шида Картли, начал музыкальную карьеру в 2010 году. Тогда он стал победителем грузинского телевизионного вокального шоу для молодых талантов. В 2013-м Немсадзе стал финалистом третьего сезона конкурса «Голос Украины». Подопечный вокалиста «Океана Эльзы» Святослава Вакарчука исполнил песню Feeling Good, заняв в итоге второе место.
— Расскажи, когда ты вернулся из Украины в Грузию?
— Из Украины я вернулся после 2014 года, когда уже произошел Крым, когда война началась.
— То есть ты был там в тот момент?
— Да, я был там.
— Почему вернулся?
— Потому что страна, которую я очень люблю, – Украина, остановилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Остановился шоу-бизнес. Было трудно что-либо делать. Страна, которая находится в состоянии войны, это не про музыку. Стало очень трудно, тем более иностранцу. Плюс ко всему, у меня накопилось очень много дел в Грузии. Я записывал второй альбом.
— Так ты жил на две страны, получается?
— Я жил примерно один год во Львове, изучал украинский язык. Мы планировали с Вакарчуком выпустить альбом на украинском.
— То есть тебе, чтобы выучить украинский язык, потребовалось ехать во Львов?
— Да, и я уже розмовляю українську мову, так шо немає яких проблем. Просто началась эта война, которая преследует меня всюду и везде. Страна как будто перестала дышать. Совсем. Причем по всем направлениям. Особенно это касалось культуры. Поэтому я вернулся. Альбом мы не успели записать. Конечно, когда страна в огне, появляются совсем другие проблемы. По себе это знаю.
Oto Nemsadze, Photo: Eurovision Georgia
— А в 2008 году где ты жил?
— В 2008 году я жил в Гори. Когда случилась война, я был в Батуми. Проснулся, и миллионы пропущенных вызовов на телефоне – брат, семья, друзья, мама, папа… Когда узнал, что началась война, просто вышел на улицу и попытался запрыгнуть в первую маршрутку, чтобы уехать домой. Я числился в резерве грузинской армии. По телевидению передавали, что всех призывают. Маршруток не нашел, решил просто взять машину и поехать туда. Тогда выяснилось, что все дороги перекрыты. Помню, смог добраться 9 августа – из Батуми ехала только одна маршрутка. Когда я вернулся домой, мой родной город был таким, какого никому не пожелаешь. Те, кто не успели эвакуироваться, находились в укрытиях, в подвалах.
Первые кадры, которые я помню: перевернутые эвакуаторы. Дальше стоят чьи-то машины, какие-то люди хотят их забрать. Звенящая тишина, ни собак, ни кошек, все как будто вымерло, очень много дыма. Как только я приехал в город, забрал семью в Тбилиси.
— Когда начал разворачиваться подобный сценарий в Украине, был ли у тебя страх?
— Нет, ну как сказать… Привыкаешь, наверное. Это уже не страшно. Но не думаю, что украинцы или грузины привыкнут к тому, что они что-то теряют. Эти две страны живут в состоянии войны.
— Расскажи, а как судьба тебя забросила в Украину?
— Мне позвонили из «Голоса Украины» и попросили подать заявку на конкурс. На тот момент я был уже победителем многих конкурсов. Думаю, на YouTube искали хороших музыкантов. К тому времени они нашли очень много крутых артистов из разных стран. Я долго думал. Мне иногда кажется, что я маньяк. Потому что, когда конкурсы заканчиваются, у меня начинаются психологические проблемы.
Однажды со мной случился ужасный невроз. Не хватало этого адреналина. Вот «Евровидение» будет седьмым по счету серьезным конкурсом в моей жизни. Для моего возраста это очень много. У меня была пауза длиной в целых два года. Я не понимал, что со мной, задыхался. Потом начался Pop Idol Georgia. Я единственный человек, который дважды выиграл Pop Idol [смеется].
Зато за «Евровидение» пришлось второй раз бороться (в 2017 году Ото принял участие в национальном отборе Грузии в составе своего бэнда Limbo, где занял 11 место среди 25 конкурсантов, — прим. автора). Вот сейчас начинается самый адреналин! Это – наркотик. Правда!
— А скажи, что тебе это дает помимо того, что ты кайфуешь? Это возможность что-то донести до людей!?
— Наверное, это чуть-чуть власть, и, конечно, возможность подтвердить свою, как певца, актуальность. Грузия же маленькая страна. Здесь все так работает, и, думаю, всем музыкантам каждый год приходится доказывать, что он все еще чего-то стоит. Ну, и, наверное, большинство музыкантов на седьмой раз уже сказали бы «нет» всем конкурсам. А я постоянно готов подтверждать свой профессионализм.
— Если бы ты не уехал из Львова, ты бы стал участвовать в «Евровидении» от Украины?
— Да, конечно, можно. Если бы я был в «Голосе» и прошел в финал, почему нет? Но, честно сказать, я не знаю. Я очень люблю эту страну [задумался]. Наверное, все-таки, выступил бы.
Oto Nemsadze, Photo: Eurovision Georgia
— Ты следишь за тем, что сейчас происходит в Украине перед «Евровидением»?
— Нет, я занимался своим проектом. Я слышал, что там что-то связано с турне по России. И больше ничего не слышал.
— Кстати, вопрос: а ты будешь ездить в Россию?
— Если у меня будут там дела, конечно.
— То есть для тебя не будет проблем?
— Политика? Нет, это другое. У меня там много друзей.
— Погоди, стоп! Твоя песня политическая…
— Это не про политику. Вы плохо поняли. Это не политика, это – реальность. У меня в стране есть металлические ограждения, это – реальность. Я не могу видеть своих братьев и сестер из Абхазии, Цхинвали. И это – тоже реальность. Такие проблемы есть по всему миру. Если бы я хотел, чтобы песня была политическая, я бы сказал: «Россия – назад!».
— Ты серьезно в это веришь?
— Да, я серьезно, так считаю.
— Какой тогда посыл у песни?!
— Посыл? Нельзя, чтобы были какие-то барьеры: колючая проволока между людьми, как сейчас у нас с Самачабло и Абхазией. Поэтому мы взяли в текст слово «варада». Я объясню, что это значит. Это не грузинское, а египетское слово, и означает оно «молитву за восход солнца». Мы используем его, потому что «варада» осталось только в абхазском языке, в их песнях. Сделали грузинский голос с абхазскими мотивами. Чтобы Самачабло и Абхазия послушали. Это, в первую очередь, для них. Чтобы они почувствовали, что их здесь любят. Для меня это не политика, это – музыка. И это – реальность. Для кого-то это, может быть, и политика.
— Смотри, Вахтанг Кикабидзе, абсолютно не политический человек. Но он же отказался в 2008 году от гастролей в России?
— Ну, если концерт будет на Красной площади на фоне Путина или что-то подобное, я откажусь, конечно. А если будет коммерческое…
Если так судить, то мы вообще никого не должны пускать в Грузию. Вот, к примеру, вас, как туристов, как журналистов. Не иметь каких-либо отношений, не играть в регби, не бороться на ринге… Это же ненормально. Плохую политическую ситуацию можно решить хоть как-то посредством культуры и спорта. У меня очень много друзей в России. Я не говорю, что Россия – плохая страна, я говорю, что у меня есть близкие в Абхазии и Самачабло, и я не могу их увидеть.