Путинские поправки в Конституцию нужны не для того, чтобы оставить президента России у власти, считает сенатор Андрей Клишас, один из сопредседателей рабочей группы по обсуждению поправок. Зачем они нужны, можно ли совмещать политические и социальные поправки и можно ли переписывать преамбулу, Клишас рассказал в интервью Би-би-си.
«Я ожидал, что это произойдет позже»
Би-би-си: Для вас стало неожиданным предложение Путина в послании о поправках в Конституцию?
Андрей Клишас: Я знал, что поправки готовятся, у нас были определенные наработки, и мы согласились с тем, что когда будет складываться определенная политическая ситуация, когда это будет удобно обсуждать, они будут внесены. То, что это произойдет именно сейчас, для меня было неожиданностью. Я ожидал, что это произойдет позже.
Би-би-си: Для чего все-таки это делается? Многие считают, что Владимир Путин предложил внести поправки в Конституцию, чтобы так или иначе продолжить управлять страной на какой-то из позиций. Это так?
А.К.: Это не так. Когда начинают так говорить, я всегда задаю вопрос: скажите мне где написано вот это «так или иначе» в тексте президентских поправок? Где вы это видите? В каком месте это написано?
Би-би-си: Безусловно, ни в одной из поправок не написано, о том, что Владимиру Путину разрешается и дальше занимать должность президента. Но из тех предложений, что уже сейчас прорабатываются в качестве варианта, называют Госсовет или такое формальное перераспределение баланса между ветвями власти, которое создаст институт «президента 2.0«— и таким образом обнулит сроки Владимира Путина.
А.К.: Ну глупость очевидная! Знаете, все эти спекуляции, которые не основаны на тексте, и разного рода домыслы — люди дописывают то, чего нет, и потом начинают это комментировать и этого пугаться. Не нужно этого делать, читайте текст поправок! Не нужно додумывать за нас и за президента, что там могли бы дописать. Читайте тот текст, который внесен. Там все просто достаточно.
Что сложного в системе, которая предлагается? Да, президент перераспределяет часть своих полномочий в пользу парламента. Этому посвящено много моментов. Госсовет — что там такого написано про Государственный совет? Написано, что это конституционный орган. Что он функционирует в рамках полномочий президента. И основная его задача по сути дела — это координация выполнения всех крупных национальных государственных программ, потому что у нас федеративное государство.
У нас существует разграничение предметов ведения между федерацией и субъектами, поэтому необходим какой-то орган — и это не правительство, которое федеральные вопросы решает, это не Совфед, который в первую очередь занимается законотворчеством и выполняет федеральные функции в сфере назначений и так далее. Но орган, который будет консолидировано видеть всю ситуацию по реализации крупных национальных программ не только на федеральном, но и на региональном уровне.
Решили, что это будет Госсовет. Понятное и простое решение. Нет никакой конспирологии.
«Парламентская процедура никуда не делась»
Би-би-си: Вы вот говорите — смотрите и отталкивайтесь от текста поправок. Но это просто невозможно, потому что мы не видим полную картину, поправки продолжают появляться как грибы после дождя.
А.К: Нет, возможно оттолкнуться от проекта, который внес президент. Если какие-то поправки появятся в дальнейшем, а их сейчас десятки, рабочая группа обсуждает каждый вторник и четверг, подгруппы заседают и между заседаниями большой рабочей группы… Сейчас уже комитет Госдумы начал рассматривать — какие-то отклоняются…
Берите реальные тексты уже одобренные — их и анализируйте! Тем более, что в любом случае нам предстоит еще второе чтение в Думе и голосование по этим поправкам. Вот тогда вы получите текст, и его обсуждайте. Не надо придумывать ничего.
Я понимаю так, что придумывание этого всего веселит определенную публику, порождает кучу всякой конспирологии, на чем кормятся политологи, телеграм-каналы и прочие. Мне это понятно. Но меня-то про это не спрашивайте, потому что для меня это малоинтересная сфера.
Наша задача в том, чтобы внесение изменений было сделано максимально четко, корректно, полномочия этих органов были прописаны, и были четкие отсылки, в каких законах это будет детализировано. Вот собственно и все.
Я не собираюсь заниматься ни конспирологией, ни выдумыванием, ни политологией, поскольку я знаю реальное содержание текстов и поправок и, скажу вам, нет там глупостей этих всяких.
«Слава богу, что президент составил группу не только из юристов»
Би-би-си: В рабочей группе собрано большое количество совершенно разных людей, но большинство из них не имеют отношения к юриспруденции. Вы, как ее сопредседатель, удовлетворены качеством анализа и профессионализмом ее членов?
А.К.: И спортсмены, и общественники, представители творческих профессий, актеры — это граждане России, которые имеют право обсуждать Конституцию. Что в этом удивительного? Я посмотрел бы, как в любой западной стране, когда представители общественности начали бы обсуждать положения, им стали бы тыкать в то, что они не юристы и должны помолчать. Думаю, мягко говоря, нормальным людям такая позиция показалась бы странной.
Поэтому и [режиссер Александр] Калягин, и [атаман Николай] Долуда, и доктор [Леонид] Рошаль, и академик [Александр] Чубарьян — они вносят огромный вклад в эту историю, потому что это известные авторитетные люди. Это представители реального гражданского общества, ими никто не манипулирует, никто не руководит.
Например, на той неделе я встречался до заседания с Рошалем, он принес [предложения] по своим медвопросам, общественные и профессиональные организации врачей высказывают предложения. Мы с ним сидели, разбирали эти поправки. То же самое и Чубарьян. Он мне час рассказывал про опыт разных итальянских парламентов. Он реально этим увлечен и этим занялся.
И слава богу, что президент составил группу не только из юристов. У юристов тоже есть свои проблемы — начинают обсуждать разного рода доктринальные положения. И всем хочется своим теориям, диссертациям, работам и учебникам найти подтверждение в Конституции. И если их там нет, туда их вписать. Их мало беспокоят общественные настроения, запросы, ожидания людей. Им важно чтобы были правильные определения, чтоб одно билось с другим.
Но Конституция — это не автореферат любимой аспирантки, где нужно записать все ровно так, чтобы тебе все нравилось и было очень красиво. Это политический документ. Поэтому давайте относиться к ней прежде всего как к политико-правовому документу. Он в первую очередь должен отражать настроения общества и его ожидания.
«Нам закон 1998 года не мешает»
Би-би-си: Можно ли вносить эти поправки одним документом? Многие эксперты говорят, что нет. Например, даже [бывший премьер Дмитрий]Медведев, когда вносил поправки в Конституцию в 2008 году, разбил их на два отдельных законопроекта.
А.К.: Можно. Вот существует закон от 1998 года. Как вы думаете, сколько дней у нас бы заняло взять и признать его утратившим силу, если бы он нам реально мешал? Ну что нам стоит при конституционном большинстве в Думе, при согласии Совета Федерации взять и убрать его вообще? Ну, если мы реально считаем, что какие-то положения этого закона не позволяют нам в таком виде вносить законопроект о поправках в Конституцию… Да не было бы его уже! Это заняло бы три-четыре дня.
Би-би-си: Поскольку никто не ожидал, что Путин внесет эти поправки сейчас, возможно просто не успели?
А.К.: Да почему бы не успели? Ну хорошо, внесли бы сейчас до принятия его в третьем чтении — на прошлой неделе бы успели. Дума заседает — ну что мешает?
Меня больше всего интересует, а вас-то почему так интересует процедура? Что вы в этой процедуре видите такого? Я же объясняю, что нигде не сказано, что эти поправки должны быть связаны по предмету регулирования. Сказано где-нибудь такое? Нет! Взаимосвязаны они между собой? Да! Они содержатся в едином тексте послания президента! Которое направлено на регулирование важнейших аспектов с точки зрения взаимоотношений президента и парламента. Я считаю, что это взаимосвязь.
Би-би-си: Это взаимосвязь через текст послания президента. Но по смыслу, например, пенсии и суды между собой не взаимосвязаны…
А.К.: Я считаю, что это абсолютно пустой вопрос, который вообще странно, почему кого-то беспокоит — взаимосвязаны они как-то между собой или нет? Президент считает, что для улучшения качества жизни людей необходимо совершить несколько действий: вписать в Конституцию положение об индексации, улучшить взаимодействие между органами власти, потому что от этого зависит качество жизни людей.
Они взаимосвязаны тем, что президент считает, что есть комплекс мер (он их перечислил), включая изменение Конституции, которые должны положительно сказаться на жизни людей. Что здесь сложного?
Би-би-си: Почему нельзя разбить все поправки в Конституцию на несколько законопроектов?
А.К.: А зачем?
Би-би-си: Просто потому что они не связаны одна с другой…
А.К.: Я вам сказал, в чем состоит моя позиция. Я больше это комментировать не буду. Считаю, что нам закон 1998 года не мешает. Если бы он нам мешал, мы бы его просто признали утратившим силу и потратили бы на это три-четыре дня.
Дальше мы считаем, что взаимосвязь между всеми этими поправками есть. Она заключается в следующем — это качество жизни людей. Я в этом убежден и обсуждать это больше не буду, потому что это скучный и неинтересный вопрос. Вы пытаетесь влезть в какие-то процедурные вопросы российского законодательства, которые абсолютно не влияют на содержание. В чем смысл? Ну разбили бы мы их на три или на пять частей — что бы от этого изменилось?
Кроме того, что мы должны были бы пройти пять раз одну и ту же процедуру — то есть в течение дня голосовать не один, а пять раз. Ну и голосовали бы. Результат был бы такой же, как и при голосовании за все. Какая разница? В чем интрига?
Би-би-си: Есть предположение. Например, по данным социологов, большинство поддерживает индексацию пенсий и запрет избираться в президенты людям с иностранным гражданством или видом на жительство. А про Госсовет у людей нет понимания. Пришлось бы объяснять тогда, что это такое и зачем.
А.К.: Да мы и так это будем объяснять. К тому же, если вы посмотрите ВЦИОМ, все позиции — и взаимоотношение с Думой, с Советом Федерации, перераспределение полномочий — там более 60% людей это поддерживают. То есть люди этим тоже интересуются. Нет никакой проблемы.
И обратите внимание, что это исследование ВЦИОМ было проведено еще до того, как мы реально стали людям разъяснять. А ведь когда они пойдут на голосование — уже будет текст, мы начнем комментировать и разъяснять каждую поправку. Потому что сегодня в отсутствие окончательного текста начинать разъяснять конкретные положения не вполне корректно.
Так что люди это поддерживают. Я не вижу никакой сложности, и мне странно, почему вдруг в эти процедурные моменты вцепились и начинают их полоскать.
Би-би-си: Вы как юрист наверняка не станете спорить, что процедура — это как раз важно…
А.К.: Это важно, но для нас. Это неважно с точки зрения общественного мнения — в одном тексте или в пяти.
Я знаю, люди говорят, например, вот нам нравится тема определенной индексации, кому-то нравится, что больше функций будет у парламента, кто-то поддерживает формулировки, кто-то считает, что этого недостаточно. Но я не видел ни одного человека, кроме каких-нибудь журналистов, которого беспокоило бы, в один или в пять документов это внесено. Я ни разу не слышал, чтобы это кого-то правда беспокоило. Не было такого.
Поэтому это придуманный вопрос, не имеющий отношения к действительности. На него у меня есть простой ответ. Статья 136 Конституции нам про это ничего не говорит. Но если бы мы на самом деле считали — я, Крашенинников, [еще один сопредседатель рабочей группы Талия] Хабриева или [глава государственного правового управления Кремля Лариса] Брычева, — что нам закон 1998 года мешает, его бы уже не было. Вот и все.
«Решили, что будет общероссийское голосование. Так и будет»
Би-би-си: Существуют вопросы и разные мнения относительно юридической значимости самого «общероссийского голосования», которого [ранее]не существовало.
А.К.: Да…
Би-би-си: И вдруг оно появилось.
А.К.: Парламент имеет право установить любую форму реализации народовластия. У нас есть референдум. Но мы решили его не применять, потому что он касается процедуры изменения 1-й, 2-й и 9-й глав Конституции. Поэтому в данном случае мы принимаем новую форму волеизъявления граждан — мы назвали его общероссийское голосование.
Его процедуру мы подробнейшим образом прописываем. И многие вещи списываются сейчас с президентской кампании. Речь идет об общественном контроле, участии в этом гражданского общества и так далее. Парламент имеет право это установить. Это наше безусловное полномочие — в каком виде граждане будут участвовать в тех или иных общественно значимых процессах, в том числе связанных с построением системы органов госвласти.
Мы решили, что это будет общероссийское голосование. Так и будет.
Би-би-си: Оно будет иметь какую-то юридическую значимость?
А.К.: Да, будет иметь юридическое значение. Это будет четко прописано. Есть вторая статья в законе, который был внесен президентом. Там как раз будут прописаны все вопросы. И в зависимости от результатов этого голосования либо эти поправки станут частью Конституции, либо не станут.
Би-би-си: Это как раз мой следующий вопрос. Имеет ли Владимир Путин право не подписывать закон, который будет принят парламентом, поддержан регионами?
А.К.: Нет, не имеет.
Би-би-си: Какой смысл в голосовании, если президент будет обязан подписать закон в любом случае?
А.К.: Вы меня не слышите. Есть процедура принятия закона, процедура подписания закона. Специально в этом законе устанавливается процедура вступления его в силу. И есть процедура, связанная с опубликованием этого закона. В данном случае есть еще процедура с одобрением его законодательными собраниями субъектов.
Мы все эти процедуры последовательно пройдем. Специальным законом будет предусмотрена процедура, которая поставит внесение этих поправок в зависимость от результатов общероссийского голосования. Президент Владимир Путин подпишет этот закон. Но если по результатам общероссийского голосования эти поправки не будут одобрены гражданами, они не вступят в силу. Если люди поддержат, то президент подписал специальный акт, который тоже будет прописан в этом законе, который введет в действие эти поправки.
Это достаточно простая юридическая конструкция. Почему опять столько вопросов возникает?
«Лично мое мнение — преамбулу поменять можно»
Би-би-си: Появилось большое число предложений по изменению и дополнению преамбулы Конституции. На каком основании, если в законе вообще ничего не сказано о том, что ее можно менять?
А.К.: Правильно. Нам закон или Конституция запрещают изменить преамбулу?
Би-би-си: Наверное, это вопрос к Конституционному суду, разве нет?
А.К.: Если мы посчитаем нужным, мы туда обратимся.
Би-би-си: Вы обратитесь?
А.К.: Конституция нам не запрещает менять преамбулу. Просто авторы Конституции 1993 года забыли прописать, можно ее менять или нельзя ее менять. Поэтому у нас нет никаких ограничений. Да, мы можем спросить Конституционный суд, и мы его спросим, если реально захотим это сделать. Мы сейчас не знаем этого.
Да, у нас есть предложения различных религиозных и общественных лидеров. Кто-то хочет бога вписать туда, кто-то — традиционные ценности. Это все имеет право на жизнь.
Вопрос политической целесообразности. Менять или не менять, или когда-нибудь потом этим заняться. Лично мое мнение — преамбулу поменять можно. Я как юрист считаю, что упоминание бога и традиционных ценностей хуже эту Конституцию не сделают. Есть много развитых стран, в том числе европейских, со старыми традициями, та же самая Швейцария, в обладании вида на жительство в которой меня постоянно обвиняют… Там все это есть, и люди там прекрасно живут.
Если у нас общество посчитает, что это нужно сделать, значит все это туда нужно вписать. Вот и все. Но сейчас это не самый актуальный вопрос. Имея сотни поправок в рабочей группе и десятки в Госдуме, странно сейчас сосредоточиться на преамбуле. А вот если после этого рабочая группа решит перейти к преамбуле и поймет, что ее нужно поменять, тогда мы начнем обсуждение, какие там могут быть изменения.
Би-би-си: В 2015 году депутат [Евгений]Федоров уже пытался внести правки в Конституцию, а именно в преамбулу. Тогда глава профильного комитета по конституционному законодательству Владимир Плигин и руководитель аппарата правительства Сергей Приходько дали отрицательные заключения — написали, что менять нельзя.
А.К.: Ну это их личная точка зрения. А у меня другая. Там есть подпись Клишаса? Плигин и Приходько считают, что нельзя. А Клишас считает, что можно! Если Конституция не говорит, можно или нельзя, у нас могут быть разные точки зрения.
Би-би-си: Почему такой кардинальный разворот произошел в течение всего пяти лет, как вы думаете?
А.К.: Какой разворот? Совет Федерации и меня не спрашивали никогда, можно ли меня преамбулу. Я такого не помню. А если Плигина спросить, наверняка он и сейчас считает, что нельзя. А я скажу, что можно. И что теперь? Наверное, если мы придем к тому, что нужно поменять преамбулу и с учетом того, что есть мнение Плигина и мнение Клишаса, тогда придется спросить Конституционный суд.
Вы думаете, что есть установка от президента изменить преамбулу что ли? Нет. Об этом ничего не сказано в послании.
Мы вообще не знаем, хочет ли он менять преамбулу. Вот будет очередная встреча с президентом, и тогда можно будет спросить. Просто вам кажется, что это все спектакль отрегулированный? Это не так! Если бы это был спектакль, мы бы наверное все заранее как-то срежиссировали.
Но есть часть людей, которые говорят, что преамбулу менять не нужно. Я считаю, что преамбула в политическом документе должна отражать те настроения, которые в обществе господствуют. Она же декларативна! Почему, если она отражает настроения общества, ее нельзя менять? Почему мы, принимая многие новые положения в Конституцию, должны оставлять ее неизменной? Хотя сейчас прошло чуть меньше 30 лет.
А если через 50 лет вдруг кто-то решит поменять Конституцию, он тоже не сможет тронуть преамбулу? Хотя к тому моменту пройдет уже под 100 лет от ее принятия. Ну глупость! Это должны решать люди.
«Истину найти невозможно»
Би-би-си: Вы наверняка обратили внимание, что среди экспертов существует точка зрения, что предложенные изменения все же касаются 1-й и 2-й главы. А значит, необходимо проводить референдум.
А.К.: Пусть продолжают так считать. Я считаю по-другому.
Би-би-си: Ну а как же тогда найти в этом споре истину?
А.К.: Истину найти невозможно, потому что истинно или ложно — это результат дедуктивного умозаключения. Эксперты высказывают свои настроения. Если вы поставите пять юристов, вы точно обнаружите 15 мнений по поводу того, касаются ли предложенные изменения 1-й и 2-й главы.
Россия остается федеративным государством, президентской республикой. С точки зрения прав и свобод человека почему для меня важно сохранить 2-ю главу? По крайней мере, ничего оттуда не вычеркнуть? Потому что 2-я глава — это не несколько страничек текста. Это примерно с десяток томов постановлений Конституционного суда, которые касаются раскрытия содержания того, что такое права и свободы.
Для меня как для юриста самое важное — сохранить весь этот объем. Поэтому я не хочу затрагивать положения 2-й главы. Потому что есть риск потерять многое из этих решений, наработок, правовых позиций КС.
Мы не можем лишить граждан конституционных прав или лишить их гарантий реализации этих прав. А если мы дополняем социальный блок (ну, например, вводим индексацию пенсий), чем это плохо для людей? Это хорошо. Мы разве отменяем какие-то права или гарантии у людей? Если же мы что-то добавляем и находим для этого должное место в главах с 3-й по 8-ю, давайте это делать.
«И Германия не исполняет, и Италия»
Би-би-си: А прописывание в Конституции приоритета российского права над международным не является изменением первых глав?
А.К.: Нет, потому что наш КС уже это сформулировал. Так же как КС Германии, Италии, как британский суд. Они четко сказали, что ЕСПЧ безусловно имеет право толковать конвенцию. Только вопрос в том, что мы не подписывались под этими толкованиями. И мы их выполняем, хотя не подписывались под ними.
Вот можем открыть Конвенцию о правах и свободах. Покажите мне, где там написано, какой объем избирательных прав должен предоставляться лицам, которые находятся в местах лишения свободы? Где там что-нибудь про это? Нету.
Мы брали на себя обязательства, когда подписывали конвенцию, что предоставим весь объем прав лицам в местах лишения свободы? Нет. Вообще кто-нибудь в Европе под этим подписывался? Нет. Полтора десятка стран ввели ограничения избирательных прав для лиц в местах лишения свободы? Есть.
В Великобритании вообще поражены в правах лица, которые не содержатся в местах лишения свободы, как у нас по Конституции, а которые просто уголовным судом осуждены. Их поражают в избирательных правах. В конвенции про это ничего не написано.
Великобритания, как и Россия, имеет право установить свои правила. Дальше ЕСПЧ говорит: у нас консенсус сложился, мы пришли к выводу, что еще вы должны делать вот это. Мы говорим: ну хорошо — и делаем. Но коллеги, когда в Конституции написано прямо противоположное, вы что от нас хотите? Чтобы мы каждый раз, когда вы толкуете конвенцию, то есть порождаете новые нормы, чтобы мы каждый раз под ваше толкование приспосабливали Конституцию?
Некоторые уважаемые юристы говорят мне: да, хотим. Но вот Великобритания, например, не хочет — и она не исполняет. У нас решение ЕСПЧ по делу Анчугова и Гладкова не исполняется, а Великобритания свои не исполняет — и не собирается. И Германия не исполняет, и Италия.
Да, мы дали КС такое право уже федеральным конституционным законом. Нам-то что теперь делать? Поэтому мы теперь в Конституцию вписываем, что если в истолковании эти положения противоречат Конституции, мы не будем их исполнять. Мы здесь поступаем так же, как европейские государства. Просто мы всем честно решили об этом рассказать — и вписали это в Конституцию. А кто-то это решает просто через решение судов.
Би-би-си: Это делается, в том числе чтобы не исполнять решения ЕСПЧ, а Россия одна из лидеров по числу решений Страсбургского суда и по коммерческим спорам типа «дела ЮКОСа»?
А.К.: В деле ЮКОСа не было написано, кому платить. Откройте и посмотрите. Выплатить сумму икс многомиллиардную. Кому? КС начал разбираться, что же за решение и как его исполнить? Были большие публичные слушания. Материалы есть, они доступны. КС подробно расписал, почему не может быть исполнено решение.
«Зачем там 19 судей?»
Би-би-си: В поправках число конституционных судей предлагается сократить, а также дать возможность судей отзывать. Это снизит независимость судов?
А.К.: Не отзывать, а через Совет Федерации. Я считаю, это даст положительный эффект и для Конституционного суда, и для Верховного, и для других судов.
Отчасти проблема в том, что у нас люди воспринимают судей как замкнутую корпорацию, которые никому не подотчетны и только сами разбираются друг с другом. Это неправильно. Посыл президента состоит в том, что это не так. Судьи также подотчетны обществу, как и все другие чиновники и государственные деятели в стране.
Нам говорят, что люди не доверяют судьям. Да, в каких-то ситуациях такое есть. Но как мы можем ситуацию изменить, сделать их подотчетными обществу? У нас нет процедуры выбора судей, кроме мировых в отдельных субъектах. Это регулируется законодательством субъектов. Но сегодня Высшая квалификационная коллегия, которая состоит из тех же судей и представителей общественности, может отрешить судью от должности, может снять председателя суда. Какова публичность этой процедуры?
Вы хоть раз в СМИ видели репортажи с обсуждения такого вопроса в ВККС [высшей квалификационной коллегии судей]? А такие есть — их ведь и назначают и снимают. Президент говорит: давайте начнем хотя бы с высшего уровня. Это же не замкнутая корпорация, которая решает все для себя, давайте введем публичную парламентскую процедуру.
Пусть, если на судью давят правоохранители, следствие или может быть ФСБ (может, он не выполняет их указаний и его хотят за это снять) — ну что, лучше закрыться в комнате ВККС, пообсуждать и принять решение? Или если судья придет в Совет Федерации, встанет на трибуну под камеры СМИ и скажет: меня незаконно хотят снять, вот представление на мое отрешение, вот я вел такое-то дело, а на меня давили такие-то люди и я не согласен!
И Совет Федерации будет принимать решения. Какая процедура более прозрачна и понятна обществу? Та, которая сейчас, или та, которая предлагается президентом? Ответ очевиден. Чем процедура будет более прозрачно и открыто проходить, тем больше надежность этой процедуры для принятия объективного решения.
Что, лучше, когда они в своей закрытой корпорации решают? Мы знаем, что каждая закрытая корпорация в конечном итоге начинает руководствоваться собственными интересами. Не должны быть судьи закрытой корпорацией, и не будут.
Би-би-си: А сокращение числа судей тоже не снижает?
А.К.: Нет, конечно. Потому что когда эту Конституцию писали, был совсем другой закон о Конституционном суде. Непонятно было, сколько будет дел в КС, этот процесс только начинали. Поэтому назначили 19 судей, но разделили этот суд на две палаты, в одной было 10 судей, в другой — девять. И обе палаты прекрасно справлялись со всем.
Но потом выяснилось, что дел не так много, зачем две палаты? Загрузка-то какая? КС сейчас принимает 40 постановлений в год, а в Германии несколько тысяч. В чем смысл — 19 судей? Потом приняли закон, объединили, и они теперь все дела слушают на пленарном заседании. Палат больше нет. По старому закону они единичные дела рассматривали на заседании — например, о толковании Конституции. Сейчас все дела рассматривают на пленарном заседании. Зачем там 19 судей?
Вот мы тогда приняли решение, которое совместно обсуждали и в парламенте, и с ГПУ [главным правовым управлением Кремля] обсуждали — просто перестали представлять для назначения. Ну, объективно люди должны быть загружены должным образом. Сейчас их там 15. Я знаю, что трое судей выходят в отставку в этом году, в следующем еще один судья выходит в отставку просто по возрасту.
У нас, конечно, будет переходное положение, мы никого не собираемся увольнять. Их уже в конце следующего года будет 11, дай им бог здоровья и долголетия и творческого и прочего.
Если брать самый известный суд — Верховный суд США. Население США в два с гаком раза больше нашего — но там их [судей] девять, и они как-то справляются. Хотя граждане США судятся по поводу и без. Поэтому как сокращение на независимости нашего суда скажется? Ерунда все это!
