За кадром каждого громкого политического процесса в России остаются партнеры подсудимых. Они посвящают свои жизни тем, кто оказывается в тюрьме, но в большинстве случаев пары рано или поздно расстаются. Русская служба Би-би-си разбирается, как и почему отношения не переживают тюрьму.
6 декабря 2019 года обвиняемый по «московскому делу» Егор Лесных выступал на слушаниях с последним словом. Прямо во время речи в суде он сделал предложение своей девушке Дарье Блиновой.
«После всего случившегося я многое переосмыслил. Увидел поддержку своей девушки, которая борется за меня до конца. Увидел поддержку многих неравнодушных граждан страны, которые пишут письма поддержки. Жаль, что их нельзя приложить в качестве характеристики», — сказал Лесных.
К этому моменту он встречался с Дарьей Блиновой больше трех лет: девушка переехала к нему в Москву из родного для молодых людей Волжского. В квартире вместе с ней и Егором жили еще два рыжих кота. Всё закончилось 14 октября 2019 года, когда утром к ним пришли с обыском и забрали мужчину в СИЗО. Егора Лесных обвинили в том, что на митинге 27 июля он, пытаясь отбить задержанного, ударил росгвардейца.
С тех пор Дарья все время посвящает поддержке Егора: стоит в одиночных пикетах с плакатом «Любовь сильнее страха», собирает документы, нужные для суда и для того, чтобы организовать свадьбу, придумала мерч на продажу — сумки и футболки, всё это в том числе нужно, чтобы отдать кредит за Егора.
7 декабря суд признал Егора Лесных виновным и приговорил к трем годам колонии.
https://www.instagram.com/p/B8AMlfwoWxP/
Когда я спрашиваю, тяжело ли быть невестой политзаключенного, Дарья улыбается: «От нуля до ста это где-то тысяча. Я себя называю «личный менеджер Егора Сергеевича». Я сейчас даже своей жизнью не живу, я живу жизнью Егора исключительно. Ну, и еще котиков кормлю».
Дарья Блинова не единственная, кто через это проходит — или прошел.
Тюрьма разрушает браки, уверена основательница благотворительного проекта «Русь Сидящая» Ольга Романова, и обычно это случается вскоре после ареста. «Чаще всего ты приходишь в тюрьму на передачу в первый и последний раз в жизни. Тут надо выбирать, ты спасаешь себя и детей — или мужчину. Тюрьма отнимает вообще все время: ты приходишь к семи утра в комнату передач (и проводишь там весь день), поездки на зону — это минимум четыре дня. Тюрьма — еще и очень дорого, мужика надо кормить полностью, плюс поездки и адвокаты. И женщина принимает решение этим не заниматься. У нее просто нет возможности: ей не с кем оставить детей, а если она весь день в тюрьме, то кто будет работать?»
Но политзаключенные — другое дело, ведь семья политзека получает общественную поддержку, недоступную большинству: на адвоката собирают деньги, передачи отправляют организованно. Казалось бы, таким парам должно быть легче сохранить брак. На практике часто оказывается не так.
Фигурки на свадебный торт
Студентка-психолог Анна Карпова и левый активист Алексей Гаскаров планировали свадьбу на лето 2013 года. Делали ремонт в квартире, Аня заказала в интернет-магазине фигурки на свадебный торт.
С митинга на Болотной площади в Москве 6 мая 2012-го, в котором они оба принимали участие, а Алексей пострадал (полицейский разбил ему голову в кровь), прошло уже больше года.
Один из немногих публичных людей в левом движении, Гаскаров еще до Болотной успел провести в СИЗО пару месяцев — по делу о нападении антифашистов на администрацию Химок в 2010-м. По этому делу его оправдали, а в 2012 году он избрался в Координационный совет оппозиции. Невесту активиста смутно беспокоила его известность.
«По нарастающей шли процессы, и мне казалось очевидным, что грозовая туча приближается, — вспоминает Анна. — Я не думала, что будут арестовывать всех подряд, но как раз публичные люди в группе риска. А мы вообще-то свадьбу планируем!»
«Было много сигналов, которые говорили о том, как все может закончиться, — соглашается теперь Алексей. — Мы однажды ехали домой, в Жуковский, и стали эту тему обсуждать: как я себя веду, не сильно ли я рискую, не приведет ли это к посадке. Я говорил, что нет: я ничего такого не делаю, а «болотное дело» уже год назад было, вряд ли теперь за это посадят. Мы поссорились, в итоге Аня поехала к своим родителям, а я к своим».
На следующее утро в квартиру молодых людей пришли с обыском. Алексея арестовали, и впоследствии признали виновным в участии в массовых беспорядках и применении насилия к представителю власти. Он провел в заключении три с половиной года. Их с Аней свадьба состоялась уже в СИЗО.
«Он в тюрьме, с него пылинки надо сдувать»
Первая проблема, с которой столкнулись Анна и Алексей — невозможность нормально поговорить. «Как будто во ФСИН есть специальный чувак, который продумывает, как сделать так, чтобы всем было плохо, чтобы они расстались и обвинили в этом друг друга», — говорит Аня.
Свидания в колонии разрешены раз в три месяца — и получить все положенные не всегда удается, потому что комнат для свиданий хронически не хватает. В СИЗО длительных свиданий вообще нет: увидеться с родными можно только через стекло и решетку, а разрешение на свидание выдает — или не выдает — следователь. Более того, если родственник проходит по делу свидетелем, то шансов получить свидание с подследственным у него практически нет. Письма читают цензоры, так что обсуждать интимные вопросы в них тоже непросто. Многие звонят близким по нелегальным телефонам, ночью, когда охрана не замечает — но трубки могут в любой момент найти и отобрать.
«Кроме рефлексии, Леше было больше нечем заняться, — вспоминает Аня. — Он мог пережить какие-то фантазии, обидеться, помириться — все в моё отсутствие».
Сам Гаскаров рассказывает о случае, когда он обещал сокамернику достать важную вещь, и попросил Аню принести ее с ближайшей передачей.
Приближался его день рождения, и Аня передала торт — такой большой, что посылка превысила лимит веса. Тогда она выкинула оттуда ту самую, обещанную сокамернику вещь, из-за чего супруги потом поссорились. «Есть нюансы, которые с воли не понятны: всем кажется, что ты просто сошел с ума и требуешь какой-то херни», — говорит Алексей сейчас.
У Татьяны, жены другого «болотника» Алексея Полиховича, те же впечатления. Татьяна и Алексей несколько лет — с юношества — были лучшими друзьями. Близкие отношения возникли у них буквально за несколько недель до ареста.
«Люди расходятся, потому что в обычной жизни есть возможность что-то обсудить и решить, а в тюрьме это отсутствует начисто, зато много пространства, чтобы себя накручивать, — говорит Таня. И признается, что усугубляла это недопонимание: — Ну, и я занималась излишним обереганием человека. О части проблем он не знал: он же в тюрьме, с него пылинки надо сдувать. У меня была установка, что ему там хуже, чем мне — что неправда. Вам может быть плохо по-разному, но глупо меряться, кому хуже».
Таня и Аня много времени провели в суде на одном и том же процессе. Их истории похожи: обе девушки выходили замуж в СИЗО, обе публично защищали мужей. И обе в конце концов с ними расстались.
«Ты оказываешься в яме»
До ареста жениха Анна Карпова училась на нейропатопсихолога. Весной 2013 года она бросила недописанным диплом о детях с аутизмом и ушла с последнего курса, чтобы вместе с адвокатами искать доказательства невиновности жениха (отсматривать сотни видео с Болотной площади), общаться с журналистами, носить передачи. Летом стало понятно, что нужны деньги и пора срочно искать какую-нибудь работу.
Аня устроилась журналисткой в «Сноб.ру». Она уверена, что взяли ее туда в основном из сострадания: «Я пришла без образования, без всего, и мне дали постажироваться. В мою сторону была какая-то симпатия, сочувствие людей отовсюду».
Сочувствие и поддержку, по её словам, она ощущала постоянно: «Все мои друзья, мои родители, люди, с которыми я познакомилась благодаря этому делу, всегда интересовались, как у меня дела, всегда советовали отдохнуть. Только два человека этого не делали, я и Леша».
«Человек, который на воле, сам себя сажает в тюрьму, — объясняет жена Алексея Полиховича Таня. — Тебе кажется, что ты не имеешь права радоваться — сидишь с постным лицом и ждёшь. И есть истории, когда мужчины из тюрьмы говорят: ты веселишься, а как же я».
«Он мог позвонить, а я вечером у друзей сижу, и на фоне слышно много голосов, мужских, женских, — вспоминает Аня. — И даже если это не претензии впрямую — мол, домой иди — ты же слышишь интонацию человека… Это отпечатывалось, и моё поведение менялось: я переставала участвовать в жизни, которая про мое благополучие. Он сидит, а я тут веселюсь — разве так можно». Сам Алексей сказал Би-би-си, что никогда не обижался на то, что жена развлекается — а наоборот, испытывал вину за то, что из-за него она делает это редко.
«Человек постоянно нуждается в связи с тобой — это его попытка не быть в тюрьме, — объясняет Таня. — Тебе звонят в час ночи, то есть ты работаешь на нормальной работе, но у тебя суперненормированный график жизни. И у тебя нет выходных от звонков. Обслуживание человека в тюрьме — это огромная работа. И если ты не восполняешь ресурс отдыхом и заботой о себе, распределением обязанностей — ты оказываешься в яме».
По ее словам, она забывала нормально есть и отдыхать, начала страдать от бессонницы: «Я себя считала человеком-функцией и довела до жесткого нервного истощения. Твоё тело такое: пошла **** [к чёрту], я больше не буду с тобой иметь дела».
Таня осознала, что силы у нее кончились, только когда она, «человек-функция», не смогла больше функционировать. Девушка пошла к психологу, но было поздно: с Алексеем они расстались летом 2015 года, на вторую годовщину свадьбы.
К тому времени он находился в заключении около трех лет, сидеть ему оставалось всего несколько месяцев. «Как и во всех отношениях, тут бывают кризисы. Мы расстались, потому что возник кризис, а я была такая выгоревшая ***** [полностью], что просто не выбралась», — так описывает разрыв Таня.
«Для меня тяжкий груз — быть грузом»
Ивана Асташина арестовали в Москве в 2010 году по делу запрещенной в России «Автономной боевой террористической организации»: серию поджогов зданий ФСБ в Москве и области, а также торговых павильонов, где работали мигранты, обвинение и суд квалифицировали как терроризм. Ивану на момент ареста было 18 лет.
Уже из тюрьмы он написал подруге, с которой общался в интернете еще подростком, а потом потерял из виду. Так, по переписке, Настя и влюбилась в Ивана. В 2012 году Асташина приговорили к 13 годам колонии, а в 2013-м он сделал Насте предложение. Она стала ездить к нему на свидания в норильскую колонию.
Правозащитные организации не считают Асташина политзаключенным. Однако некоторые активисты считают его осужденным по политическим мотивам, а обвинение в терроризме — необоснованным. Националисту Асташину много лет помогает левый активист Владимир Акименков, собирая деньги для помощи ему. Так что Настя, как и жены политзаключенных, получала помощь на передачи и свидания. В 2016 году девушка закончила учебу и нашла свою первую работу — в ресторане. Она гордилась тем, что наконец будет обеспечивать свои и Ванины нужды самостоятельно.
«Все эти годы, с 2012-го по 2016-й, вся я была в деле АБТО, в Ване: толкала в массы эту историю, приезжала на свидания, встречала его подельников, которые освобождаются. Вся моя жизнь была — суды, адвокаты, Ваня. И тут появилось что-то еще», — вспоминает жена Асташина Анастасия Совилайнен.
Работа увлекла ее неожиданно сильно: «Вдруг стало не хватать времени, я перестала отвечать на Ванины звонки. Я в свой выходной не хотела вставать в 6 утра, чтобы с ним поговорить. У меня копилось раздражение, я не могла себя заставить сесть и написать письмо».
Тогда и начался разлад в отношениях. Перед Новым годом Настя не успела забронировать комнату для свиданий в колонии, и Иван заподозрил ее в том, что она сделала это нарочно — просто не хотела ехать. «У меня случилась истерика, потому что доказать я ничего не могу, это исключительно вопрос доверия — а его нет. Тогда во мне что-то сломалось окончательно», — вспоминает Настя.
На свидание она все-таки поехала, «потому что надо». После него Иван сам предложил Насте расстаться.
«На свидании я укрепился в своем мнении, что Настя устала от этих отношений и что муж, сидящий в норильском лагере, для нее тяжкий груз. А для меня тяжкий груз — быть грузом», — написал он Би-би-си в письме из колонии.
«Мой совет тем, кто заехал холостым — не женитесь, — продолжает Асташин. — Не мучайте себя и женщину, готовую выйти замуж за з/к. Это безумие. К тому же, это еще один рычаг давления на арестанта. Закроют в ИВС — не будет свидания, переведут в СУС — будет два свидания вместо трех. А когда у тебя нет жены, ты абсолютно свободен в своих действиях».
************************************************
Разошлись с женами или девушками осужденные по «болотному делу» Дмитрий Ишевский и Андрей Барабанов, отсидевший три с половиной года в колонии Олег Навальный. «Если вы понимаете, что ваши отношения не крепкие — лучше сразу отпустить человека, не мучить лишний раз», — советует Барабанов. Девушка оставила его спустя два года после задержания.
О семейных проблемах рассказывает и узник «болотного дела» Сергей Кривов: говорит, жена выгнала его из дома, когда он после отсидки решил продолжить заниматься активизмом и отправился наблюдателем на выборы. Впрочем, потом, по его словам, смилостивилась и приняла обратно.
Развелся и «болотник» Александр Марголин, и Надежда Толоконникова из Pussy Riot, которая провела в заключении два года после панк-молебна в храме Христа Спасителя. Впрочем, и Марголин, и муж Толоконниковой Петр Верзилов уверяют, что и в их расставании тюрьма роли не сыграла.
Распался брак первого осужденного по статье о неоднократных нарушениях правил митингов Ильдара Дадина. Оказавшись в колонии, Дадин жаловался на пытки, а на воле именно его жена, Анастасия Зотова, начала активную кампанию в его защиту. В итоге она добилась сначала перевода в другую колонию, а затем и отмены приговора. Через несколько месяцев после освобождения Дадин написал в «Фейсбуке», что жена ему изменила, и они расстались. Анастасия от комментариев Би-би-си отказалась.
После тюрьмы
Алексей Гаскаров вышел на свободу в октябре 2016 года. Наконец-то они с Аней начали жить как семья.
«Вы по факту уже другие люди, вам нужно заново познакомиться, — описывает это время Аня. — Мне 25, я из студентки превратилась в профессионала, нашла работу и реализовалась, у меня множество новых знакомых, которых Леша не знает. Я прожила здесь целую жизнь, в которой Леши как бы не было. А Леша заморозился в наших отношениях в 2013 году».
Аня успешно строила карьеру журналиста в Москве: сейчас она работает в видеопродакшене «Амурские волны», была соведущей в документальном шоу о табуированных в России проблемах, которое вышло на ТВ-3. А её муж не мог найти работу из-за судимости.
Алексей вспоминает, что когда они начали встречаться, Ане было всего шестнадцать, а ему на шесть лет больше: «У нас была общая жизнь, где, возможно, моя роль была более доминирующей. А из-за тюрьмы у нее появилась возможность по-другому на все посмотреть. До всего этого, возможно, у нее была роль моей подруги. А сейчас у нее абсолютно самостоятельная история, даже более значимая, чем моя: она реально стала сильнее, осознаннее, сейчас она работает на телевидении, ведет сложную программу. Я думаю, это причина, почему так все получилось».
Аня признает, что много лет позволяла Алексею «рулить отношениями». Но для нее картина сложнее: «До этого я всю жизнь строила вокруг тебя и твоей тюрьмы. Я и из института ушла, и на отдых не ездила, и пошла работать на случайную работу. Пусть это и оказалась лучшая работа в моей жизни, но в тот момент я же этого не знала! Скопилась критическая масса обид, которая очень сильно повлияла на наши возможности познакомиться заново».
Аня признается, что не знает ни одной пары, которая после тюрьмы осталась бы вместе: они с мужем продержались полтора года.
Журналистка Ольга Романова и ее муж Алексей Козлов — целых пять лет. Тем не менее Ольга уверена, что их отношения разрушились именно из-за тюремного опыта.
Романова и Козлов были вместе 16 лет. Правда, они фактически расстались до его ареста, но когда Алексей попал в тюрьму, Ольга стала основным человеком, который его поддерживал. Фактически она была одной из первых жен заключенных, начавших активную публичную кампанию в поддержку мужа. После пяти лет такой деятельности Ольга создала «Русь Сидящую» — сейчас это одна из крупнейших организаций, помогающих заключенным и их семьям.
- «Если нас забудут, мы пропадем». Как выносили приговоры обвиняемым по «московскому делу»
- Олег Навальный в финской тюрьме. Тюрьма, исправление и наказание
- Путин уволил главу ФСИН. Какие скандалы случились во время его работы
В 2019 году Романова написала в «Фейсбуке», что бывший муж ушел к ее лучшей подруге. «Я была уверена, что наш брак прочнее всего на свете, кто угодно может развестись, только не мы. Из-за того, что мы прошли совершенно невероятные испытания», — признается она теперь.
«Действительно очень важный момент — привычка жить порознь, — подтверждает Романова ощущения других жен заключенных. — Я полностью наладила свою отдельную жизнь, не нужно было спрашивать ничьего мнения, как лучше сделать. Я отдала за мужа огромные кредиты, решила очень много нерешаемых вопросов и чувствовала себя очень сильной. Как с такой жить?»
Ольга считает, что вышедший на свободу муж рядом с ней ощущал себя слабым: «У мужчин в тюрьме образуется комплекс. Они воспринимают жен и подруг как матерей: тех, кто защищает, кормит, успокаивает. Это такая твоя беременность. И он себя считает зародышем».
А выйдя из тюрьмы, мужчины начинают стесняться этой зависимости, испытывать вину за то, что женам пришлось заботиться о них, считает Романова: «По мере того как они изживают в себе тюрьму, они изживают и тебя. Ты — комплекс».
Бывший муж Ольги Алексей Козлов отрицает, что чувствовал что-то подобное: «Любой мужчина — я говорю про себя — в тюрьме испытывает психологические сложности, ведь он был кормильцем, был основным. Он понимает — и я говорил это Ольге — что ей тяжелее, чем мне. Понимает, что это все из-за него, а он позаботиться о семье не может. Когда человек освобождается, встаёт на ноги, возвращает возможность быть мужчиной, эта ситуация уходит».
Козлов называет другую причину разрыва: когда самой Романовой из-за грозящего ей уголовного дела пришлось уехать из России, он вынужден был руководить «Русью Сидящей» и ради этого оставить свой бизнес. «Это то, что мне было не близко как основное занятие — это очень сильно повлияло на наши отношения. С моей, прежде всего, стороны», — говорит он теперь.
«Ты начинаешь обрастать собой»
«В профиле «Инстаграма» люди пишут, кто они. У меня все эти годы было написано «жена Вани Асташина», — вспоминает Анастасия Совилайнен. — А после [расставания] начинаешь превращаться в Настю, которая менеджер ресторана, которая любит путешествовать, которая ходит в спортзал, которая взяла собачку из приюта. Ты начинаешь обрастать собой, ты видишь, что вокруг происходит много всего интересного, а не только суды и Норильск». Когда Асташин расстался с Настей, она переехала в Санкт-Петербург, где давно мечтала жить: «Я стала развивать карьеру, пересмотрела все свои взгляды на брак, забилась татуировками: я себя начала ставить на первое место».
Тане было сложнее адаптироваться к жизни свободной женщины после расставания с Алексеем Полиховичем.
«У меня была установка, что я не справилась, я плохой человек и я не заслуживаю быть счастливой больше никогда, — вспоминает она. — У других отношений, которые были после Леши, не было шансов быть нормальными. Я думала: со мной плохо поступили — ну так я другого и не заслуживаю».
Таня ненавидит клише «жена декабриста»: «Героика — отстой. Ты живой человек, а тебя превращают в миф, и у тебя нет возможности обычные человеческие чувства испытывать: ты либо в боевой стойке, либо умираешь в соплях».
В том числе из-за романтизации «жен декабристов» Таня не могла простить себя: «Кажется, что это не просто отношения, а ОТНОШЕНИЯ, и, если не вывозишь, ударяешься в самобичевание». После расставания с Алексеем Таня пошла к терапевту, ей выписали антидепрессанты. Теперь она называет себя «амбассадором психотерапии» и всем советует не стесняться искать психологической помощи.
Еще один элемент терапии Таня придумала сама — когда сходила в Театр.док на спектакль «Подельники» о «болотном деле». В конце спектакля на экран выводят письмо женщины, которая не выдержала и бросила мужа в тюрьме — оно составлено из писем девушки Андрея Барабанова. Тане такая репрезентация не понравилась: «Это такой Франкенштейн, мы обезличенное месиво из функций, которых ждет от нас общество».
Тогда она решила сделать свой спектакль и полноценно рассказать в нем о том, что происходит с теми, кто ждет близких из тюрьмы. Театр.док идею поддержал. «Я списалась с другими девушками, — рассказывает Таня. — Мы несколько раз встречались, но не столько работали над спектаклем, сколько это была терапевтическая группа. Это очень классная штука для нас — почувствовать своё не-одиночество в этом, принятие каких-то вещей. И неважно, получится ли спектакль, эффект уже есть».
Группе бывших жен очень благодарна Анастасия Совилайнен: «Оказывается, что не ты плохая. Не твоя вина, что у тебя не хватило сил и ты не смогла героически дождаться, не получилась суперкрасивая история. И не его вина».
«У меня был просто катарсис, — вспоминает эти встречи Анна Карпова. — Я разрешила себе почувствовать те чувства, с которыми спорила и себе говорила: «Блин, Ань, хватит ныть. Уже столько лет прошло, почему у тебя до сих пор слезы на глазах, когда ты о длительных свиданиях вспоминаешь?» И тут оказалось, что так у всех девочек. Это магическое переживание: узнать, что это не ты тупенькая и кривая, а твои переживания естественны».
Сейчас Настя почти не общается с Иваном Асташиным, но продолжает им восхищаться: «За эти два года были какие-то приключения, романы — но ничего, похожего на чувства. Ваня, видимо, задал очень высокую планку. Когда узнаешь, что существуют такие люди, потом на всех смотришь как на говно».
Аня с Алексеем Гаскаровым расстались мирно и говорят друг о друге уважительно. «Леша для меня очень близкий человек, которого невозможно из жизни вычеркнуть, — говорит Аня. — Мы пока общаемся не чаще, чем когда он сидел: наверное, потому что пока не нашли язык».
Таня преодолела чувство вины и начала отношения, в которых она не страдает. «У меня есть отношения. У Леши есть отношения. Я люблю Лешу очень сильно, он моя семья», — просто говорит она.
Ольга Романова тоже в новых в отношениях. «Первое, что мне сказал мой бойфренд: «Ты мне не мать», — говорит она. — Я такая: опа! Я не ожидала, что оно во мне так сидит».
Просто посидеть и поплакать
«Инстаграм» Дарьи Блиновой называется «Даша-почти-Лесных». «Когда я пришла делать свою первую передачу, первое мое впечатление — типичная девушка зека, с передачей, потасканная — ужасное слово, но это прям оно. Свадебное платье откуда-то из нулевых. Это для меня, видимо, был травмирующий момент, и я такая: «Никогда!» Я надену платье, только когда будет нормальная церемония».
Платье для «нормальной церемонии» Дарья нашла, в своем «Инстаграме» она опубликовала фото из примерочной.
Егор сидит в тюрьме с 14 октября, и сложности с коммуникацией Даша уже чувствует. Молодые люди могут поругаться даже в письмах. «Он один раз мне написал: что ты мне лимонов не принесла, я же тебе десять раз писал. А я десять раз ответила, что у меня лимит закончился, а в магазине [при СИЗО], где можно после лимита покупать, нет лимонов. У меня эти лимоны вот здесь уже! — рассказывает Даша, но тут же смягчается. — Но при этом я и его понимаю».
«Сейчас я немножко начала понимать психологию: ему так или иначе нужно выплескивать на кого-то эмоции. А выплескивать их там — это самого себя подставлять. Пусть он их лучше сливает на меня, а я буду просто это спускать на тормозах».
Даша признается, что никогда не умела просить и только сейчас учится принимать помощь. А помощь ей нужна — в том числе денежная, потому что передачи стоят дорого, а работать Даша не успевает. Помогать вызываются многие — и московские активисты, и друзья Егора. Панк-тусовка из родного для обоих ребят Волжского собирает деньги для передач. И все-таки Даша чувствует, что с друзьями у нее «очень плохо»: «Егор — это все: и любимый человек, и друг, и отцовские какие-то качества — он меня оберегал. И вдруг ты всего этого лишаешься, остаешься одна. Мне бы хотелось, чтобы был человек, с которым можно было бы просто посидеть и поплакать, обиду высказать: на Егора, на поддержку, на государство, на жизнь…»
«Терпелки-то у меня хватит, — спокойно говорит Даша. — Но я реалист. Любовь до гроба — это красиво, но этими сложностями можно все задавить, убить».
Поэтому Дарья Блинова так и не купила то самое, полюбившееся ей свадебное платье.
«Я уже не та, которая была до 5 часов утра 14 октября, и он уже не тот, — говорит она. — Я не думаю, что мы с ним расстанемся, пока он там. Почему-то я больше боюсь того, что будет, когда он выйдет».
Фото Евгения Фельдмана
