«Это был вечер 13 августа. 1992 год. Мы купались в море. Вообще я не люблю заходить в воду, но в тот вечер меня было оттуда не вытащить. Все уже вышли на берег, и дядя окрикнул меня: «Вылезай, завтра еще приедем!». Следующую картину помнят все. Я как вкопанная стою по колено в воде и говорю: «А вы разве не помните фильм «Завтра была война»?».
На рассвете она началась.
* * *
Эту историю мне рассказывает безымянный женский голос из плеера. Файл подписан, как «воспоминание о первом дне войны жителем Сухуми».
В годовщину начала войны в Абхазии мы решили вспомнить выставку, повествующую о конфликте начала 90-х. Это — экспозиция под названием «В коридорах конфликта. Абхазия, 1989 — 1995». В комнатах – забытые или неизвестные до этого документы, фотографии, личные письма и воспоминания участников и свидетелей событий. Среди них – и политики, и те, кто невольно оказался в гуще военного хаоса. Архив собирался на протяжении пяти лет грузинскими и абхазскими исследователями в рамках «Проекта памяти».
Как говорит один из участников проекта Вано Абрамашвили, спустя столько лет важно дать новому поколению больше информации.
«Мы собираем факты, которые ни к чему не побуждают. Только к получению больших знаний. Мы хотим, чтобы обнародование стало первым шагом к осмыслению прошлого. Прошло достаточно времени, чтобы уже начать говорить о возможностях, которые были в тот период, и научится чему-то, исходя из нашего прошлого».
Начало конфликта
Рауф Чепиа (директор абхазского телевидения)
«До 6 -7 класса я жил в Гаграх и не знал, что живу в Абхазии. Я думал, что она начинается где-то после Гудаутского района. Я был неописуемо рад, узнав о том, что живу в Абхазии. Настолько там не было ничего абхазского. Все мы были больны нашей ситуацией. Мы ощущали себя на вторых позициях. Я всегда любил своих грузинских друзей, но, когда дело доходило до национальных моментов, напряжение чувствовалось всегда».
В Абхазии требование о восстановлении статуса союзной республики прозвучало 18 марта 1989 года в селе Лыхны. Митинги и забастовки стали ответом грузинского населения. Спустя недели случилась трагедия 9 апреля — разгон митинга за независимость Грузии, начавшегося с «абхазской темы».
Потом была сидячая забастовка студентов в Сухуми, которые требовали открытия Сухумского филиала Тбилисского госуниверситета. Требование решили удовлетворить. Началась забастовка абхазов. В городе стали возникать локальные потасовки, одна из которых в середине июля закончилась гибелью 16 человек.
Далила Пипия (в то время профессор Абхазского государственного университета)
«Иду по проспекту Мира, заворачиваю за университет и вижу толпу, камеры. Говорят, грузинские студенты голодают, потому что идет ослабление грузинского языка. Они хотят отсоединиться от университета. Это был март 1989 года. Чтобы университет не разделился, был создан комитет по сохранению университета из 13 человек. Помню, шли постоянные дискуссии: «Абхазская сторона, грузинская сторона… абхазская сторона, грузинская…». Один из наших преподавателей на грузинском языке встал и громко сказал: «Разве вы не знаете, что это нам навредит?».
Нона Кобалия (жительница Абхазии)
«Оглядываясь назад, не понимаю, как я там жила. Оказывается, я столько уступала. Каково это — сидеть в автобусе и слушать, как о твоей нации говорят плохо. Я тогда не вмешивалась. У моих дядь жены абхазки. У них сыновья красавцы, очень их любила, всегда рада была, когда они приходили в гости. Но когда они выпивали, то начинали огрызаться, мол, вы, грузины, у нас лучшие места забрали, а нам издалека приходиться ехать. Почему у нас тогда не было реакции? Оставили бы им этот университет…».
В тот момент руководство смогло стабилизировать ситуацию. Конфликт на время был урегулирован.
Гамсахурдия – Ардзинба. «Все стало только хуже».
Исследователь Вано Абрамашвили считает: правильное чтение архива может показать, что сегодня Грузия проводит не ту политику, которую должна. По его словам, представленная фактология показывает, что ошибки были допущены с обеих сторон.
Гиви Ломинадзе до войны был министром внутренних дел Абхазской автономной республики. По его мнению, на состоявшейся 8 января 1991 года встрече Звиада Гамсахурдия с Владиславом Ардзинба, президент Грузии, в патриотизме которого Ломинадзе не сомневается, как дипломат и общественный деятель «показал себя на низком уровне».
Ход встречи и отсутствие политической воли Ломинадзе считает ошибкой, недопущение которой помогло бы улучшить сложившуюся на тот момент напряженную ситуацию.
«Мы убедили Ардзинба, что он должен встретиться с президентом. Такие решения означали успокоение населения. Я сказал ему: «Если вы боитесь туда ехать, я поеду днем ранее, а моя жена и дети сядут в тот вертолет, в котором будете вы». Мы договорились. Я приехал в начале января. В Осетии тогда началась война. Я сообщил Гамсахурдия, что кто-то должен встретить Ардзинба. «Этого еще не хватало, чтоб его встречали. Пусть приезжает», — ответил Гамсахурдия. В итоге я встречаю Ардзинба. Везу его в «Калакури» на завтрак. На три часа мы назначаем встречу в парламенте. Мы пришли. Охрана начала досматривать. Вот зачем ты это делаешь? Это же оскорбление. Это разве шаг к диалогу? Я вижу, что все становится только хуже. Гамсахурдия при разговоре даже не поднял голову».
По словам Ломинадзе , единственное, чем интересовался первый президент, – это вопросы типа «директором мясного комбината Гагры был грузин. Почему его сняли?». Экс-глава МВД республики вспоминает, что потом они пошли к председателю Совета министров Тенгизу Сигуа. Ломинадзе попросил «мягко» вести себя с Ардзинба. Сигуа встретил последнего с объятиями, обещал в два раза больше, чем тот требовал.
«Когда мы выходили, Ардзинба сказал: «Вот человек! С ним работать можно. А с тем [Звиадом] все ясно». Вы понимаете?».
Обострение обстановки
В начале января 1992 года Звиад Гамсахурдия, которого по итогам гражданской войны отстранили от власти, покинул Тбилиси. В страну пригласили Эдуарда Шеварднадзе. Уже в марте 1992 года экс-министр иностранных дел СССР возглавил Госсовет.
В феврале в Тбилиси объявили о восстановлении Конституции Грузинской Демократической Республики 1921 года. Летом Верховный совет Абхазии восстановил Конституцию 1925-го. Это было ответной реакцией. Впрочем, через два дня Тбилиси отменил это постановление.
Бывший депутат Верховного совета Абхазии Акакий Гасвиани вспоминает конфиденциальный разговор с Владиславом Ардзинба 22 июля 1992 года. Как говорит Гасвиани, по его поведению тогда стало понятно, что Ардзинба запрограммирован на войну.
«Мы говорили о том, как избежать конфронтации. Момент, о котором я говорю, очень важен для того, чтобы понять, кто и зачем питал абхазский сепаратизм. Я напомнил ему пакты мухаджирского периода, грузино-абхазские пакты. И я довел его до логического заключения, что эта война погубит абхазов. Говорю ему: «Ваши же предки довели абхазов до мухаджирства. А что за этим последовало, вы сами прекрасно понимаете. Вы доведете Абхазию до катастрофы. Вы попадете в такую беду, выйти из которой будете только мечтать. И вы не выйдете оттуда без помощи грузин». Он задумался, от нервов его мышцы на лбу стали дергаться. У него в руке была тонкая кожаная папка. Он встал, ударил ею по столу и сказал:
«Черт возьми! Война так война!»
Я потом его за руку взял и спросил: «Владислав Григорьевич, мы с вами разве должны воевать?». Он тогда вдруг просветлел будто: «Почему? Мы с тобой?». «Тогда скажи мне, где я должен стоять? Или я должен стать предателем своей страны, встав на вашу сторону и выступив за выход Абхазии из Грузии, или я вынужден встать на сторону Китовани и Иоселиани, чего я не хочу», – сказал я ему. Он остановился, задумался и вышел из кабинета».
10 августа 1992 года Тбилиси объявил о намерении ввести в Абхазию войска, чтобы охранять железную дорогу, по которой грузы из России попадали в Армению. Вооруженные силы возглавил министр обороны Тенгиз Китовани.
«Война началась!»
«На пляже купались люди. Был сезон. Над головой начал кружить вертолет. Он стрелял по воде. Люди стали выбегать, крича: «Война, война началась!».
14 августа 1992 года объединения внутренних войск Грузии вошли на территорию Абхазии с Зугдидского района. Как заявляют члены государственного совета, об этом был осведомлен председатель Верховного совета Абхазии Владислав Ардзинба. Этот «военный марш», как его назвали сами участники, предусматривал неотложные мероприятия по защите железной дороги. Несмотря на договоренность, началась вооруженная стычка в Очамчирском и Гулрыпшском районах. Грузинские военные разбили лагерь у въезда в Сухуми. В тот же день абхазская сторона объявила военную мобилизацию.
* * *
«Мой муж поехал в аэропорт провожать своего знакомого. Его долго не было, я начала бить тревогу. За окном в это время слышались странные звуки. Я тогда не знала, что это автоматный ряд. Муж не появился и на второй день. Я пошла в милицию сообщать о муже, на что мне ответили: «Женщина, вы вообще о чем спрашиваете, у нас война началась!».
* * *
15 августа грузинский морской десант вошел в Гагры и поднял грузинский флаг на российско-грузинской границе. Абхазское руководство оказалось в военной блокаде.
После того, как люди оказались в военном хаосе, их ежедневная жизнь нарушилась, структура общества коренным образом изменилась, некоторые связи разорвались. Но какие-то все же смогли сохраниться, несмотря на летящие пули с двух сторон.
«Так вышло, что мой отец вырос в семье абхазов, в Очамчирском районе. У семьи не было детей, поэтому его приютили. Но потом родилось четверо детей, и все они называли моего отца братом. Мы ходили на свадьбы друг к другу, на праздники, но я бы не сказал, что мы были очень близки. Но когда мой отец умер, как они меня поддержали… Если абхаз называет тебя братом, то он не даст «заднюю»».
Это воспоминания жителя Абхазии Эмзара Нармания. На третий день после похорон его отца началась война.
«У этих людей была претензия ко мне, почему я сам организовал похороны и не дал им в этом поучаствовать. Меня попросили, чтобы на 40 дней они сами взяли на себя все расходы. Им и в голову не пришло, что мой отец – грузин. Я им сказал про 40 дней, но кому было до этого, война началась. Голод начался в Ткварчели. А они пришли на эти 40 дней с сумками, полными еды. Люди умирали с двух сторон, кто-то ненавидел друг друга, в городе уже были чеченцы, казаки… Вокруг все были удивлены, что абхазы приехали ко мне в дом. Возможно, кто-то из наших солдат убил их родственника. Но они пришли. Потому что мой отец был им братом».
18 августа грузинские вооруженные силы вошли в Сухуми, что вызвало противостояние на улицах города. Представители абхазских властей покинули город, перебравшись в Гудауту.
Зураб Джгубурия (экс-депутат Верховного совета Абхазии)
«Только увидев танк, я узнал, что мой «мудрый» президент Шеварднадзе сказал, что для защиты железной дороги в Сухуми должен войти танк. Я пошел посмотреть. Впервые увидел грузинский танк. На это было немного отвратительно смотреть. Ну, да ладно, подумал я, это армия, в танке ведь сидит человек. Это была обыкновенная толпа! Кто бы защитил Сухуми? Его должны были защищать госструктуры. Разве миротворческий батальон защитил бы его? От кого? От воровства? То, что развалился Советский Союз – это правильно. Но мы развалили устоявшуюся структуру – Грузинскую Республику. Мы отменили Конституцию».
Рудик Цатава (экс-депутат Верховного совета Абхазии)
«Было полвторого. Нам сказали идти к мосту Ингури. Мы, Совет, прокуратура, силовые структуры поехали к мосту Ингури. Видим, едет 50 единиц техники. Но какой! Некоторые развалены, некоторые на тросе. Я тогда подумал: «Мы пропали!». Как техника, которая переходит мост на буксире, может дойти до Сухуми?».
Давид Гулуа (экс-министр внутренних дел Абхазии)
«Вошел в кабинет покрасневший Ардзинба. Он говорил с Тбилиси. «Что вы со мной как с ублюдком разговариваете?! Со мной так нельзя!», – положил трубку. Он обратился ко мне: «Вы хотите противостояния, и вы его получите. В Тбилиси останется только проспект Руставели, и то – разрушенный». Он сказал это в апреле. Слово в слово. И вышел из кабинета. Если спросить людей, они ответят, что все это было заложено заранее. Но ничего подобного. Если бы мы выбрали правильный подход, то избежали бы всего этого».
Падение Сухуми. Чуберский перевал
К 20 сентября военно-политическое напряжение приняло необратимый характер. Шеварднадзе по радио объявил, что начинается решающая борьба за Сухуми. Началась эвакуация женщин и детей. В эти же дни из Грозного в Тбилиси прилетел Звиад Гамсахурдия. Он провел митинги в Сенаки, Чхороцху и Зугдиди. В Гали и Очамчире он встретился с военными. Представители правительства начали переговоры со сторонниками Гамсахурдия. Безрезультатно.
В результате интенсивных боев 27 сентября соединения абхазской стороны заняли центр Сухуми. Эдуард Шеварднадзе перешел в Агудзеру. Оставшиеся в Сухуми председатель Совета министров Абхазии Жиули Шартава, мэр Сухуми Гурам Габескирия, 27 сотрудников Совета министров и вооруженная охрана были взяты в плен. Их расстреляли в тот же день.
Парламент призвал Шеварднадзе вернутся в Тбилиси, чтобы избежать большего кровопролития и гражданской войны. Грузинская армия стала отступать в направлении Кодорского ущелья. Население последовало за армией. Десятки тысяч людей, у которых не было достаточного продовольствия и теплой одежда, направились к Чуберскому перевалу. Более 250 тысяч грузин бежали из Абхазии. Некоторых вывезли на кораблях, но большинству пришлось пешком преодолевать перевалы Сванети.
Около 500 человек замерзли в пути.
Дареджан Курдгелия (жительница Абхазии)
«27 сентября я была в Сухуми. Парни, стоя на коленях, рыдали: «Сухуми пал!». 30 сентября мы бежали. Сколько мертвых, сколько раненных. Где-то ребенок мертвый лежал… Тогда мой сын спросил: «А если бы я умер, ты меня бы так же оставила?».
По воспоминаниям Дареджан, у одной женщины умер сначала один ребенок, потом второй. Третьему тоже становилось плохо. Она передала его в чьи-то руки, сказав: «Подержите минуточку, я сейчас вернусь». А сама прыгнула с обрыва.
Дареджан вспоминает, как умирала беременная женщина, как не евшая уже 8 дней знакомая умоляла о ломтике хлеба, и о том, как в Чубери одна местная жительница на просьбу дать ребенку одно яблоко, выпалила: «Почему ж вас прямо там не расстреляли?».
Гоча Хундадзе (житель Абхазии)
«Много людей идет. Грязь. Дороги прокладывают танки, которые идут впереди нас. Люди несут вещи, надеясь продать их. Но уже не могут. Потребовалось девять дней на преодоление дороги. Люди согревались костром. Еды взяли мало, но все же хватало. Некоторые ждали вертолета. Но там всего было 25 мест. Оттуда кидали хлеб. Но я его ни разу не встречал. Местные разве только воду давали. Хотя сами пили из реки. По дороге то человек замерзнет, то кто-то умрет от остановки сердца».
Гоча вспоминает отложившуюся в его памяти надпись: «В 25 метрах лежит мертвый молодой парень. Кто может, похороните его».
«Бесследно исчезнет и эта могила»
По инициативе Совета национальной безопасности и обороны в Грузии была создана комиссия по освобождению заложников и пленных среди мирного населения. Она работала в чрезвычайном режиме. Население, оказавшееся в зоне контроля сепаратистов, эвакуируется. Начинаются разговоры о фактах этнических чисток с надеждой, что международные организации соответственно среагируют. Кабмин начинает поиск временного жилья для ВПЛ.
Паата Закареишвили (член созданной комиссии)
«В Тбилиси не ощущалась война. Мы привезли в аэропорт порядка 15 гробов. Я сидел на цинковом гробе, а вокруг туристы в цветных нарядах летали в Дубаи. Это был абсолютный сюр. Туристы в цветных платьях. А у меня стекает пот, потому что я должен разнести гробы по домам».
Самым сложным, вспоминает Закареишвили, было звать родителей на опознание.
«Никто не хотел откапывать абхазских солдат. А их нужно было откапывать, тела класть в мешок. На мешке детально расписывать, что на нем было надето и т. д. Я это делал. Мы приводили родителей. Мы им говорили, что «мое-твое» здесь не существует. Откапывать всех. Помню, мы одному отцу показали место, где, возможно, был закопан его сын. Привели его. Сами ушли по своим делам. Вернулись, а он даже не притронулся. Возможно, он поступил правильно».
* * *
«Я просила соседку в случае моей гибели передать эту мою рукопись-дневник тебе. Я не для себя его писала, а для будущих потомков. Это – картина нашей жизни в Сухуми в период пребывания в нем грузинских войск и мои горестные размышления. Не судите, если что не так я написала. Все искренне, от души, без всякой фальши и рисовки. Пусть служит им памятью обо мне и об этой горестной странице нашей истории. Будьте счастливы».
– Люся, 21 июля 1993 г.
