Он очень хотел жить
Беременность Анны Волковой проходила легко и без осложнений. Девушка рассказывает, что регулярно наблюдалась у нескольких врачей, сдавала все необходимые анализы, КТГ и каждые две недели делала УЗИ. Старалась всячески перестраховаться. Вечером 27 июня Анна почувствовала т. н. тренировочные схватки и вместе с мужем Гиоргием решила, на всякий случай, заехать в клинику Гагуа, где, собственно, планировала рожать. Анна была на 33-й неделе беременности. Когда супруги доехали до клиники, схватки уже закончились. Несмотря на то, что, по словам Анны, врач должна была сделать УЗИ и КТГ, она ограничилась тем, что послушала сердцебиение малыша и провела визуальный осмотр.
«Она послушала сердце, сердце билось. Провела осмотр руками. Руками на этом сроке запрещено делать что-либо, потому что это может спровоцировать преждевременные роды, выпадение пуповины или повредить плодные оболочки. Она там все потрогала. Спросила, не хочу ли я лечь в больницу. Выписала папаверин, бускопан и сказала, что мы можем ехать».
Через пару часов Анну разбудили сильные боли. Клиника находилась недалеко от дома, и уже через несколько минут девушка с мужем были в Гагуа. Как рассказывает Анна, ее доставили в больницу в полусогнутом состоянии, с сильными болями и в поту.
«Не нужно быть врачом, чтобы понять, что происходит что-то не то»
«В принципе, не нужно быть врачом, чтобы понять, что происходит что-то не то. Они спросили, что со мной происходит. При этом я была вся белая и мокрая. Первое, о чем можно подумать в такой ситуации, что у человека кровотечение, потому что, когда человек теряет кровь, начинается геморрагический шок. Профессионал сразу бы понял, что что-то не так».
Врачи вновь послушали доплером сердце ребенка, но в этот раз сердцебиения уже не было. Анне дали колбы для анализов, сказали сдать кровь и попросили показать документы, которые у нее были с собой. После чего, пригласили узиста. Специалист пришел спустя еще минут десять.
«Я лежала на кушетке, они стояли вдвоем, смотря в монитор, и разговаривали друг с другом. Я не понимала, что они говорили на грузинском, но старалась понять что-то по интонации, в их голосе не было паники. Я спрашивала, все ли хорошо. Они не обратили на меня внимания. Тогда я подумала, что, наверное, я просто отравилась, раз переживаю только я, а у них паники не было», – рассказывает Анна.
После УЗИ врач сказала мужу Гиоргию принести домашнюю одежду, которая была у них с собой, и сходить в аптеку за эластичными бинтами. Первый ребенок у Анны родился через экстренное кесарево сечение. Тогда, по воспоминаниям девушки, счет шел на секунды.
«Разрезали по спине одежду, в которой я пришла, ставили спинальную анестезию, а все приготовления делали по пути в операционную. В этот раз было не так, и я подумала: значит, ничего страшного».
Девушку переодели, посадили на каталку, замотали бинты и повезли. Анна вспоминает: ей никто не говорил, что происходит. «Планировала, что утром буду уже дома, там остался маленький сын». Муж ждал в приемной.
Когда Анна поняла, что ее привезли в операционную, и начала спрашивать, что происходит, медсестра ответила: «Все расскажет лечащий врач». В этот момент анестезиолог сделал девушке укол. Анна говорит, что до тех пор, пока не закончилась операция, ей так и не рассказали, что произошло.
«Когда пришел врач, он, видимо, понял, что ситуация критическая. Меня начали резать до того, как подействовала анестезия. Я кричала, что все чувствую, после чего мне что-то вкололи в капельницу, и я отключилась. Очнулась, когда операция закончилась. Спросила, где ребенок и что с ним. Мне сказали, что ребенок в реанимации».
«Если ты действовал по правилам, тебе не нужно что-то скрывать»
По документам Сима родился в 8:18, а пациентка поступила в больницу в 8:10. Анна и Гиорги говорят, что прибыли намного раньше, примерно в 7:35. Но почему-то записи с камер видеонаблюдения клиника не сохранила, как и результаты УЗИ, на которых можно было увидеть время его проведения. По документам у Анны было центральное отслоение плаценты – ситуация, в которой необходимо максимально быстро извлечь ребенка, он начинает задыхаться. Если бы у клиники сохранились результаты УЗИ, на них, скорее всего, был бы виден диагноз девушки и разница во времени – между данной процедурой и операцией.
«То есть, если учесть время, которое мы находились в клинике, пока проводили все анализы и УЗИ, уже получается, что мы не могли приехать в 8:10, потому что ребенка достали в 8:18. Они же не могли сделать все это, включая операцию, за 8 минут? Я думаю, что, если ты действовал по правилам, тебе не нужно что-то скрывать», – отмечает Анна.
Анализы Симы при рождении
Все это время Гиорги не знал, что его жене делали кесарево сечение. Ни ему, ни Анне клиника не предоставила никаких документов на подпись. Как правило – это согласие на хирургическое вмешательство. По словам адвоката семьи, больница была обязана сделать это до операции. После кесарева из-за большой потери крови девушку перевели в реанимацию. Симу тоже. Малыш был в коме, его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Сима не пережил сепсиса, который вызвала пневмония.
Через некоторое время с Анной и Гиоргием связался менеджер клиники по сложным случаям. Родители рассказали ему о произошедшем, сказали, что, по их мнению, врачи потеряли слишком много времени. Менеджер пообещал во всем разобраться. После этого с родителями Симы никто так и не связался. Клиника не принесла извинений и не попыталась объяснить ситуацию.
«Почему у одной из самых дорогих родильных клиник Грузии нет элементарно бинтов? Это были платные роды, я – гражданка России, мне все равно бы пришлось платить за операцию. Или у них их просто не было. Это не странно? А если этот случай экстренный и со мной никого нет, кто бы пошел в аптеку?».
На запрос СОВЫ в клинике Гагуа ответили, что принимают все необходимые меры для обеспечения безопасности клиентов.
После того, как больница не вышла на контакт с супругами, пока Сима еще находился в реанимации, родители обратились с заявлением в министерство здравоохранения. Предварительно предупредив неонатолога ребенка, чтобы та не удивлялась, если к ней придут из полиции с вопросами. После этого врач сама позвонила Гиоргию и предложила поговорить с юристами клиники без полиции.
«Но вместо того, чтобы сказать: «Давайте разберемся, кто виноват», они говорят: «Давайте мы расскажем вам, как все было»», – вспоминает Анна.
Подав заявление в Минздрав, Анна и Гиорги 1,5 месяца ждали ответа. Только после того, как 13 августа Сима умер, и его родители подали повторное заявление, они получили документ, в котором говорилось, что по данному делу начато разбирательство.
В клинике Гагуа на вопрос СОВЫ о стандартах оказания срочной помощи и предоставлении договора о согласии проведения экстренной операции дали лишь общий ответ: «Клиника работает по международным стандартам, агенство по регулированию медицинской деятельности министерства здравоохранения участвует в расследовании, будут приняты соответсвующие меры».
История родов Марьям из Ирана
История Анны и Гиоргия с трагическим исходом для клиники Гагуа оказалась не единственной за последние полгода. Марьям Кейханзаде переехала с мужем в Тбилиси из Ирана два года назад. Спустя восемь лет после свадьбы они узнали, что ждут двойню. 14 апреля в Гагуа появились на свет мальчик и девочка.
На 30-й неделе беременности у Марьям отошли воды и начались схватки. Принимавший роды врач настаивала на естественных родах – вопреки просьбам пациентки и ее мужа о кесаревом сечении в связи с рисками, связанными с рождением двойни. Марьям рассказывает, что испытывала сильные боли, поскольку у девушки был пессарий – устройство, фиксирующее шейку матки и предотвращающее ее раскрытие. Оно помогает предотвратить преждевременные роды.
Перед естественными родами пессарий необходимо снять. Из-за фиксатора в шейке матки у Марьям и не было расскрытия. Видя отсутвие расскрытия, не сняв пессарий, врач начала давить на живот девушки, чтобы спровоцировать роды. В результате было решено все-таки сделать кесарево сечение. Операцию проводил глава клиники. Мальчик умер спустя три дня после родов, а девочка из-за гипоксии, внутрижелудочкового кровоизлияния и перивентрикулярной лейкомаляции получила инвалидизирующие травмы. Позже Марьям узнала, что пессарий так и оставили в ее теле.
«Они даже не извинились перед нами»
Общее горе объединило Марьям и Анну, теперь они намерены обратиться в суд с коллективным иском.
«Клиника должна отвечать за свои действия, а не просто говорить: «Иди и делай, что хочешь». Они даже не извинились перед нами. Я не оставлю этого», – говорит Марьям.
За четыре месяца нахождения дочери в перенотальном центре, родители заплатили клинике 40 000 лари (около 13 тысяч долларов), так как ребенок не является гражданином Грузии.
На фотографии, которую показала Мариам, на теле еще живого мальчика, помещенного в реанимацию, видны синие пятна.
«Не приближайтесь к клинике Гагуа»
О своем трагическом опыте Анна стала активно рассказывать в соцсетях. Серия постов нашла отклик у многих интернет-пользователей.
Вскоре в Facebook появилась группа «Не приближайтесь к клинике Гагуа». Там девушки делились своими историями. В одном из постов Анна написала, что адвокат, к которому они обратились, может проконсультировать пострадавших и тех, кто хотел бы впоследствии обратится в суд.
«После поста в Facebook-группе «Не приближайтесь к клинике Гагуа», мне начали писать другие девушки, что были в такой же ситуации. Тогда от знакомых я начала узнавать, что у главы клиники есть влиятельные связи. Многие мне говорили, что у меня не получится ничего добиться, и против кого я вообще пошла», – говорит Анна.
https://sovanews.tv/2020/02/12/ekaterina-mariposa-chto-nuzhno-znat-o-professii-douly/
Интересно, что всего через несколько дней после создания страницы ее администратор Нино Гориславская сообщила, что устала и не имеет достаточных ресурсов для ведения группы. После этого девушка решила удалить посты и участников. Девушек, которые просили не удалять истории, Нино блокировала.
Адвокат семьи Гиорги Цобахидзе рассказал СОВЕ, что на данный момент по делу идет уголовное и административное разбирательство. Телу ребенка провели экспертизу. К делу подключилось и Агенство государственного регулирования медицинской деятельности – оно пытается выяснить, допустил ли медперсонал ошибки.
Между тем, родители и адвокат семьи высказывают опасения по поводу качества независимой экспертизы. Не исключают они и того, что глава клиники задействует свои связи, чтобы замять историю.
«Почему я думаю, что комиссия может не дать серьезный эффект? Потому что там изучают только документы, по которым нельзя доказать, что было сделано что-то неправильно. Поэтому, после того как мы внесли заявление в полицию, было начато еще и уголовное дело», – объясняет адвокат.
Анна и Гиорги говорят, что вовсе не хотят «бездумной казни». Они просят лишь о честном расследовании и привлечении к ответсвенности тех, кто действительно виновен.
«Если смотреть на анализы, которые сразу после родов взяли у Симы, и на то, сколько времени ребенок находился в безвоздушном пространстве, при этом он родился живым, значит, он очень хотел жить. Становится понятно, что, если бы они начали все раньше, как только мы приехали, то этого всего могло бы не быть. Если он родился живым, значит, это время было критически важным», – говорит Анна.
В этой истории мы не беремся никого судить. Мы просто рассказали о трагическом опыте двух мам, которые хотят добиться справедливости и хотя бы узнать, кто виноват в страшном стечении обстоятельств. Агенство государственного регулирования ведет свое расследование, полиция – свое. Решение зависит от суда. Правда, вряд ли это утешит матерей, потерявших своих детей.