В Перовском суде Москвы стартовал процесс по «квартирному делу» Любови Соболь — ее обвиняют в проникновении в жилье семьи Константина Кудрявцева, фигуранта расследования об отравлении Алексея Навального. Слушания начались со скандала — Соболь после долгих препирательств удалили из суда до конца прений из-за отказа выключить камеру. После этого суд допросил жену и тещу Кудрявцева, которые заявили о физическом и моральном вреде от действий подсудимой.
Мировая судья судебного участка №276 Инна Шилободина еще в начале марта должна была начать процесс по делу юриста Фонда борьбы с коррупцией (ФБК, признан в России организацией, выполняющей функции иностранного агента). Однако из-за ошибок в постановлении о начале судебного разбирательства слушания отложили на несколько недель.
Соболь обвиняют по части 2 статьи 139 УК РФ (нарушение неприкосновенности жилища, совершенное с применением насилия или с угрозой его применения). Дело завели в декабре. Это произошло после того, как сотрудница ФБК попыталась встретиться с Константином Кудрявцевым — предположительно, сотрудником ФСБ, о котором Навальный рассказал в расследовании о своем отравлении.
Пообщаться Соболь удалось лишь с тещей Кудрявцева Галиной Субботиной, которой, по версии следствия, она причинила физический вред. Всего потерпевших по делу трое — помимо Субботиной это жена Кудрявцева Ирина и их сын-школьник.
Воспользовалась «доверчивостью» доставщика пиццы
В самом начале заседания в Перовском суде Москвы Соболь достала из сумки небольшую камеру на треноге и поставила ее на стол. Судья Шилободина обратила внимание, что на съемку нужно ее разрешение, но после занялась запросами прессы — на заседание пустили только пишущих журналистов.
Затем прокурор Константин Головизнин зачитал обвинительное заключение. Как считает обвинение, Соболь спланировала преступления для «популяризации своей личности» и привлечения внимания к своим «публичным ресурсам», куда она собиралась выложить видео из квартиры Кудрявцева.
Для этого, сообщил прокурор, Соболь утром 21 декабря приехала к дому на Суздальской улице. Там она несколько раз неудачно попыталась проникнуть в тамбур, объединяющий квартиры 37 и 38. Обе они принадлежат семье Кудрявцевых-Субботиных.
«Не желая отказываться от преступных намерений», Соболь якобы «ожидала удобного момента» и воспользовалась «доверчивостью» доставщика пиццы, который вез заказ потерпевшим: соратница Навального притворилась матерью, которую не пускают к ребенку.
Затем пытавшаяся попасть в квартиру Соболь, «обладая превосходящей силой» и воспользовавшись «беспомощностью» Субботиной, схватила женщину за руку и оттолкнула ее. На предплечье потерпевшей из-за этого образовалась отечность — обвинение расценило это как «объективные изменения» и «физический вред» без «причинения вреда здоровью».
«Нет, камера будет стоять!»
Когда обвинитель закончил, одна из сотрудниц суда напомнила Шилободиной, что у Соболь на столе по-прежнему стоит камера GoPro. Судья попросила у подсудимой не вести запись.
— На каком основании вы запрещаете мне проводить видеозапись? Камера передает коронавирус? — поинтересовалась Соболь.
Она напомнила, что Конституция России гарантирует гласность судебного процесса, и выразила недоумение по поводу того, что желавших снимать журналистов на заседание не допустили.
Шилободина сделала Соболь замечание и попросила остановить съемку — как выяснилось потом, повторить эту просьбу судье в течение дня пришлось десятки раз. Между ней и юристом ФБК несколько раз повторялся один и тот же диалог:
— Съемку можно вести только с решение председательствующего. Выключите камеру!
— Ну так дайте мне это разрешение!
Судья объясняла Соболь, что та имеет право вести аудио- и письменные записи, но та, перебивая Шилободину, настаивала на видеосъемке:
— Я не считаю, что Конституцию можно обнулять, игнорировать, засунуть под сукно… Съемка — это мое право… Я не просила устраивать этот процесс — и простите, что вам это неудобно.
Шилободина, несколько раз повторив просьбу, попросила приставов «навести порядок». Те нависли над Соболь и попросили убрать камеру.
— Во-первых, представьтесь, — ответила та.
— Даю вам две минуты, если не выключите камеру, будете удалены с заседания, — предупредил пристав.
— Это не вы решаете, кого удалять с заседания, — парировала Соболь.
Судья объявила перерыв. И это был только первый перерыв.
Вернувшись в зал, журналисты обнаружили, что Соболь продолжает держать пищащую камеру в руках.
— Любовь Эдуардовна, что вы делаете? — спокойно спросила Шилободина
— Жду начала судебного заседания, — также спокойно ответила Соболь
— Камера выключена?
— В настоящий момент — да!
Судья попыталась настоять, чтобы Соболь положила выключенную камеру на бок.
— Нет, камера будет стоять! — ответила Соболь. — Где у нас написано в Конституции, что камера должна лежать? Вы с кем уходили совещаться?
Юрист ФБК уведомила судью, что в дальнейшем все-таки собирается вести видеозапись, а потом и вовсе сообщила, что камера вновь включена.
Спор о гласности судебного разбирательства и праве председательствующего повторился еще несколько раз.
— Ваше решение немотивированно. Объясните, почему мне запрещено снимать? — настаивала Соболь, а раздраженная судья сделала ей новое замечание, вновь объявив перерыв для «наведения порядка».
«А если скажете раздеться догола?»
Когда пауза закончилась, Соболь — все еще с камерой в руках — заявила судье ходатайство о разрешении съемки. «Существует такая практика, даже в московских судах», — прокомментировал ее просьбу адвокат Владимир Воронин, который до этого в происходящее не вмешивался.
Потерпевшие выступили «категорически против». Субботина предположила, что в заседании могут показать видео из дела, предположительно снятое на месте событий самой Соболь.
— Могут демонстрироваться материалы из нашей частной жизни, — объяснила женщина. — Обстановка в квартире, я в домашней одежде, с растерянными глазами — мне бы не хотелось, чтобы это было достоянием общественности.
Ее поддержал и прокурор. Судья Шилободина ходатайство отклонила.
«Вам понятно решение?» — с надеждой спросила она у Соболь. Та ответила, что решение понятно. Однако снова отказалась убрать со стола камеру, сославшись на то, что не понимает, как съемка нарушит «семейную тайну» Субботиных-Кудрявцевых.
«Ваш отказ незаконен и необоснован», — объявила Соболь.
Тут не выдержал прокурор Головизнин — он попросил составить на Соболь административный протокол по части 1 статьи 17.3 КоАП РФ (неисполнение законного распоряжения судьи о прекращении действий, до 15 суток ареста).
Заседание вновь прервалось.
Через час пристав спросил томящихся в коридоре журналистов, не желает ли кто-то из них выступить понятым. Когда все отказались, в зал завели немолодого мужчину — в этот момент стоящие у двери репортеры обратили внимание на запах алкоголя. «У вас, возможно, пьяный человек в зале», — обратился к приставу один из журналистов. «Точно не понятой. Он водитель!» — ответил тот.
Когда слушателей запустили в зал, в руках Соболь все еще была камера.
— Я так понимаю, вы продолжаете видеосъемку, — обреченно сказала судья.
— Вы правильно понимаете, — ответила Соболь. — За четыре часа я не услышала ни одного аргумента о том, что сейчас видеосъемку нельзя осуществлять.
В зале повисла пауза.
Соболь объяснила, что съемка может понадобиться ей для подготовки к следующим заседаниям и что отказ в проведении нарушает ее права. Шилободина в ответ тихо предупредила, что если Соболь продолжит не выполнять ее требования, то будет удалена из зала. И потом напомнила об этом еще несколько раз.
— А я напоминаю, что нужно соблюдать закон! — продолжала гнуть свою линию соратница Навального.
— Вы будете продолжать игнорировать требования председательствующего?
— Председательствующий тоже ограничен рамками закона. А если вы мне скажете раздеться догола? Это так не работает. Есть Конституция. И я, и все в зале должны ее соблюдать.
Тогда прокурор снова повторно привлечь Соболь по административной статье о неподчинении суду (к концу дня был составлен лишь один из двух таких протоколов).
Суд объявил уже четвертый перерыв.
По его окончании подсудимая по-прежнему сжимала в руках камеру на треноге. После нового обсуждения Уголовно-процессуального кодекса и Конституции России (и четвертого замечания) судья все-таки удалила Соболь из зала до окончания прений.
На прощание Соболь заявила, что отказывается от своего адвоката Воронина.
«Вежливо говоря, дама была не в себе»
После того, как Соболь покинула зал, адвокат Воронин попытался убедить судью перенести заседание, чтобы его подсудимая подготовила письменный отказ. Шилободина делать это отказалась — сославшись на то, что в деле нет письменного отказа Соболь от адвоката.
После этого, процесс начался — с допроса 61-летней Субботиной. Теща Кудрявцева рассказала суду, что квартиру 38 в доме на Суздальской улице ее родители получили еще в советское время — там семья жила 30 лет. А соседнюю квартиру 37 зять Субботиной купил осенью — родственники давно мечтали о расширении. Денег на нее не хватало, для покупки пришлось брать кредит.
Обе квартиры находятся в одном тамбуре, которую от лестницы отделяет железная дверь. На ключ живущие внутри закрывали только ее, а квартирные двери держали открытыми.
Предполагалось, что жить в квартире 37-й будет Субботина, но сначала там решили сделать ремонт. Женщина даже заключила с зятем договор безвозмездного найма — на такие формальности она пошла, потому что «без бумажки ты букашка», а с документом ей якобы было спокойнее.
Ремонт прервала пандемия, коронавирусом заразилась вся семья — сначала Кудрявцев, потом его родственники. Вскоре после конца карантина к ним и пришла Соболь.
Как вспоминала в суде Кудрявцева, 21 декабря первые звонки в квартире раздались еще в половину девятого утра. «Я посмотрела в глазок, испугалась, потому что он был заклеен, как в плохом сериале, жвачкой», — рассказала женщина. Несмотря на резинку, ей удалось рассмотреть несколько пар ног.
«Был шум, испуг, я не хотела слушать, ушла в квартиру. Они долго продолжали звонить, мы даже тональность звонка изменили, убавили громкость», — продолжила она.
Посовещавшись, Субботина и ее дочь Ирина решили не вызывать полицию. Вместо этого они заказали пиццу и стали ждать курьера.
Но, по словам Субботиной, около полудня, еще до приезда курьера, в домофон снова позвонили. На звонок ответила дочь Ирина — ей послышалось, что с визитом пришли «сотрудники Роспотребнадзора». Но обычно санитарная служба предупреждала о визитах, поэтому, помня об утренних звонках, дверь поднявшимся посетителям открывать не стали.
Вскоре после к дому подъехал курьер. «Я посмотрела в глазок, сказала дочери, что это доставщик пиццы, она мне передала нужную сумму. Кроме доставщика я в глазке никого не видела. Когда я дверь открыла, я увидела незнакомую женщину, которая позже была представлена в процессе опознания как Любовь Соболь», — сообщила суду Субботина.
Соболь, по словам тещи Кудрявцева, не поздоровалась и начала задавать один и тот же вопрос: «Можно ли мне поговорить с Константином?» «Но поскольку женщина была мне незнакома, я, естественно, сказала, что не знаю, о ком идет речь», — объяснила потерпевшая.
«Когда я хотела выйти на клетку к доставщику пиццы, госпожа Соболь преградила мне дорогу… Я не стала обращать внимание, она твердила, что хочет поговорить с Константином. Я брала пиццу, отдавала деньги. Когда я собиралась войти к себе в тамбур, она очень близко приблизилась. Она меня схватила за левую руку, оттолкнула. Было больно, я очень испугалась», — рассказала она.
По словам Субботиной, из-за контакта пиццы в коробках съехали на бок, и курьер даже попросил ее быть осторожнее, чтобы еда не потеряла форму.
Субботина с пиццей в одной руке, и водой в другой продолжала стоять на лестничной площадке, а Соболь, по ее словам, продолжала спрашивать о Константине. «Мне показалось, что голос ее изменился, стал более истеричным, — пояснила потерпевшая. — Я подумала: мне, наверное, будет конец. Вежливо говоря, дама была не в себе».
Тогда Субботина сказала Соболь: «Ну, поговорите». Однако, по ее словам, на самом деле она просто хотела, чтобы от нее «отстали»: «Если хватают, толкают — наверное, будет плохо. Я действительно испугалась».
После этого Соболь все-таки зашла в квартиру 37. «Открыла ванную, с интересом взглянула в туалет, — продолжила Субботина. — Мне казалось, что она на кухню заглянула, но потом я посмотрела видео, но там ее не было. Прошла в большую комнату и тут же удалилась. Все».
Субботина пояснила, что ее зятя Кудрявцева не было ни в квартире 37, куда вошла в Соболь, ни в квартире 38. По ее словам, он был в командировке. При этом в ноябре того года у него сильно испортились отношения с женой Ириной: «Дело шло к разводу».
«Я даже кушать не могла, такой большой был вред моральный»
После ухода Соболь женщины «поохали», «продышались» — Субботина даже дважды покурила «на эмоциях» — и вызвали полицию.
Ближе к вечеру Субботина спустилась во двор — там еще стояла машина каршеринга, на которой приехала юрист ФБК и ее сотрудница.
Они «ржали», было очень обидно, заявила суду Субботина. Соболь она сразу узнала: «Есть еще в ней какая-то натура, прищур соболиный. Она яркая женщина — кому-то нравится, кому-то нет».
Адвокат Соболь во время допроса спрашивал тещу Кудрявцева, почему она не вызывала скорую помощь. Субботина ответила, что, по ее мнению, насилие — это «когда череп проломили, руку сломали». Боль, которую якобы причинила ей Соболь, когда «цапнула за руку», женщина описала так: «Я сознание не теряла, но было больно».
«У меня не было ни подтеков, ни синяков. И я подумала: с чем я пойду в травмпункт? — пояснила она. — Но рука продолжала болеть, немели два пальца».
30 декабря она все-таки съездила в травмпункт, где ей выписали таблетки.
Адвокат Воронин обратил внимание, что в первых показаниях Субботина не говорил ни о моральном, ни о физическом вреде, и попросил зачитать ее декабрьские объяснения. «Объяснения — это просто опрос, они не являются доказательствами», — возразил прокурор. Судья встала на его сторону.
О моральном вреде Субботина говорила охотнее. Она рассказала, что изначально семья планировала перевезти в квартиру пожилую бабушку. «С этой всей катавасией она не дожила, мы в конце января ее похоронили. Если бы не было проникновений, хватаний… Я считаю, что один из пунктов [морального вреда]», — сообщила она суду.
Как большое потрясение она восприняла и утренние звонки, и происходящее вечером, когда во дворе была полиция. «Я даже кушать не могла, такой большой был вред моральный, — подвела итог Субботина. — Начиная с восьми утра — вред, вред, вред, вред».
«Крови и синяков не было, но боль присутствовала»
После Субботиной в суде выступила жена Кудрявцева Ирина. На вопрос о том, проживает ли ее муж в квартирах 37-38, она ответила — проживал. Выяснилось, что еще до 20 декабря муж собрал вещи и уехал — в длительную командировку.
«У нас сложные отношения, мы находимся в стадии развода и общение не поддерживаем», — сказала Кудрявцева об отношениях с мужем. Инцидент с Соболь она с ним ни разу не обсуждала.
Утром 21 декабря в дверь начали звонить, подтвердила Кудрявцева, но открывать дверь они с матерью не стали. Потом женщины заказали пиццу.
«Через полчаса позвонили в домофон, сказали, я так поняла, «Роспотребнадзор», — рассказала потерпевшая. Потом перед тамбурной дверью появились люди, «одетые в белые костюмы, очки, маски». Но открывать им Кудрявцева не стала, учитывая утренние обстоятельства.
Саму Соболь Кудрявцева не видела — лишь слышала перепалку на лестничной клетке. Выходить она не стала: «Все произошло так быстро… Пока я собиралась с мыслями, мама уже говорила Соболь идти «на выход».
«Состояние у нее было паническое, страх присутствовал, — описывала Кудрявцева состояние матери. — Она испугалась, очень эмоционально рассказывала о произошедших событиях. Она жаловалась на боль в руке. Крови и синяков не было, но боль присутствовала».
По мнению потерпевшей, ей был причинен моральный ущерб: «Это стресс и нервы, связанные с этим днем, это ребенок, который находился… Это проникновение в мое жилище без разрешения. Безобразие, которое творилось вечером внизу. Много народу стояло, полиция».
Несовершеннолетний сын Кудрявцевых «слышал утренние звонки, был обеспокоен». «Он был крайне удивлен, спрашивал, почему так долго звонят в дверь. Я не нашла ничего умнее, чем сказать, что кто-то балуется», — рассказала жена Кудрявцева. Но во время перепалки с Соболь мальчик дистанционно занимался в школе.
На суде позже зачитали и показания самого ребенка: в них он заявил, что считает «неправильным», что к ним в квартиру ворвалась незнакомая женщина, а утренние звонки показались ему «странными и неприятными».
И у Кудрявцевой, и у Субботиной адвокат Воронин спрашивал, в каком статусе и каких квартирах проживали родственники. Выяснилось, что все члены семьи — плюс брат и отец Кудрявцевой — прописаны в 38 квартире. В 37-й, по договору найму, могли прожить Субботина и третьи лица, но о термине «проживание» в суде долго спорили.
— Ну пищу там кто-нибудь принимал, например? — пытался уточнить Воронин.
— Один день мама попробовала пожить. Тогда мы решили сделать ремонт. Пищу никто не принимал, — ответила Кудрявцева.
А Субботина подтвердила, что ночевала в квартире лишь однажды, а потом ей стало «неуютно». И все-таки члены семьи настаивали, что считают обе квартиры — и даже тамбур — единым пространством.
После допроса в суде жена Кудрявцева не стала отвечать на вопрос, слышала ли она о расследовании Навального и о том, какую роль играет ее муж в этом расследовании.
«Вы по мне соскучились»
После потерпевших в суде планировали допросить непосредственного свидетеля случившегося — доставщика пиццы Владислава Никифорова. Но оказалось, что из-за задержек в суде он не дождался своей очереди и решил уехать. Прокурора Головизнина это возмутило — отчитывать курьера по телефону он начал прямо в зале заседания.
После того, как прокурор потребовал у Никифорова немедленно вернуться, он пожаловался Воронину: «Нагнали столько полиции, столько приставов — а за одним человеком не могут уследить». Оба при этом сошлись на том, что такая ловкость — это хорошее качество для курьера.
В ожидании Никифорова в суде допросили участкового Петра Тюлякова и еще одного сотрудника полиции, которые работали на месте событий в тот день. Ничего существенно нового суду они не рассказали.
Неожиданно после нового перерыва в зал суда завели саму Соболь. Она громко рассказала адвокату (общаться с журналистами ей нельзя), что после удаления долго сидела в машине приставов, а потом, погуляв по дворе, была приглашена назад по неясной причине.
— Вы готовы участвовать в судебном заседании? — спросила вернувшаяся в зал Шилободина.
— Вы по мне соскучились, — пошутила Соболь.
— На вопрос ответьте.
— Я, в принципе, готова, — сказала Соболь. И под смешки журналистов достала из сумки камеру на треноге.
После этого юрист ФБК смогла передать судье Шилободиной письменное заявление об отказе от адвоката. Судья объявила о переносе заседания на неделю.
После на улице Воронин рассказал журналистам, что Соболь отказалась от его услуг, потому что не хотела, чтобы ее представитель участвовал в «этом цирке».
При этом адвокат признался, что не понимает, на каком основании и в каком статусе удаленную с процесса подсудимую вернули в зал и дали ей заявить ходатайство.
Адвокат Воронин добавил, что разобраться с «Санта-Барбарой», как он выразился, придется уже на следующему заседанию суда, которое должно начаться утром 12 апреля.