Более 5000 человек пропали без вести во время первой Карабахской войны в начале 1990-х годов — и после столкновений вокруг Карабаха в 2020 году люди в Азербайджане и Армении вновь говорят о них.
Сотни неопознанных тел остаются в братских могилах по обе стороны конфликта между странами. Власти и правозащитники не могут дать ответ на вопросы о судьбах многих пропавших.
Эта тридцатилетняя неизвестность породила слухи о тайных концлагерях. Родственники и друзья пропавших верят, что, возможно, многие из пропавших без вести до сих пор живы.
«Я верю, что он живой»
«У меня большая боль, я не могу передать ее, но я верю, что он живой, сердце мое подсказывает что это так», — говорит Заринэ Акобян. Ее муж Юрий воевал в первой Карабахской войне. В 1994 году их отряд попал в окружение и Акобян исчез.
Она пыталась выяснить его дальнейшую судьбу, но ничего узнать не удалось. У супругов двое детей, девочка и мальчик; когда пропал Юрий, им было 11 и 12 лет. Теперь у Заринэ уже внуки.
Несмотря на свои 60 лет, год назад она получила третье по счету образование, став военным психологом. Она давно общается с семьями пропавших без вести, поэтому решила выучиться, чтобы максимально их поддержать.
Иногда родственники собираются несколькими семьями и отмечают дни рождения пропавших людей. Так отмечают и день рождения мужа Заринэ, которого она не видела уже 28 лет. В сентябре ему исполнилось 63 года, и он до сих пор числится пропавшим без вести.
«Мы отметили его день рождения в [обычной] школе, и вокруг меня были родственники погибших, мы стараемся делать эти мероприятия в школе, другие помещения снимать дорого», — рассказывает она.
«Верните людей»
В своем недавнем меморандуме о Карабахском конфликте Совет Европы призвал Азербайджан и Армению к сотрудничеству, чтобы найти всех пропавших. Создать общую базу данных, находить и идентифицировать останки.
В Совете Европы указывают, что именно семьи, где есть пропавшие без вести, «по-прежнему несут на себе основную тяжесть конфликта», а гуманитарные организации до сих пор не имеют доступа к местам, где проходили боевые действия.
Шел 1992 год. Азербайджанец Махир Гаджиев отправился на фронт с двумя друзьями-соседями — 30-летним Захидом и 23-летним Фаризом. Служили они в ОМОНе и, отступая из села Шукурбейли [в Физулинском районе Азербайджана, южнее Нагорного Карабаха], попали в окружение.
Захида ранило, Фариз был цел и остался с раненым товарищем, пока товарищи искали выход к своим. Махир Гаджиев вернулся за ними, нашел место, где они оставались, но там уже никого не было.
После боя Гаджиев по рации связывался с армянской стороной, пытаясь вызволить друзей из плена.
«Мы стали говорить с армянами по рации, мол, верните людей, не говорили что это ОМОНовцы, — вспоминает он. — Узнали бы, что это ОМОН — убили бы их, потому мы сказали им, что это простые солдаты».
Связывался он и с российскими военными, которые тоже находились тогда в Карабахе и иногда играли роль посредников.
«Чтобы говорить с ними по рации, мы тогда нашли из своих русскоязычного для переговоров, — рассказывает Гаджиев. — У русских была заинтересованность: они за деньги передавали людей, мертвых или живых».
Друзей Махира Гаджиева не нашли ни тогда, ни после войны.
«Было особенно тяжело, когда родители у нас все время спрашивали: где наши дети? — а я не мог ответить», — говорит он.
Как и Заринэ, Махир не верит, что его друзья погибли. Он считает, что они где-то там, в плену. А еще они оба после войны слышали слухи о том, что у каждой из воевавших сторон до сих пор есть пленные из тех времен.
Торговля пропавшими
Правозащитники с обеих сторон рассказывают о том, что еще с начала 1990-х вокруг пропавших без вести и возможных военнопленных ходили слухи.
Часто на этих слухах наживались криминальные группы, которые находили родственников, говорили им, что якобы видели их близких в плену, и могут вернуть человека за вознаграждение.
«Они просили умеренные суммы, обычно в районе 200-500 долларов, мол, на бензин и взятку кому-то, — рассказывает азербайджанский правозащитник Эльдар Зейналов. — Большую сумму не дадут потому что будут подозрения, люди захотят гарантий, а так люди расставались с этими деньгами — и мошенник исчезал».
«Это часто были интернациональные группы мошенников — армяне, азербайджанцы, грузины, которые наживались на самых тонких струнах души», — подтверждает армянская правозащитница Лариса Алавердян, занимавшаяся в те годы обменом пленных.
Зейналов говорит что эти «посредники» иногда открыто стояли у Красного моста [на стыке границ Азербайджана, Армении и Грузии] с фотографиями и списками имен, добытыми из фронтовых записей. Изредка среди них находились люди, которые действительно могли за деньги вытащить кого-то из плена.
Зейналов говорит, что во время войны бывали случаи, когда кто-то похищал солдат или даже гражданских лиц с противоположной стороны ради выкупа или обмена на своих близких.
Лариса Алавердян вспоминает, что уже после войны были случаи похищений, но обе стороны на государственном уровне постепенно пресекли эти действия. И, конечно, уверена Алавердян, все это мошенничество только умножало слухи и мешало как государствам, так и правозащитникам, составлявшим списки пропавших.
Цифры, с которыми все сложно
С армянской стороны пропавшими без вести числится около 1500 человек, как военных, так и гражданских лиц. С азербайджанской стороны — около 4000, тоже военные и гражданские лица.
Это привело к тому, что, в первую очередь, в Азербайджане пошли слухи о том, что эти тысячи людей содержатся в некоем концентрационном лагере, где пленные работают на шахтах.
Правозащитники говорят, что никаких доказательств этому не нашлось. Недавно ушедший из жизни азербайджанский правозащитник Аваз Гасанов рассказывал, что был в международной группе, которая ездила в Карабах, проверяла правдивость этих историй и не нашла им подтверждения.
Нет четкого ответа на вопрос, почему получился такой дибаланс по количеству пропавших в сторону Азербайджана. Одна из причин: в той первой войне бои часто велись нерегулярными отрядами, ополченцы не всегда переписывали свои отряды, не фиксировали на бумаге, кто ранен, погиб или взят в плен.
Алавердян в те годы как раз занималась составлением списков пропавших без вести, внося туда не только имена, но и обстоятельства исчезновения, что помогало уточнить реальное число пропавших.
«Я встречалась и с другими списками [с армянской стороны], в одном из них один человек числился одновременно и убитым, и пропавшим без вести, и вернувшимся домой», — рассказывает она.
Неудачные операции
Правозащитница из Азербайджана Арзу Абдуллаева в качестве еще одной причины дисбаланса называет две неудачные операции азербайджанской стороны.
Одна была в Мардакерте (Агдере), где пропало около 800 солдат. Тогда с армянской стороны создавались братские могилы, где без любого учета хоронили азербайджанских солдат.
В ходе второй операции у хребта Муровдаг — самого высокого на Малом Кавказе — армянские силы ударили артиллерией по снегу на вершине, вызвав сход лавины, под которой погибли сотни азербайджанских солдат.
Эта часть войны известна как битва за Омарский перевал. Британский исследователь карабахской войны Томас де Ваал в своей книге «Черный сад» пишет, что в той битве Азербайджан потерял более 1500 солдат.
Почему сейчас находят людей, а тогда этого не было?
Правозащитники склоняются к тому, что причиной такого количества именно пропавших без вести были сами методы ведения войны. В боях участвовали, в основном, отряды добровольцев, без централизованного командования, и потому судьбу людей было трудно отследить.
«Тогда была так называемая «малая война» — никто не знал, кто ушел и когда, воевали добровольцы, а сейчас в этой войне есть статистика, все знали, кто куда двигался», — говорит Лариса Алавердян.
Она и другие правозащитники с обеих воевавших сторон предлагали властям организовать поиск людей, эксгумируя останки в местах массовых захоронений — особенно там, где были кровопролитные сражения. Но договориться не удалось.
Ее коллега Аваз Гасанов, который занимался поисками пропавших, рассказывал, что конфликтующие стороны не смогли договориться о доступе к территориям, где шли бои, так как не доверяли друг другу.
«Если бы мы тогда выяснили судьбу без вести пропавших, если бы проводились тогда совместные поиски, мы могли бы многое выяснить, — говорил правозащитник.
По его словам, после войны между сторонами почти никаких контактов по этому вопросу не было: «Обе стороны закрылись, а если бы они занимались поисками, то судьбу многих людей можно было бы выяснить еще в 1994-95 годах».
Отсутствие контактов после первой войны осложнялось тем, что не было понятно, кто и где воевал, чтобы дать запрос на противоположную сторону и спросить о судьбе конкретного человека.
С этим согласны правозащитники с обеих сторон. «Та война была не похожа на сегодняшнюю, то была война группировок и вооруженных отрядов с обеих сторон, это была не профессиональная армия, — говорит правозащитница, Арзу Абдуллаева. — И при тех формах ведения войны невозможно было фиксировать всех погибших».
Может ли еще кто-то находиться в плену?
Армянский и азербайджанский МИДы не ответили на письменный запрос Би-би-си.
В ходе прошлогодней войны азербайджанская сторона начала находить солдат, чьи тела оставались на территории, которая до этого находилась под армянским контролем.
В 2021 году Франция передала Международному Комитету Красного Креста более полумиллиона евро — на поиск тел пропавших без вести.
- Алиев и Пашинян в Сочи договорились создать комиссию по делимитации границы. Путин вручил им по оливковой ветви
- Суд в Гааге обязал Армению и Азербайджан прекратить взаимную дискриминацию
- Баку заявил о передаче Армении 10 военнопленных в обмен на карты минных полей
- Человек, который пытался сблизить армян и азербайджанцев. Памяти Аваза Гасанова
«Все знают, как я искала его. Я хочу чтобы нашли его, хоть мертвым, скажем, похоронили 28 лет назад, пусть хоть одежду дадут, я помню, что он носил. Лишь бы точно знала, живой он или нет, — говорит Заринэ, и тут же добавляет. — Но сердце говорит, что он живой».
«Все время слухи ходили, кто-то приходил и говорил, что вот, мол, они живы, и мы искали, — вспоминает Махир. — Я очень хочу, чтобы нашли их хоть мертвыми, хоть живыми. Если живы, пусть вернутся домой, ведь они уже старики».
