«Я долгое время жил в вакийском гетто, до тех пор, пока не приобрел собственную квартиру. В этом я варился годами. И вместе со мной варились (и варятся до сих пор) люди, которые вынуждены были оставить устроенную, обеспеченную жизнь и приехать сюда, где до сих пор на них смотрят с презрением. Так как кто-то «изуродовал» никчемный советский фасад, да еще к тому же неблагодарен, потому что не переезжает в сарай, построенный где-нибудь на задворках города».
Гиви Карчава
«Помню, говорили, что мы втиснулись в «Иверию» (здание отеля Radisson на площади Первой республики – прим.ред). Мы были удостоены разрушенных и сырых стен в больнице Арамянца. Нам говорили, мол, вы рядом с метро живете… Вот так, в третьем лице, как о чужих, так о нас и говорили, и до сих пор мы остаемся «понаехавшими». По сей день я от многих слышу, что мы, вынужденные переселенцы, привилегированные. И именно такие люди поощряют власть, которой никогда нет дела до жизни ВПЛ».
Натиа Летодиани
«Я с 6-го класса пребываю в статусе ВПЛ. Мы устали (и уже постарели), слышите? Я устала жить в борьбе с социальными проблемами, бюрократией, дискриминацией, несправедливостью и бессердечной, бесчеловечной системой. Поймите. Как я понимаю отчаяние того мужчины. Большинство вынужденных переселенцев в таком же состоянии».
Нана Салакаиа
«Нас, ВПЛ, с самого начала сделали второстепенными, а сейчас уже признали нашу жизнь второстепенной. Нам сказали, что и в смерти мы второстепенны. Не правительство, а все общество. Вы, кто встретили нас, как чужаков и провожаете нас из жизни, как перелетных птиц. Вы, кто ни разу не дали нам почувствовать, что за пределами Абхазии мы находимся на нашей родине и все города или села, где нам пришлось обосноваться, также наши, как и ваши. Также наши, как города и села Абхазии ваши. Вы, для кого мы до сих пор чужие, живые или мертвые. Вы, которые не позволили нам вместе с вами создать «нас». Вы».
Ника Гварамия
Это лишь несколько выдержек из публикаций в грузинском сегменте социальной сети Facebook, которые регулярно появляются после случившейся в бывшем санатории трагедии. Зураб Чичошвили в 22 года был вынужден покинуть свой дом из-за войны. Спустя 30 лет он покончил с собой после длительного протеста за улучшение элементарных условий жизни.
«Я что-то с собой сделаю, может после этого хотя бы вам помогут». Таковы, по словам соседей, были практически предсмертные слова 52-летнего мужчины. Вместе с соседями последний месяц он проводил акции протеста с требованием предоставления жителям аварийного здания адекватных жилищных условий.
Тогда слова Чичошвили всерьез никто не воспринял, однако трагедия случилась, с горечью отмечают соседи и добавляют: также несерьезно воспринимают проблему вынужденных переселенцев и власти.
Новый глава Минздрава Грузии Зураб Азарашвили 17 января заявил, что факт самоубийства не связан с проблемами ВПЛ, а является «несчастным случаем». На заседании правительства, проводимом на утро после трагедии, премьер-министр Ираклий Гарибашвили, словом не обмолвился о случившемся.
«В цокольном массиве продолжаются процессы разрушения, которые в будущем могут привести к массовому обрушению несущих конструкций здания», – написано в заключении экспертизы, проведенной в санатории «Картли» 7 лет назад, в 2015 году.
«Я каждый день засыпаю и просыпаюсь в ожидании стука в дверь. Что кто-то скажет: «Здание рухнуло», – говорит жительница дома. В районе Тбилисского моря боятся повторения батумской трагедии 9 октября.
«Потом вы принесете цветы и зажжете свечи на месте трагедии. Зачем мне ваши цветы и свечи. Помогите, пока мы живы».
После случившейся трагедии в ответственном ведомстве заявили, что все ВПЛ, проживающие в бывшем санатории, в 2022 году в обязательном порядке получат новое жилье, а пока временно переедут на съемные квартиры. Однако словам чиновников местные не верят и выражают намерение продолжить протесты после недели траура.
Согласно официальным источникам, по состоянию на конец 2020 года в Грузии зарегистрировано 288 146 ВПЛ и 91 023 семьи. К 2020 году государство расселило 42 370 семей, при этом 40 131 семья в установленном порядке заполнили заявление на получение жилья и ожидают расселения.
Спустя тридцать лет после войны, государство смогло обеспечить жильем только 50% вынужденно переселенных семей. По прошествии стольких лет власти по-прежнему не в состоянии удовлетворить основные потребности людей, переживших тяжелейший опыт.
«В государственной стратегии, которая была написана в 2008 году было выделено два направления: расселение и интеграционные процессы. К сожалению, сегодня ни по одному направлению работа не завершена. По расселению было предпринято немало шагов и вложены были определенные суммы. Процесс идет очень медленными темпами, но идет.
Вопрос еще в том, насколько справедливо и правильно распределяются ресурсы, которые государство ежегодно выделяет в рамках программ. Главное переживание – неопределенность. Только 50% ВПЛ расселены. Вторая часть в режиме ожидания. Они не знают, когда наступит их черед. Через 10, 15 лет или через 2 года? Никто не определил, когда процесс расселения закончится. И это еще одна дополнительная травма и проблема», – говорит Элико Бенделиани, исследователь по вопросам мира в «Институте исследований национализма и конфликтов».
По ее словам, показатель травмированности ВПЛ, проживающих компактно в поселениях, выше, чем проживающих в частном секторе. Поскольку поселения такого типа способствовали созданию гетто, что мешает интеграционному процессу.
Паата Шамугия – известный грузинский поэт родом из Абхазии. По его словам, о ВПЛ никто не вспоминает, пока кто-нибудь не совершит самоубийство.
«Неудивительно, что ВПЛ живут в самых плохих домах, которые находятся в аварийном состоянии, и любое из этих жилищ свободно можно назвать гетто. Во всяком случае жилища в Багеби, Ваке, Сабуртало и Темка являются такими.
Большинство ВПЛ живут в условиях тюрьмы строгого режима: в «доме» от 10 до 20 кв.м, где (если в семье несколько человек) стоят койки, выстроенные этажами. И дети, когда хотят поиграть, прыгают с койки на койку. Потому что «в доме» нет места».
Шамугия отмечает, что правительство начинает проявлять интерес к ВПЛ только перед выборами.
«Настолько начинакт их любить, что, например, в студгородке Багеби сделали ремонт к выборам. Но отремонтировали только ту часть, где был устроен избирательный участок. Ираклий Кобахидзе из нашего района. И когда он приходил, приходили бы и телевизионщики, и, наверное, не хотелось бы показывать реальность. А реальность такова, что как только вы покинете этот избирательный участок (ныне детский сад), вы столкнетесь с реальностью потрескавшихся стен, обрушившихся потолков, ветхих лестниц и лифтов, которые работают лишь изредка».
Согласно статистике, приводимой бывшим Омбудсменом, а ныне директором «Института исследования демократии» (DRI) Учей Нануашвили, на сегодняшний день в Грузии в аварийном состоянии находятся 90 зданий, 71 из них несет серьезные угрозы для жизни и здоровья человека. В этих зданиях живут тысячи вынужденных переселенцев.
Жилье, безусловно, является проблемой номер один, однако перед ВПЛ стоит и ряд других вызовов. Несмотря на то, что минуло 30 лет с тех пор, как первая волна вынужденных переселенцев перешла на подконтрольную официальному Тбилиси территорию, исследования демонстрируют: интеграция ВПЛ по-прежнему остается серьезной проблемой.
«На протяжении стольких лет их не смогли обеспечить жильем, они не были в равных условиях с местным населением. На протяжении нескольких лет у ВПЛ была надежда, что они вернутся домой, поэтому они не смогли реализоваться здесь до конца, они были в туманном статусе.
О том, что ВПЛ не интегрированы в общество полноценно, говорит хотя бы тот факт, что вынужденные переселенцы не представлены даже на каком-то политическом уровне. Если ВПЛ активная в социальноим плане группа, то на политическом поле их не видно. Если и есть вынужденные переселенцы, то они стараются громко не подчеркивать свой статус. Даже в тех районах, где вынужденные переселенцы представлены основательно, оказалось, что они не представлены в местных органах самоуправления», – говорит Элико Бенделиани.
Эту не интегрированность, по словам Бенделиани, не чувствует местное население. Им проблемы ВПЛ кажутся преувеличенными и не соответствующими реальности.
«В нашем обществе ВПЛ часто показаны только в случаях крайней нужды, когда проводят акции протеста или случается трагедия. Имидж ВПЛ сегодня связан с агрессией и требованием помощи. В таком случае важны правильные акценты со стороны СМИ. Поскольку все это становится частью травмы. В обществе, наоборот, пробуждается агрессивный настрой, мол, почему столько лет не смогли удовлетвориться ресурсами, которые в них вкладывают», – поясняет исследователь.
Бенделиани считает, что вопрос ВПЛ нужно актуализировать вне контекста, поскольку спустя столько лет обществу, медиа, политикам и даже донорам, которые перестали финансировать программы, ориентированные на вынужденных переселенцев, «словно надоело».
Со стороны правительства требуется комплексный подход. Важно, чтобы у ВПЛ были стартовые условия, возможность трудоустройства и самореализации, а не только «стены, в которых они будут жить».
Очень важна психологическая реабилитация, поскольку травмы взрослого поколения передаются по наследству детям.
«Вынужденные переселенцы настолько были ориентированы на выживание, на добычу куска хлеба, что у них не было ни сил, ни времени работать над эмоциональной стороной. Кроме полученных из-за войны травм, тяжелых условий жизни, стресса от потери, у них обострилось чувство несправедливости.
Зачастую, если у старшего поколения есть травма из-за войны, молодому поколению передается по наследству как эта травма, так и комплексы, связанные со статусом. Их преследует стигма ВПЛ. Они не верят в справедливость по отношению к себе, они лишь чувствуют, что о них забыли. Все это в итоге создает реальность, в которой мы сегодня пребываем», – резюмирует Элико Бенделиани.
***
Спустя сутки с самоубийства Зураба Чичошвили, у ведомства, ответственного за решение проблем ВПЛ, проходит молчаливая акция. Молчаливая, потому что, по словам протестующих, сказать им больше нечего.
