Наступая на Киев, российские военные стремились установить контроль над городами рядом со столицей, среди которых был Ирпень — маленький, с населением 60 тысяч человек, «город парков», как его называли местные. Почти месяц российские войска контролировали большую часть города. Местные жители прятались в подвалах без света и еды, выбирались из Ирпеня под обстрелами — эти кадры попали на обложки мировых газет.
“Недооценили ситуацию”
“Я услышал взрывы еще до того, как прочел новости. Я понял, что началась война. Сначала я родителей не будил, потому что взрывы были далеко. А потом какой-то взрыв произошел достаточно близко — так, что задрожали стекла. И я решил, что лучше их разбудить. Так как у нас был опыт жизни в Донецке, мы знали, что делать: заперлись в ванной комнате, принесли туда плед и еду”.
Никита Григоров родом из Донецка. Когда в 2014 году началась война в Донбассе, семья Григорова переехала сначала в Киев, а потом купила квартиру в Ирпене — “городе парков” в 25 километрах от столицы.
Местные часто описывают город как “новый” и “зеленый”: до столицы недалеко, многие местные каждый день ездили из Ирпеня в Киев на работу. Цены на жилье ниже, чем в Киеве. В городе жили много молодых семей с детьми.
В первый день войны 24 февраля российская армия высадила десант в аэропорту “Антонов” в поселке Гостомель — меньше чем в десяти километрах к северу от Ирпеня. В то же время российские военные пересекли белорусско-украинскую границу, дойдя до Чернобыльской атомной электростанции, чтобы установить связь с десантом и наладить снабжение. В районе аэропорта начались тяжелые бои.
Российские военные, захватившие аэропорт “Антонов”, начали продвигаться к Киеву. Маленький Ирпень с 60 тысячами жителей оказался на пути к столице.
“Мы недооценили ситуацию, не понимали [важность] расположения Ирпеня на карте. Если бы мы изначально поняли, что войска будут переправляться через границу с Беларусью, что все это будет идти через Ирпень, мы уехали бы раньше, ловили бы попутки, просили бы подбросить нас хотя бы до Киева. Но мы подумали, что мы вдалеке, нас это не коснется, война где-то там, далеко, нас это не затронет, так как мы на отшибе Киева”, — говорит местная жительница Виктория (она попросила не называть ее фамилию).
Виктория с мужем взяли в ипотеку квартиру в Ирпене и переехали в город в 2016 году, делали ремонт своими силами. В Ирпене у пары родилась дочь.
Рано утром 24 февраля Виктория проснулась раньше будильника от непонятных взрывов, вышла в гостиную и собиралась вызвать такси, чтобы ехать на работу. Перед выходом из дома она решила проверить новости и увидела обращение Владимира Путина, в котором он объявил о начале “специальной военной операции” в Украине. Только тогда Виктория поняла, что странные звуки, которые она слышала, были не салютом, а настоящими взрывами.
“Начался жуткий страх, непонимание, что происходит, слезы, руки тряслись. Поняла, что на работу уже никто не едет”, — говорит Виктория.
Семье начали звонить родственники, просили их эвакуироваться, но личной машины у Виктории с мужем не было, и они не смогли уехать в первый день войны.
Бои слева и справа от дороги
25 февраля, на второй день войны, украинские военные, чтобы предотвратить продвижение российских военных к Киеву, взорвали мост через реку Ирпень, соединяющий одноименный город со столицей. Следующие несколько дней в городе оставалось всего два маршрута для эвакуации: по железной дороге или через руины разрушенного моста.
Два дня спустя российские войска продвинулись в Бучу — всего в пяти километрах от центра Ирпеня. В тот же день украинские власти рассказали, что российские военные попытались прорваться в Ирпень — в городе шли танковые бои. C 27 февраля, по данным вашингтонского аналитического центра Institute for the Study of War, российские военные уже входили в город.
Восемь дней Виктория с мужем и маленькой дочкой провели в Ирпене. Первое время спускались в убежище, но там часто не было света, было холодно. “Холодные кирпичи” — так описывает Виктория подвал. Спать было негде, женщина садилась на стул, брала ребенка на руки, чтобы девочка могла поспать.
“Но все время слышны были взрывы, стены дребезжали. Ночи обычно были более спокойные, но часов с семи утра начинались сильные обстрелы. Было очень страшно — даже шелохнуться было страшно. И этот страх нарастал”.
В сыром холодном подвале дочка Виктории заболела, и семья вернулась в квартиру — постелила матрас в коридоре, где нет окон. К этому моменту у них заканчивались продукты. Виктория с ребенком хотели эвакуироваться.
“Наш дом далеко от железнодорожного вокзала — пешком туда около часа, а машины нет. Я написала в чат нашего комплекса, и рано утром мне ответил мужчина, предложил подбросить до вокзала. Я схватила вещи и ребенка. У нас было 10 минут, чтобы с мужем обняться. В машине я прятала ребенка вниз, чтобы защитить от обстрелов. На перроне мы ждали часа два — вокруг все взрывалось, громыхало, летели осколки”.
Виктория смогла сесть в поезд 4 марта. Сейчас она в безопасности — в Германии. 5 марта мэр Ирпеня сообщил, что российские военные взорвали железнодорожные пути рядом с городом. Мирных жителей попросили эвакуироваться через разрушенный мост.
Никита Григоров хотел эвакуироваться ради родителей, но автомобиля у семьи не было. Затем он узнал, что его сосед выезжает на машине до разбомбленного моста, и у него как раз есть три места.
“Он сказал: пять минут. Мы взяли два рюкзака, которые у нас уже были готовы. Шел обстрел. Мы выехали. Это буквально 10-15 минут езды, но через бой. Бои шли и слева, и справа от дороги. Мы слышали и минометную стрельбу, и автоматные очереди. Но мы все же доехали до моста и там переправились. На другом берегу нас встретили наши солдаты и на автобусах эвакуировали в Киев”, — рассказывает Григоров.
К 6 марта этим путем из города смогли выбраться больше двух тысяч человек. Кадры мирных жителей, которые прячутся от обстрелов под разрушенным мостом, появились на обложках мировых газет.
Выйти этим путем из города удалось не всем. В тот день Сергей Перебейнос увидел в “Твиттере” пост о гибели целой семьи, пытавшейся выбраться из Ирпеня. Перебейнос узнал на фотографии знакомые чемоданы — и так понял, что потерял жену и детей.
До 2014 года семья жила в Донецке, но когда там начались боевые действия, Перебейносы эвакуировались под Киев. Спустя восемь лет новая война убила его жену и двоих детей — 18-летнего Никиту и девятилетнюю Алису. При обстреле также погиб волонтер, помогавший семье бежать из Ирпеня.
Сергей Перебейнос, до войны уехавший на восток Украины ухаживать за больной матерью, написал после гибели семьи: “Простите меня, я не прикрыл вас”.
“Живые в приоритете”
“У нас есть такая шутка: кто обстрел под мостом не пересидел, тот ирпенским волонтером не считается”, — рассказывает местный волонтер Максим. Весь месяц он провел в городе, помогая мирным жителям эвакуироваться, доставляя продукты тем, кто остался, и забирая тела погибших с улиц.
“Слева — поле, справа — поле, а сверху — мост. Слышишь прилет по мосту и думаешь каждый раз: насколько же крепкий это мост? И не потырил ли кто-нибудь на производстве бетона и металлоконструкций? Пробьет ли очередной снаряд или нет?”
Один из самых страшных обстрелов накрыл волонтера в центре Ирпеня. Максим был в машине, когда куски здания начали падать неподалеку от него.
“Это очень страшно, когда слышишь большой калибр. Я выбежал из машины, знал, что рядом бункер. Спускаюсь по ступенькам, стучусь — а там закрыто, и я знаю, что люди меня не слышат. Я стою, голова моя выше уровня земли. Я слышу прилет в соседнее здание, слышу, как куски здания летят на жестяной козырек над моей головой. Я перебежал в соседнее здание — там такие же ступеньки вниз, тоже закрыто. Получилось с ноги приоткрыть дверь, смотрю — там маленькая комнатка метра на три, поворачиваю за угол — а там техническое помещение… и окно. Или через окно осколками изрешетит, или в первой комнате прямо к двери что-то прилетит”.
В полуподвале под обстрелом Максим просидел полтора часа.
В начале марта погиб друг Максима — хотел уехать из города и на белом “Аутлендере” решил заехать домой за документами. В машине было несколько человек.
“Они не доехали, — говорит Максим. — Их машину расстреляли. Это был не снаряд, их расстреляли из автомата. Некоторые выжили — кому-то в глаз попало, кому-то в голову. Мой товарищ выпал из машины и лежал на улице. Через несколько дней я забирал людей на улице Пушкинской, проезжал мимо тела моего товарища, которого не мог забрать. Очень хотелось, но в приоритете были живые”.
К 14 марта уже половина Ирпеня находилась под контролем российских военных. Максим ехал как раз в оккупированную часть города на очередной “вызов” — жители оккупированных районов писали волонтерам, если хотели эвакуироваться, или просили привезти еду.
“[Я ехал по] улице, заваленной машинами. В каждой машине было по несколько тел гражданских”. Тела убитых Максим находил вдоль дорог, в домах и в машинах. Сколько в городе погибших мирных жителей — он точно не знает. У магазина Максим нашел тело пожилого мужчины-охранника с сигаретой в руках. Ворота за спиной мужчины были изрешечены выстрелами: «Человек явно просто вышел покурить на улицу, и его застрелили. Ну вот зачем?» — спрашивает Максим.
С российскими военными Максиму приходилось общаться много раз, когда он забирал из оккупированных районов женщин, стариков и детей.
“Я полтора километра шел с поднятыми руками, орал, что я волонтер. Дохожу — один пулеметчик сидит в окопе и держит меня на прицеле. Ко мне выходит десантник в тельняшке. И он: “Да кто ты такой? Волонтер? А что в карманах?” Такой микс гопника и десантника. Настолько стереотипный персонаж. Я сказал, что я волонтер, вывожу людей из Ирпеня. Он говорит: “А куда ты их вывозишь?” В Киев, отвечаю. И показываю в сторону Бучи (в противоположном направлении от Киева — Би-би-си). И он как закричит: “Да я знаю, где это! Мы завтра там будем! Зачем тебе людей вывозить в Киев, мы будем там завтра!” К тому моменту они в Ирпене уже две недели были. Он даже не удосужился на карту посмотреть. Я раньше думал, что многие заявления — это наша пропаганда для поддержания боевого духа. А когда я с ними пообщался, я понял, что наши еще преуменьшают”.
“Россия разрушила мой дом”
После очередного этапа российско-украинских переговоров в Стамбуле Москва объявила, что “в разы” сокращает военную активность на Киевском направлении. Украинские власти подчеркивали, что российские военные столкнулись под Киевом с серьезными логистическими проблемами и отпором вооруженных сил страны. Американская разведка тогда заявила, что российские войска отступают, чтобы сосредоточиться на юге и востоке.
28 марта мэр Ирпеня Александр Маркушин сообщил, что город освобожден от российских войск, но обстрелы продолжались еще несколько дней. Американский аналитический центр Institute for the Study of War считает, что полностью контроль над Ирпенем Украина установила 31 марта. В центре уверены, что российские военные уже не смогут возобновить наступление в этом направлении: “Украина выиграла битву за Киев. Украинские силы продолжают очищать Киевскую область от остатков российских формирований”.
После того как Украина вернула контроль над соседней Бучей и в город смогли попасть независимые журналисты, СМИ опубликовали кадры свидетельств насилия и казней мирного населения на оккупированных российскими военными территориях. Минобороны России назвало кадры «постановочными».
Власти пострадавшего от обстрелов Ирпеня все еще не разрешают жителям возвращаться в город — это небезопасно. Уехавшая из города Алина Кривояз все же надеется скорее попасть домой.
“Мои родители были совсем молодыми, когда купили дом в 2004 году, — рассказывает Алина. — Папа мечтал о большом доме, а мама — о камине. Отец работал на трех работах, чтобы осуществить мечту. Купили дом. Папа своими руками сделал камин. В мае 2019 мы узнали о его неизлечимой болезни — опухоль мозга. В июле 2019 после операции он рвался на второй этаж — достроить. Но скоро ему стало совсем плохо. В 2020 он умер. Человек вложил всего себя в этот дом. Россия разрушила мой дом. Уничтожила мечту отца. Все, что осталось от него”.
Один из ирпенских волонтеров несколько дней назад доехал до дома эвакуировавшейся Алины Кривовяз — от здания, построенного отцом девушки, уцелела только коробка. Внутри все уничтожено.
Алина не хочет верить в это, пока не увидит родной дом своими глазами. Она надеется вернуться в Ирпень: “По-настоящему жизнь свою и родных представляю только в родном городе. Надеюсь, что город быстро восстановят, потому что его вид сейчас разбивает сердце. Так жаль, что об Ирпене во всем мире узнали таким образом”.
Связь с Ирпенем вот уже несколько недель пытается установить Юлия — она не захотела уезжать за границу во время войны и живет в деревне под Киевом. В Ирпене осталась ее мать. Во второй день войны девушка хотела поехать за ней, но мост через реку взорвали, и 74-летняя женщина осталась в Ирпене — в районе города, который занимали российские военные.
С матерью Юлия не говорила с 4 марта — в городе давно нет электричества, проблемы со связью.
“У нас в Ирпене частный дом с подвалом. Мама приютила соседей, у которых подвала не было. Эти люди уехали от нее 9-го марта, позвонили мне, рассказали, что мама, несмотря на возраст, всех поддерживала, говорила, что все будет хорошо, придумывала шутки и анекдоты”.
Местные, которым удалось выйти на связь, сказали, что несколько дней назад мать Юлии точно была жива. Больше информации у нее нет.
По данным городских властей, в Ирпене разрушено 50% зданий. Во время оккупации в городе оставалось четыре тысячи жителей. Сколько именно погибло людей — неизвестно. Мэр города предварительно говорил о 200-300 погибших, но эти данные не окончательные.
25 марта президент Украины Владимир Зеленский присвоил Ирпеню звание города-героя.
- LIVE: Последние новости в режиме реального времени
- КОНФЛИКТ: Как война в Украине влияет на соседей России
- СПЕЦЭФИР: Отвечаем на ваши вопросы
- ОЧЕВИДЦЫ: Три истории о жизни и смерти в блокадном Мариуполе
- АНАЛИЗ: Причины успехов Украины в отражении российской агрессии
- ИНТЕРВЬЮ: Генпрокурор Украины о военных преступлениях России