Украинского журналиста Олега Батурина российские военные похитили 12 марта на вокзале в Каховке в Херсонской области, куда он пришел по просьбе своего знакомого. Как оказалось позже, тот также был похищен. В российском плену Батурин провел больше недели, ежедневно подвергаясь допросам и психологическому давлению. В интервью SOVA Олег Батурин рассказывает о своем похищении, возможном референдуме в Херсонской области и о том, почему местные жители чувствуют себя забытыми.
– Вы находились несколько дней в плену. Расскажите, как вы попали в плен. Только ли из-за того, что вы журналист, или были другие обстоятельства?
– Исключительно из-за того, что я журналист. Я был восемь дней в плену. Меня схватили 12 марта российские военные. Каждый день они проводили со мной допросы. В основном спрашивали, кто организаторы проукраинских митингов в Херсонской области, просили назвать имена активистов, журналистов, спрашивали даже про белорусских журналистов в Херсонской области, спрашивали, у кого есть оружие, сотрудничал ли я со Службой безопасности Украины. Они задавали и абсурдные вопросы. Например, когда началась Великая Отечественная война, почему мы в Украине не празднуем 9 мая. Такие допросы были каждый день. Иногда два раза в день. Каждый раз это были разные люди, которые мне угрожали. В первый день, когда меня схватили, они угрожали меня убить за то, что я журналист и выполнял свою работу.
– Они применяли физическую силу против вас?
– Они меня не пытали, но били. Били в первый день, а во все остальные дни они применяли психологическое давление. И это сложно назвать не пыткой. Когда они держали меня в камере, я слышал, как они пытали других пленных. Думаю, это делалось сознательно, было задумано, чтобы я слышал, как пытают других. Так они меня держали в постоянном напряжении, в неведении. Они давали понять мне, что в любой момент могут прийти и точно также пытать меня.
– Мы знаем, что со многими журналистами, активистами, людьми, которые имеют какой-то выход на общественное мнение, обращались так, как с вами. Сколько еще ваших коллег пострадало от российских военных или это были, возможно, спецслужбы? И что с ними сейчас?
– Я знаю, что больше 20-ти журналистов уже убито. В это число входят и иностранные журналисты, и украинские. И не только те журналисты, которые попали под артобстрелы, но и те, которые скончались от пыток. Также зафиксировано больше 100 случаев давления российских оккупантов на редакции СМИ.
И в Херсонской, и в Запорожской, и в Донецкой областях есть случаи, когда журналистов похищали, пытали, требовали от них сотрудничества с российскими оккупантами. Но здесь важно понимать, что во всех этих случаях речь идет о том, что россияне требуют от журналистов прекратить профессиональную деятельность. Потому что сотрудничество с ними – работа на российскую пропаганду. Это не имеет ничего общего с журналистикой. Российским оккупантам, коллаборантам, всем тем, кто пришел в Украину, свободная журналистика не нужна. Им не нужно никакого проявления гражданской активности, они пытаются все это всячески подавить и уничтожить.
В соседнем городе Новая Каховка после меня был похищен редактор издания Novakahovka.City. Его держали в плену, а потом отпустили. Но пока он был в плену, оккупанты сняли с ним видео. То есть, они принуждают сниматься в таких пропагандистских видео и рассказывать под прицелом автоматов всякую ерунду. Например, его принуждали говорить, что он отказывается от своей страны, что оккупанты ведут себя правильно. Я знаю этого человека и вижу, что он говорит это под принуждением, вижу на его лице следы пыток. И таких случаев, к сожалению, очень много.
– Мы видели кадры, когда жители Каховки выходили на акции протеста и просили, мягко говоря, российских оккупантов убраться из их города. Скажите, какие настроения сейчас, спустя более чем два месяца с начала военных действий? Люди устали или их дух сложно сломить?
– Если постараться описать одним словом состояние людей, то это, скорее, отчаяние. Людям очень тяжело жить в условиях оккупации. Многие просто отчаялись. На это наложилось и то, что многие люди стараются выехать из Херсонской области, покидают свои дома. По разным оценкам, уехала чуть ли не половина жителей Херсонской области. Людей стало меньше, проблем стало больше. Проблемы с тем, где купить продукты, нет денег, нет доступа к медикаментам, к медицинской помощи. Оккупанты и коллаборанты всячески терроризируют людей, поэтому многие сейчас бояться открыто говорить о своей проукраинской позиции. Но это не значит, что они от нее отказались. Безусловно, есть те, кто с оккупантами сотрудничает. Но это не большое число людей.
Я сейчас отслеживаю всех, кто сотрудничает с оккупантами. Как правило, это маргиналы, обиженные на власть или на весь мир люди, которые ничего не умеют и не хотят делать. Это люди, которые хотят руководить и всю жизнь мечтали получить свой кусок пирога. И сейчас они получили возможность отыграться на всех, отомстить кому-то. Но с первого дня войны большинство людей придерживается проукраинской позиции. Мне кажется, что это стало одной из тех причин, почему у российских оккупантов все пошло не так, как они планировали. В Херсонской области их точно никто не ждал с распростертыми объятиями.
– Мы слышим версии о возможности проведения референдума в Херсонской области, как это было в Донбассе, Луганске, в Крыму. Есть ли реальная опасность?
– Что касается референдума, то вся информация о нем была на уровне слухов. Довольно большая часть жителей Херсонской области говорила об этом возможном референдуме, опасалась его проведения. Но опасалась также того, что их насильно заставят туда прийти под дулами автоматов, чтобы заснять это все на видео и использовать потом как пропагандистскую картину. Но по поводу этого референдума ничего не понятно. Мне кажется, что россияне что-то подобное планировали, но у них все вновь пошло не по плану, и пришлось на ходу переобуваться. Понять о планах россиян можно, проанализировав сообщения в российских пропагандистских Telegram-каналах. Например, в апреле они довольно часто представляли Херсонскую область как Северный Крым. Намекали, говорили и писали, что нашу область можно присоединить к Крыму. И таким образом интегрировать в Россию. В Херсонской области все это вызывало смех. Потому что, как говорили местные жители, называть область Северным Крымом – это все-равно, что называть ее Южной Африкой. Она никакого отношения к полуострову не имеет, это абсолютно разные географические понятия.
Местные коллаборанты заявили, что никакого референдума не будет, потому что мировая общественность с большим недоверием относиться к подобного рода референдумам. Они видят это на опыте Крыма. Поэтому, по их словам, они будут обращаться к Путину, чтобы Херсонскую область присоединили к России просто на основании какого-то обращения. Мне кажется, это в лишний раз доказывает, что сами россияне не понимают, как им действовать. Они на ходу пытаются придумать что-то новое, исходя из тех обстоятельств, которые сейчас есть.
– То есть, был какой-то сценарий, который столкнулся с общественным мнением в Херсонской области, и пришлось менять его по ходу?
– Местные коллаборанты, которые возглавляют сейчас т. н. администрации Херсонской области, говорят, что представляют народ. Они сами себя наделили правом выступать от имени местных жителей. Как сказал Кирилл Стремоусов, который называет себя заместителем председателя военно-гражданской администрации Херсонской области, они будут готовить обращение к Путину о включении в состав России. Как я понял, сама администрация будет готовить такой документ. По большому счету, российским оккупантам все равно, что это будет за документ. Они потом придумают какое-то оправдание всему этому. Они потом расскажут, что это их народ попросил. Но местные жители им все равно не верят.
– У Украины есть печальный опыт с 2014 года. Сами местные жители как себя поведут, как вы думаете? Очень сложно прогнозировать, когда ты находишься в условиях оккупации, и в принципе никто не может защитить тебя от агрессора, но все же, какая реакция может последовать за этим обращением?
– Дело в том, что местные жители не понимают, кто эти все люди. Этот Кирилл Стремоусов или Павел Филипчук, так называемый мэр Каховки, или Владимир Леонтьев, который называет себя мэром Новой Каховки… Важно понимать, что в Украине в последние годы прошла успешная реформа децентрализации. Местные жители выбрали своих мэров, сельских глав. Я часто слышу, что даже если они критически относятся к мэру, они говорят: да, он плохой мэр, но он наш мэр, мы его сами выбирали. Здесь важно понимать, что именно к легитимной власти у людей есть доверие, даже если в их сторону много критики. Вот к этим людям есть доверие, а кто эти, другие люди – никто не понимает. Они называют себя мэрами, председателями, но как они коммуницируют, как они будут доносить свои распоряжения – никто этого не понимает.
– А эти люди сами из Херсонской области или приехали откуда-то и их назначили на руководящие должности?
– Большая часть назначенных представителей «оккупационной власти» – это местные жители, часть – приезжие из Донецка, есть и приезжие из Крыма. Есть люди, которые согласились сотрудничать с оккупантами, но их число невелико. Остаются легитимные местные органы власти, но они не имеют тех полномочий и не могут полноценно исполнять свою работу.
– Чем сейчас Россия может завлечь жителей области, какие материальные блага могут приманить оставшихся людей?
– Мне кажется, только продуктами они могут это сделать. Дело в том, что с первого дня войны Херсонская область оказалась заблокирована. Продукты, лекарства, бензин – все стало недоступно. Пока еще оставались в магазинах и аптеках запасы, они их продавали. Сейчас в Херсонской области из своего без проблем можно купить только овощи, фрукты и мясо. То, что у нас выращивают. Все остальное – завозится. Оккупанты сами же искусственно создали ситуацию, когда область отрезана от элементарного – от доступа к товарам и медикаментам. Сейчас же они стали активно завозить все это со стороны Крыма. И они преподносят это все как большую победу. Цены стали чуть падать, но все же они остаются высокими. Цена на сахар в области, например, вдвое больше, чем на подконтрольной Украине территории. Это все говорит не в пользу оккупантов.
Также россияне активно раздавали свою гуманитарку. Но они ее сами же разворовывали и продавали. Других способов привлечь людей нет.
– Как в этих условиях официальный Киев коммуницирует с местным населением? И как вы относитесь к центральным властям?
– Основной источник информации для местных жителей – соцсети и Telegram-каналы. И власти всячески пытаются коммуницировать. У народа есть доступ к информации, они могут ее получать, может не в полном объеме, но доступ есть. Люди очень жадно следят за новостями.
Жителей также волнует вопрос, что произошло. Почему Херсонская область так быстро, буквально в считанные часы была оккупирована российскими военными. И это, пожалуй, единственный момент, который остается без ответа. И многие жители области ощущают себя брошенными, забытыми. Это единственный момент, когда есть ощущение недоверия к украинской власти.
– Использует ли российская сторона этот момент для российской пропаганды?
– Она очень активно это использует, практически каждый день об этом упоминает. Она говорит: вас кинула украинская власть. Вы, мол, видите, что с первого дня войны здесь нет украинских военных, полиции, остались только мэры, не способные ни на что влиять. Поэтому, мол, мы вынуждены были спасти вас.
– Почему, по-вашему, территория Херсонской области была так быстро захвачена?
– Здесь сработало несколько моментов. Россияне очень мощным потоком перешли через административную границу с Крымом. Также тут могло сработать не в пользу Украины большое количество провальных кадровых вопросов, потому что журналисты, и я в том числе, всегда обращали внимание, что в Херсонской области зачастую происходят странные назначения в областные, районные администрации. Были большие вопросы и к защите административной границы с Крымом. Почему не были подорваны мосты со стороны полуострова? На эти вопросы ответов нет. Очевидно одно: россияне практически все сметали с пути. Но почему Украина не смогла подготовиться к таким вызовам – вопрос открыт. Важно, чтобы людям максимально честно ответили. Пусть не сегодня, сейчас идет война, но важно, чтобы ответы были озвучены.
