– Вы писали о том, что в последнее время стали получать большое количество жалоб от родственников заключенных, которых вербуют в колониях и отправляют в Украину. С чем связан, по-вашему мнению, такой поток жалоб?
– Я бы не сказала, что это жалобы на вербовку. К сожалению, я вижу, что заключенные вербуются очень охотно, просто вперед и с песней. И что очень довольны родственники, что они вербуются. Из огромного числа – сейчас уже порядка трех тысяч завербованных – только три женщины (родственницы, — прим. ред.) борются с отправкой на фронт. Две имели успех, одна – нет, потому что это сестра, а мать там очень даже «за», и сам он «за». И это, конечно, страшные антропологические изменения в моей стране.
Да, просят отстоять свои права: «Обещали и не заплатили». Неа, мы не поможем. Сейчас идут просьбы: «Убит, тело находится в зоне боевых действий, помогите доставить». Сейчас. Нет у меня тут никакой жалости. Или: «Ранен, лежит в госпитале под Луганском, помогите перевезти нашего героя». Вот такого рода есть очень много жалоб. Иногда пишут женщины, что, вот, моего отправили насильно. Начинаешь выяснять – тоже вперед и с песней. И еще очень много писем. Если у меня хорошее настроение, я не отвечаю, а если плохое – то отвечаю: «Вот, мой родственник сидит за особо тяжкое преступление в Сибири, помогите устроиться в ЧВК «Вагнер».
«У крокодила есть материнские чувства, у таракана есть, а у этих – нет»
К сожалению, из трех женщин, которые бьются, одна добилась успеха, вернула своего мужа и вообще сделала так, чтобы от колонии отстали, молодец, воспользовалась всеми нашими рецептами. Я с ней разговариваю, и вдруг она мне говорит: «Ну, конечно, я совсем не хочу, чтобы мой муж служил в частной военной компании, была бы государственная, тогда да». И не знаешь, что сказать. В общем, я не думала, что все так легко и быстро может случиться с мозгами, совестью, сердцем, я не ожидала. При этом, я еще отчасти хотя бы понимаю заключенных, потому что русские пыточные тюрьмы… Я понимаю, любая война лучше, чем они. Но родственники, но женщины, но матери, которым нужны только деньги… У крокодила есть материнские чувства, у таракана есть, а у этих – нет.
Питер Померанцев: россияне хотят втянуть всех в свой грубый эмоциональный ад
– Как обычно происходит процесс вербовки заключенных? Что им обещают?
– Происходит очень интересно. Обычно на территорию зоны прилетает вертолет ЧВК «Вагнер» с опознавательными знаками, оттуда выходят «пригожинцы», часто сам Пригожин, выгоняют сотрудников зоны, освобождают кабинеты начальников – принимают там. Затем строят заключенных и обещают им 100 тысяч рублей зарплаты, 100 тысяч премии, им или родственникам, все наличными без налогов соответственно, [ха-ха] помилование после полугода участия в боевых действиях, не с момента подписания бумажек, а с момента участия в боевых действиях, снятие судимости, свободу и т. д.
А также им обещают расстрел на месте за попытку дезертирства, решения сдаться в плен или за употребление наркотиков. Это им тоже обещают и, насколько я знаю, выполняют. Кстати сказать, не только заключенные, не только люди с приговорами, в СИЗО тоже приходят. Они не приходят, но там везде висят объявления, что ты можешь завербоваться, и тогда твое уголовное дело приостанавливают. Вот тут врут точно. У нас есть уже несколько примеров, когда люди уже возвращались контуженные с войны и их тут же прекрасненько забирают снова. И уголовное дело приостановили, а затем приоткрыли. Поскольку оттуда возвращается мало, то и случаи – единичные.
– Какие договоры с ними обычно заключаются? Им действительно, как пишут родственники, обещают выплаты по 200 тысяч?
– Да, очень многие действительно жалуются на невыплаты или выплаты гораздо меньших сумм. Но вы учтите, что очень мало у кого есть родственники, очень многие писали, что деньги – им [заключенным], они погибли, а выплачивали там деньги или нет, мы не знаем. Я знаю про большую рекламную выплату в Новгородской области: погибший – заключенный по фамилии Сафаров, его вдове выплатили 5 млн 200 тысяч рублей, и Прилепин прилетал на могилку. На сегодняшний день из 68 человек, завербованных в этой зоне – это была первая партия – погиб 61 человек, и мы в основном знаем фамилии. А рекламная выплата – одной вдове. Но она есть, я не могу сказать, что нет.
– В каких колониях на территории России преимущественно происходит рекрут заключенных?
– Это по всей центральной части, начиная с Севера, с Коми, Архангельска и Мурманска, заканчивая Кавказом. В Адыгее тоже было. Одна область не вошла или, по крайней мере, мы ничего не знаем о вербовке там – это Калининградская область, видимо, потому что это анклав. И сейчас пошли восточнее, мы уже получаем сведения из Татарстана, но туда даже не доехали «вагнеровцы», там просто начальство выстраивает перед собой зэков и зачитывает обращение «вагнеровцев», что могут записаться. Они уже начали лениться ездить сами и заставляют читать это начальников зоны.
– Заключенные проходят какую-то подготовку или их прямиком отправляют в зону боевых действий?
– Они проходят подготовку, хотя часто сами не имеют никакой военной подготовки, не служили в армии. Их отправляют в ИК-2 Ростовской области, там даже не оставили столовой, там сухие пайки, и их реально две недели очень сильно тренируют. Вплоть до того, что у них мало времени на сон. Их действительно чему-то учат там целых две недели, после чего отправляют в Луганск.
– Есть ли какая-то статистика, сколько людей ежемесячно вербуют в определенной колонии или СИЗО?
– Это же все только началось, и первые «вагнеровцы» пришли в первую зону в конце июня, а первый бой с ними был чуть больше месяца назад, 14 июля. Мы знаем, что отовсюду идут все новые и новые эшелоны, новые партии, и примерно 20% личного состава каждой зоны соглашается вербоваться. Это много. Обычно зона – это 1300 человек, 300 соглашаются. Их берут не всех и не сразу, а по частям. Я так понимаю, что больше они пока не могут переварить, «вагнеровцы» и ЛНР. Кстати, я не слышала еще никогда, чтобы их отправляли в ДНР, пока, по крайней мере. Я так понимаю, что они готовы подставить под штык 50 тысяч заключенных. Это легко. И речь тут не о том, можно или нельзя подставить, они просто переварить их не могут, а так от желающих отбоя нет, к сожалению.
– Какие настроения у завербованных заключенных, с которыми вы общались? Почему они решаются на такое? Это безысходность, жажда денег или подверженность пропаганде?
– Я бы сказала, что главное – безысходность, это выход из матрицы, их единственный выход. Такой ужасный шанс. О деньгах мало кто думает из тех, кто туда идет. Вот родственники – корыстные, там только о деньгах идет речь.
«Идеологически тюрьма русская – она запутинская в основном, потому что он понятный, как и Пригожин. Они свои пацаны, они блатные. Они говорят на блатном языке, они – альфа-самцы, доминантные, распальцованные, такие пацаны»
Другие пацаны все это очень хорошо считывают. Поэтому здесь такой свой мир, и когда приезжает сам Пригожин, мы видим блатной кураж. Он с ними говорит на этом языке. Если в Грузии много лет боролись с тюремной культурой и вообще с тюремной романтикой, с положительным образом вора, то здесь – наоборот. Недаром многие грузинские воры уехали именно в Россию.
– Вы говорили, что довольно жестко отвечаете на жалобы родственников. Почему? И в целом, оказываете ли вы им какую-то помощь?
– Во-первых, сразу: нельзя идти на войну»! Это не ситуация с Великой Отечественной, когда штрафные батальоны шли в бой. Тогда мы все защищали родину, и зэки защищали родину вместе со всеми. Сейчас на нашу родину никто не нападал, мы сами, Россия напала на Украину. И конечно, это военное преступление – идти с оружием в руках и нападать на соседнее государство, которое на тебя не нападало. Я уверена, что мы все доживем до того дня, когда всех, кто зашел туда с оружием в руках, всех до одного, будут судить. И это нужно понимать. И пособников будут судить – тех, кто это допустил. И если люди этого не понимают, я это им объясняю в довольно жесткой форме. Я не считаю необходимым здесь быть деликатной. Нет, я не буду деликатной в этом вопросе.
– А есть случаи, когда заключенного действительно против его воли отправляют воевать?
– Я не верю в сказки о недобровольности. Желающих много, там реально конкуренция за то, чтобы идти воевать… и «ах, меня заставили». Это сказки. Сейчас пишет нам одна мать, что сына взяли недобровольно, и у него срок освобождения – 4 сентября. Начали разбираться – совершенно добровольно, с удовольствием.
– Вы также писали о случаях, когда у заключенных колонии отбирали деньги в поддержку ДНР. Как вам становится известно о таких случаях и почему это происходит?
– Просто позвонил заключенный, при чем по официальному телефону (обычно по мобильному звонят), и говорит: «Знаете, мы все написали заявление, что очень хотим перечислить деньги в ДНР. Расскажите, пожалуйста, об этом». Я думаю, что это самодеятельность. Мы же видим прекрасно, как губернаторы сибирских городов или мэры уральских, сибирских городов жертвуют свои бюджетные деньги, а они сами на самом деле не богатые, но жертвуют все на восстановление захваченных территорий. Это – то же самое. «Мы хотим выслужиться перед начальством, поэтому все наше подразделение скидывается по 500 рублей». Я думаю, что это сейчас начнется в школах, детских садах. «Трудовые коллективы жертвуют деньги на ДНР и ЛНР». Обязательно начнется, как в советское время. Оно, конечно, добровольно, но попробуй не сдать.
– А какие сложности возникли в работе правозащитных организаций и фондов в условиях войны?
–Ну вообще, мы почти все – «иностранные агенты». Многие из нас вообще «нежелательные организации». «Мемориал», например, вообще закрыли по суду. Пожалуйста, есть и физические нападения, нападение на Игоря Каляпина в Нижнем Новгороде, в собственном доме. Это все – наши будни.
– А если говорить конкретно о работе фонда «Русь Сидящая»?
– Почти сразу мы начали заниматься попыткой вернуть людей с войны на зону, и один из наших адвокатов поехал в самую первую зону, в Яблоневку Ленинградской области. И да, он оставил там много бумаг, заявлений. Его сразу же вызвали в Москву в Следственный комитет по другому делу и прям в кабинете следователь сказал, что просили передать из ФСБ: «Они найдут у тебя наркотики, лет на 10».
Материал подготовлен в рамках проекта, реализуемого при поддержке МИД Чешской Республики и посольства Чешской Республики в Грузии.
