Его тело лежало там, где он упал, — один, на спине, под тусклым сентябрьским солнцем.
Он был убит около полудня 24 сентября во время многочасового интенсивного обстрела города Бахмут на востоке Украины, на Донбассе. Мы наткнулись на него случайно, а потом узнали, что его зовут Андрей Яблонский и ему 52 года.
Рядом, прячась в дверном проеме, мучительно кричала женщина в красном пальто. Это была сестра Андрея.
Она плакала: «Что я могу сделать для брата?». Больше часа его тело не могли вынести из-за непрекращающегося обстрела.
Андрей отдал жизнь, спасая других. Он работал водителем «скорой» и погиб недалеко от станции скорой помощи — его тело было изрешечено осколками. Теперь его имя добавлено в список жертв российской армии в Бахмуте.
За последние месяцы под российскими обстрелами здесь погибли больше 70 мирных жителей, сообщает глава Донецкой областной военной администрации Павел Кириленко.
Мы, вероятно, слышали звук снаряда, убившего Андрея.
В то утро в центре города в течение нескольких часов раздавался свист и оглушительный визг прилетающих снарядов российских войск и глухие раскаты украинской артиллерии. Вокруг нас разыгрывалась артиллерийская дуэль — удары были такими быстрыми, что за ними трудно уследить. «Это как бадминтон», — сказал украинский коллега.
- «Чем больше уедет, тем меньше погибнет». Киев запустил обязательную эвакуацию из Донецкой области
- «Когда будет вода и зачем началась война?» Как живут мариупольцы, оставшиеся в оккупированном городе
- «Герань» над Одессой. Иранские дроны бросили вызов украинской ПВО
Пока один взрыв следовал за другим, дюжина мирных жителей жалась к стене, пригибаясь и вздрагивая. Их ценные вещи были сложены в дорожные сумки у ног. Они ждали, когда за ними приедет человек, который вывезет их из города.
До российского вторжения в феврале в Бахмуте жили около 70 тысяч человек, он был известен своими соляными копями и производством игристых вин. Сейчас он сильно разрушен и почти безжизнен.
Ирина, 48-летняя женщина в ярко-желтой куртке, нервно наблюдала за своей 14-летней дочерью Елизаветой, которая, казалось, тонула в своей толстовке. Мать и дочь иногда одновременно вздрагивали при звуках боя. В промежутках девочка-подросток отвлекалась на возню с переноской для домашних животных.
Ирина неохотно уезжала из родного города ради ребенка.
«Это очень тяжело, — сказала она мне, — очень трудно. Я бы не захотела покидать это место, если бы не война. Главное — спасти жизнь моей дочери. Кошка наша родила котят, и мы ее тоже с собой забираем, чтобы все мы выжили».
И сможет ли она когда-нибудь вернуться?
«Я хочу вернуться в Бахмут, — говорит Ирина. — Наши вооруженные силы вернут территории, и все будет в порядке».
Это звучит и как молитва, и как символ веры для многих в Украине.
Спустя полгода после вторжения заявленная цель России, которую недавно повторил президент Путин, состоит в том, чтобы получить контроль над всем Донбассом. Сейчас этот план спотыкается о Бахмут.
Победа здесь, после недавних унизительных поражений на востоке Украины, российским военным пришлась бы весьма кстати. Сейчас украинские войска сдерживают их на восточной окраине этого стратегического города.
Как бы ни закончилась битва за Бахмут, у Ирины и Елизаветы есть более насущная забота — дожить до конца дня. Они торопливо собирают свои вещи и забираются в кузов фургона, за рулем которого волонтер Сергей Иванов.
39-летний Сергей в шлеме и солнечных очках был ударником в рок-группе. А теперь участвует в волонтерском проекте Rescue Now и, кажется, подпитывается адреналином. Татуировка на латыни на его правой руке гласит «carpe diem» или «лови момент». Вот уже несколько месяцев он занимается именно этим, спасая мирных жителей от опасности в прифронтовых районах.
Риск для своей жизни в этих ежедневных миссиях он преуменьшает.
«Я думаю, это обычно для меня, — говорит Сергей. — И обычно для любого украинца. Я счастлив, когда вижу улыбки на этих лицах. Я люблю жизнь, люблю Украину и люблю людей».
Сказав это, он газует на полную по ухабистым проселочным дорогам. Для Ирины и ее дочери это первый этап путешествия в относительно безопасный Киев.
Другие предпочитают оставаться в Бахмуте, в плену у своего возраста и воспоминаний. Как, например, 80-летняя Лидия, которую мы встретили на другом конце города.
Жестокость войны — буквально перед ее глазами. Напротив ее скромного дома — почерневшая пятиэтажка, разрушенная российским авиаударом 15 сентября.
По данным экстренных служб, в результате обстрела тогда погибли пятеро мирных жителей. На следующий день, когда спасатели расчищали завалы, один из них погиб под обстрелом.
Лидия сидит на скамейке перед своим домом, согнувшись над тростью. Она закутана в кофты и на голове ее черная шерстяная шапка. Только мы начали говорить — из глаз Лидии градом полились слезы.
Она оплакивает Владимира, своего 60-летнего мужа, недавно умершего от болезни, и мирное время, которым они наслаждались вместе с ним.
«70 лет не было войны. Зачем они ее начали? За что воюют? Мне хочется плакать день и ночь, — говорит она мне. — Прошу мужа забрать и меня. Моих детей эвакуировали. Их жизнь тоже загубили. И маленьких детей эвакуировали. Они нас мучают, 100%».
Лидия ругает обе стороны, ее слова перемежаются разрывами снарядов.
«Какая будет зима, — вздыхает она. — Без газа, в холодном доме. Да я бы и без еды с радостью осталась, только бы не обстрелы».
Когда мы покидали Бахмут, над другой многоэтажкой, которую обстреляли несколькими днями ранее, еще поднимался дым. В развалинах тлел пепел.
В своем стремлении захватить Бахмут Россия, похоже, готова его уничтожить.
То же, что мы видели и в других украинских городах.
Обстреливай и убивай, и так по кругу, — вот метод российской армии.