Как только российская армия, напавшая на Украину в конце февраля, начала отступать, понемногу освобождая оккупированные территории, миру были предъявлены свидетельства многочисленных зверств, совершенных захватчиками за время оккупации.
В настоящее время украинские следователи при поддержке западных партнеров и международных правозащитных организаций расследуют сотни и тысячи дел по фактам убийства мирных жителей (только из братской могилы в освобожденном Изюме, по словам местных властей, эксгумированы останки 436 погибших). Задокументированы сотни случаев применения оккупантами пыток и изнасилований.
«Наши следователи изучили дела о случаях сексуального насилия, возраст жертв которых варируется от четырех до 82 лет, — сообщил членам Совета ООН по правам человека Эрик Мозе, возглавляющий Независимую международную комиссию по расследованию преступлений, совершенных российскими военными в Украине. — Члены Комиссии задокументировали и случаи незаконного задержания, пыток и изнасилования детей».
Солдаты, насилующие мирное население на временно оккупированной ими территории, — широко распространенная практика военного времени. Причем факты подобных изнасилований могут годами и десятилетиями замалчиваться самими жертвами, которые зачастую испытывают стыд за произошедшее и не готовы рассказать о том ужасе, который им пришлось пережить.
Еще сложнее приходится женщинам, которые обнаруживают, что в результате забеременели, и по той или иной причине принимают решение сохранить зачатого от насильника ребенка (например, по медицинским показаниям) — чаще всего для того, чтобы отказаться от него сразу после родов.
Корреспондент Сербской службы Би-би-си Мария Янкович рассказывает истории таких детей, рожденных женщинами от солдат-насильников почти 30 лет назад, в ходе войны в Боснии и Герцеговине.
Айне Юсич из Сараево было 14 лет, когда в руки ей попало досье с описанием многочисленных случаев изнасилования ее матери и подробным перечислением полученных той в результате травм. Дочитав документ до конца, Айна в ужасе узнала, что от одного из насильников женщина забеременела и родила ребенка.
Ошибки быть не могло: в документах было имя родившегося ребенка. Это было её имя.
«Для меня это была такая травма, я словно потеряла сознание», — вспоминает Айна в интервью Би-би-си, еще полтора десятка лет спустя.
Хоть на войне она и не была, по ее словам, эту «военную пощечину» она ощутила практически на физическом уровне.
Четыре года спустя, едва достигнув совершеннолетия, аналогичную правду о своем происхождении узнала Лейла Дэймон, выросшая в Великобритании, на противоположном от Балкан конце Европы.
Еще младенцем Лейлу удочерила супружеская пара британских журналистов, освещавших в начале 1990-х войну в Боснии и Герцеговине.
Сам факт усыновления был ей известен. Но лишь во взрослом возрасте Лейла узнала, что «на удочерение мать ее отдала, чтобы не задушить своими руками», поскольку тоже забеременела после изнасилования военными, получив в результате родов серьезную психологическую травму.
«Это довольно странно — осознавать, что ты стала жертвой человека, о самом существовании которого даже не подозревала», — вспоминает Лейла.
По ее словам, это уникальный опыт, переживание которого практически неотличимо от физической боли.
По оценкам ООН, в годы войны в Боснии и Герцеговине (она шла с 1992 по 1995 год) жертвами сексуального насилия там стали от 12 до 50 тысяч женщин.
В результате на свет могло появиться несколько тысяч детей — хотя оценки эти весьма приблизительны.
Официального реестра таких детей в Боснии и Герцеговине не ведут, однако Айна и Лейла входят в организацию под названием «Забытые дети войны». Основанная в 2015 году психиатром Амрой Делич, она стала первой подобной в мире.
История Айны: «Женщина с ребенком — а без мужа»
Материнские документы военных времен Айна тайком искала по всему дому, мучимая вопросом о том, кем был ее отец.
Мать никогда о нем не говорила, а Айна не спрашивала — хотя, по ее собственным словам, «чувствовала, что что-то не так».
«Все дети знали, как зовут их отца, а я нет», — объясняет она.
Молчание матери Айна легко могла себе объяснить. Вариантов, как ей тогда казалось, было не то чтобы много: отец с матерью либо развелись, либо он — как и отцы многих ее ровесников — погиб на войне.
«Но в моем случае все было иначе», — вспоминает она.
Сегодня Айне уже 29. Психолог по образованию, по вечерам она любит смотреть с друзьями баскетбол, а живет по-прежнему в Сараево, где возглавляет организацию «Забытые дети войны».
В 1992 году, в возрасте 22 лет, ее мать была изнасилована солдатами оккупационной хорватской армии.
Первые годы своей жизни Айна провела на конспиративной квартире — среди 150 женщин, ставших жертвами сексуального насилия.
Только через несколько лет мать, по ее словам, нашла в себе силы вернуться на родину.
«С ребенком, но без мужа», — подчеркивает Айна.
В детстве она никак не могла понять, почему соседи и знакомые употребляют в адрес матери разного рода унизительные слова.
«Её открыто стыдили: говорили, что она неразборчива в связях, — вспоминает Айна. — Как-то раз даже отыскали бывшего парня моей матери — еще школьных времен — и сказали, что это мой папа».
«Думаю, даже сегодня, если женщина вернется в маленький городок с ребенком и без мужа, реакция окружающих не будет сильно отличаться», — добавляет она.
Ровесники травили Айну, повторяя то, что слышали от своих родителей, поэтому ее мать (а впоследствии и отчим) постоянно переезжала.
Она говорит, что абсолютно не сердится на мать, хоть и выросла, не зная правды о своем происхождении.
Вопрос об отцовстве
Правду она узнала после переезда в Зеницу, где пошла в среднюю школу. Теперь вопрос о том, кто ее отец, начали задавать вполне официально.
Первый раз — прямо при поступлении. Заполняя форму, администратор спросила у Айны имя ее отца: «Я сказала, что папа умер — и тогда она попросила свидетельство о смерти».
В этот момент Айна увидела, как ее мать поспешно подошла к администратору и что-то ей шепнула.
Во второй раз, по ее словам, «матери, которая могла бы ее спасти», поблизости не оказалось. Вопрос об имени отца ей задал учитель истории — на глазах у всего класса.
«Я открыто сказала, что не знаю ответа. Даже не знаю, откуда у меня такая смелость взялась…» — вспоминает она.
Она сказала, что вместо имени отца может назвать имя отчима — и в этот самый момент почувствовала, что просто обязана узнать правду.
«Когда я была ребенком и слышала, как меня дразнят, я игнорировала эти оскорбления или отвечала тем же, — говорит она. — Но когда тебе 14 лет и все вокруг знают, как зовут их отца — все, кроме тебя! — у тебя внутри как будто что-то ломается».
Она поняла, что, куда бы она ни пошла, вопрос об имени отца будет преследовать ее неотступно.
Страшная правда
Выяснить правду она решила самостоятельно. Улучив момент, когда никого не было дома, она стала рыться в старых документах матери и однажды обнаружила первую часть ответа.
Это были документы о пережитом изнасиловании — из полиции, медкомиссии, других служб.
«Там было черным по белому написано, что в результате мама забеременела и родила ребенка по имени Айна Юсич», — вспоминает она.
Айна смотрит в сторону, как будто сосредоточенно о чем-то размышляя. А потом продолжает — почти не изменившимся тоном: «Я так долго искала ответ на вопрос, кто я. Но когда узнала, молчала почти девять месяцев».
Только когда все вокруг — как в школе, так и за ее пределами — заметили, что ведет она себя как-то странно, Айна решилась на откровенный разговор с матерью.
«Это был самый трудный момент в моей жизни, — вспоминает она. — Я так боялась сделать ей больно, напомнив о пережитом ужасе. А она боялась меня — что я начну ее за это ненавидеть».
Хотя встреча была очень эмоциональной, а разговор вышел весьма непростым, Айна ни разу не пожалела о своем решении. Потому что с тех пор, по ее словам, они с матерью живут душа в душу — «потому что знаем, кто мы, и знаем, что абсолютно не виноваты в этой истории».
История Лейлы: «От тебя отказалась мать, которую ты даже не знала»
Лейле Дэймон тоже 29 лет. Как и Айна, она страстно интересуется психологией и верит в разговорную психотерапию.
Сейчас Лейла живет в Манчестере. Работает в маркетинговой компании, любит подолгу гулять пешком, йогу и рестораны.
Мы не встречались лично, но общались дистанционно. В разговоре Лейла производит впечатление практичной, яркой молодой женщины.
11 лет назад этого не было и в помине. Тогда приемные родители рассказали ей правду об отце — что он изнасиловал мать Лейлы во время войны в Боснии, и она оказалась не в состоянии забрать рожденного от него ребенка.
Чтобы рассказать ей правду, вся семья на три недели отправилась отдыхать в Боснию.
В начале 1990-х Дэн Деймон и его жена Сиан работали журналистами в раздираемой войной Боснии. Одной из героинь их репортажей стала мать Лейлы, у которой они взяли интервью вскоре после родов.
Когда они поняли, что ей пришлось пережить, и увидели, в каких условиях живут дети в боснийском приюте, они решили усыновить малышку.
«Я была совершенно ошеломлена, — вспоминает Лайла. — Трудно понять войну и ее последствия, если вы не ощутили их на собственной шкуре».
Первым делом, по словам Лейлы, она подумала о том ужасе, через который прошла ее мать.
Следующие годы оказались для Лейлы самыми тяжелыми.
«Изнасилование — это такая тема, что, как только вы поднимаете ее, люди чувствуют себя невероятно неловко, — объясняет она. — Однако, чем больше вы стараетесь не обращать внимания на что-то неприятное или болезненное, тем хуже становится».
Ей потребовалось много времени, чтобы понять, что ей нужна помощь профессионалов: «Мне был нужен кто-то, кто провел бы меня через весь опыт идентичности, отвержения и сексуального насилия».
Лечение продолжалось девять месяцев, и Лейла говорит, что пережила их только благодаря невероятной любви и поддержке со стороны родителей и друзей.
Поначалу она не была уверена, что когда-либо решится на встречу со своей биологической матерью.
«Я боялась, что она снова от меня отвернется», — поясняет Лейла. И говорит, что чувствовала заранее: от этой встречи с совершенно незнакомым человеком ей будет больно.
Однако через год Лейла позвонила в боснийское посольство и сказала, что хочет познакомиться с матерью.
Несколько лет они общались дистанционно, в основном по переписке, до тех пор пока Айна не организовала для них личную встречу.
Лейла начала переживать за несколько месяцев до назначенной встречи. Она боялась напомнить матери о пережитых ужасах войны и вообще не очень понимала, как с ней общаться: «Ведь я не говорю по-боснийски, а она не понимает по-английски».
Наконец, в 2017 году Лейла приехала в Боснию на встречу, которую она описывает как «сюрреалистический опыт». Впервые увидев мать, она мгновенно забыла о языковом барьере: ее захлестнули эмоции.
Сегодня, по словам Лейлы, у них хорошие отношения: «Я всегда навещаю ее, когда приезжаю в Боснию. Я люблю эту страну, и Босния всегда будет моим вторым домом».
И тем не менее каждый раз при посещении матери Лейла «словно чувствует в комнате запах войны», а на мать иногда накатывают страшные воспоминания.
Знакомство Айны и Лейлы
Лейла рассказала свою историю Би-би-си еще в 2014 году. Ей тогда уже было за 20, но она не знала ни одного человека, которому бы довелось пережить что-то подобное.
Айна к тому моменту знала правду о своем происхождении уже семь лет, но других детей с похожей судьбой тоже не знала.
Девушки познакомились благодаря Амре Делич, нейропсихиатру и психотерапевту из Зеницы, которая много лет работает с женщинами, пережившими изнасилования военными.
Самим женщинам-жертвам помогают многочисленные благовторительные организации — а вот детьми, рожденными от насильников, по ее словам, никто не занимается.
Сам термин — дети, рожденные из-за войны, — она впервые услышала в июне 2015 года, когда на международной конференции познакомилась с детьми из Германии, рожденными в период оккупации Германии после Второй мировой войны, в результате изнасилования солдатами армии союзников.
Делич решила узнать, сколько детей с похожей судьбой родилось в Боснии и как они живут. Информацию о «детях войны» она добывала всеми доступными ей средствами — через друзей и знакомых, сама звонила в учреждения, школы, детские дома, ассоциации психологов, зарубежные организации.
«Некоторые из найденных мной детей и их матерей отказались участвовать в исследовании, — говорил она. — Были среди них и те, кто на тот момент по-прежнему не знал правды о своем происхождении».
Бедность и депрессия
«Дети, родившиеся в результате войны, выросли без поддержки и помощи общества, — уверяет Делич. — Некоторые из них живут в крайней нищете, зачастую им даже не с кем поговорить».
По ее словам, многим отказывают в праве знать правду о своем происхождении. Кроме того, у таких детей значительно чаще диагностируют расстройства психики — такие как депрессия и посттравматический синдром.
«Стигматизацию испытывали 85% детей, причем каждый второй из них отметил, что стигма оказывает негативное влияние на качество их жизни, отношения с другими людьми и личные достижения».
«Очень важно, чтобы детей, рожденных в результате войны, официально признали уязвимой категорией, — уверена она. — Только так этим людям можно вернуть достоинство и помочь почувствовать себя частью общества».
