Смерть, как высшая форма протеста: антисоветский акт Паоло Иашвили - SOVA
общество

Смерть, как высшая форма протеста: антисоветский акт Паоло Иашвили

«Когда ты вырастешь и задумаешься над моей судьбой, ты поймешь, что была бы более несчастна, если бы я остался жив…». Так в последнем письме дочери грузинский поэт Паоло Иашвили объясняет причину своего самоубийства. Вечером 22 июля он выстрелил в себя из оружия, подаренного ему другом Тицианом, во время собрания в Доме писателей Грузии. Иашвили был одним из первых грузинских поэтов, пострадавших от советских репрессий.

Гимназические годы, увлечение символизмом и «Голубые роги»

Паоло Иашвили родился 29 июня 1895 года в селе Аргвети Сачхерского района. Мать была из благородной и глубоко религиозной семьи. Его отец, Джибраил Иашвили был известным аптекарем в Западной Грузии. У Паоло было еще четверо братьев и одна сестра.

В 1900 году родители Паоло отдают его в Кутаисскую классическую гимназию. Там же учились видные представители будущей литературной группы «Голубые роги»: Валериан Гаприндашвили и Тициан Табидзе. И без того крепкий национально-патриотический дух учащихся классической гимназии еще больше укрепился в результате приближения революции 1905 года. В классической гимназии предметы преподавали на русском. Интерес к родному языку в гимназистах не поощрялся, а попытки говорить по-грузински всячески пресекались. Поэтому гимназисты организовывали подпольные кружки, в которых изучали родную речь. «Подпольщики» писали стихи и прозу на родном языке.

С 1911 года поэт продолжает обучение в Анапе — в частной гимназии. В это же время в газете «Колхети» было опубликовано его первое стихотворение «Боже, Боже». Спустя два года Паоло, художник по призванию, отправляется в Париж, чтобы учиться в Художественном институте Лувра. Там поэт ближе знакомится с творчеством французских символистов.

В 1915 году Паоло, бежавший от огня мировой войны и хаоса в «Европы», возвращается в Кутаиси и активно занимается литературной деятельностью. В это же время вместе с гимназическими друзьями он создает литературную группу поэтов-символистов «Голубые роги». В названии группы, как объяснял один из ее участников Тициан Табидзе, было выражено «подлинно грузинское миросозерцание»: роги, из которых пьют вино, – принадлежность к грузинскому быту, а «голубой цвет – это цвет романтики». Спустя год участники группы начали выпускать одноименный альманах.

Приход большевиков в Грузию

В мемуарах и научной литературе говорится, что Паоло Иашвили с воодушевлением встретил 25 февраля 1921 года – день советизации Грузии, и в тот же вечер написал посвященную этому факту поэму.

«В ту ночь Паоло с группой товарищей выехал навстречу первым вступавшим в город частям Красной Армии, подходившим со стороны Коджор. <…> Новая установившаяся в городе советская власть была ему близка, всех руководителей он знал, многие из них были его старыми друзьями детства и юности, и самого Паоло всюду знали, любили, уважали и считались с ним».

Из неопубликованных воспоминаний Тамары Иашвили.

После установления Советской власти в Грузии поэзия Яшвили стала склоняться к реализму. В 1920-е гг. был издан сборник стихов «Новая Колхида» с пафосными произведениями в честь социализма («Инженерам поэзии», «Ленину», «Тбилиси», «Самгорским строителям»).

В это время, помимо поэзии Паоло Иашвили становится и общественным деятелем — в 1924 году Иашвили стал кандидатом в члены Центрального исполнительного комитета Грузии, с 1934 был членом Закавказского ЦИК.

До второй половины 1920-х гг. представителям «Голубых рогов» еще удавалось сохранять автономию. Но в 1931 году литературное объединение самораспустилось.

Репрессии грузинских поэтов

В 30-х годах XX века советские репрессии затрагивают практически все сферы общественной жизни Грузии, и грузинская литература – не исключение. Советское правительство выступало против пролетарских авторов и исключало из Союза писателей тех, кто отказывался восхвалять партию.

С 1930-х годов жизнь Паоло изменилась. Его современники отмечали, что Паоло, любитель сцены, начал избегать общества и часто замыкался в себе. Он редко встречался со своими друзьями, «даже со своим неразлучным другом, своим сиамским братом Тицианом».

В 1937 году первый секретарь ЦИК Компартии Грузии Лаврентий Берия начинает кампанию против «непослушных» грузинских писателей и поэтов.

Паоло Иашвили был одним из первых поэтов, пострадавших от репрессий. По словам основателя Лаборатории исследований советского прошлого Ираклия Хвадагиани, на седаниях Президиума Союза писателей Иашвили и его друзей с мая 37-го года все чаще начинают обвинять в «предательской деятельности».

«Берия сказал Иашвили, что тот уже довольно стар и должен как-то прийти в себя и вести себя рационально. Это была уже явная угроза. Тогда же начинаются первые аресты грузинских писателей. И в течении следующих месяцев Иашвили подвергается репрессиям. Он понимает, что скоро арестуют и его. Как рассказывали позже очевидцы тех событий, на него психологически давили».

В это время Иашвили начинают обвинять в том, что он агент и шпион. По данным, имеющимся в архиве партии, у грузинских писателей была «фашистская, контрреволюционная» организация, в которую входили писатели: Михаил Джавахишвили, Паоло Иашвили, Николоз Мицишвили и Арчил Микадзе.

«Паоло Иашвили «вербовал» людей для контрреволюционной деятельности и считался лучшим организатором среди националистических групп. Он был шпионом и агентом Франции, Польши, Италии и Германии», — говорилось в документах архивов МВД.

Смерть в Доме писателей

1 июня 37-го года на собрании Товарищества грузинских писателей один из писателей сказал, что ему известно о нахождении в квартире друга Паоло Тициана Табидзе диверсанта Агниашвили. Союз писателей принял постановление об исключении Тициана. 21 июля Берия вызвал к себе его Иашвили, показал ему выбитые подручными садистами «показания» Мицишвили и чьи-то еще якобы с речами Тициана и «посоветовал» написать статью-разоблачение Табидзе как врага народа. Поэт отказался.

На следующий день Паоло застрелился из оружия, подаренного ему Тицианом, во время собрания в Доме писателей Грузии.

По воспоминаниям современника Иашвили Серго Клдиашвили в тот день на собрании обсуждалось дело Белиашвили. Его обвиняли в «клевете» на Сталина. В какой-то момент Паоло встал и медленно вышел из зала.

«Вдруг, раздался сильный звук выстрела… Через несколько минут из коридора послышался крик. Какой-то молодой человек с тревогой вошел в зал и закричал: «Он убил себя, Паоло убил себя!». После чего член партии Деметрадзе пришел к Берия и рассказал историю самоубийства Паоло. Берия холодно ему сказал: «Что ты переживаешь, убил и убил».

Уходя на собрание в Союз писателей, назначенное на 10 вечера, Паоло пообещал семье вернуться к 11 часам. Его жена с 13-летней дочкой в тот вечер отправилась к бабушке. Вернувшись домой в полдвенадцатого, они застали у себя обыск.

В тот же день почтальон принес им письма, написанные Паоло ночью с 21 на 22 июля и отправленные утром 22-го. Адресатами были Тамара, дочь Медея и Михаил, старший брат Паоло.

«Я всю ночь смотрел на тебя спящую, но и это меня не спасло. Когда ты вырастешь и задумаешься над моей судьбой, ты поймешь, что была бы более несчастна, если бы я остался жив…». 

Из письма Иашвили дочери Медеи

А в письме жене поэт объясняет причины своего поступка:

«Причина моей смерти — невозможность соединить имя поэта с оскорблениями, которые мне нанесли люди, которых я любил и которые (я в этом убежден) являются врагами грузинского народа».

Жена Иашвили позже вспоминала, что было еще и четвертое письмо, адресованное Берии. В архивах Берии оно фигурирует как «предсмертная записка» Паоло:

«Мне не стоит больше жить, так как мое имя оскорблено врагами грузинского народа. Об одном прошу Сталина — будьте уверены: ухожу с этого света и уношу с собой безграничную ненависть к людям, которые пытались погубить Грузию и зверски вредили ее счастливому процветанию. Прошу Сталина помочь моей семье: дать возможность моей 13-летней дочери закончить образование и стать полезным человеком для общества».

По словам Ираклия Хвадагиани, это событие произвело шокирующее впечатление на грузинских писателей.

«В течении нескольких лет эта трагедия была очень известна в культурах Тбилиси и символично олицетворяла репрессии 37-38-х годов. Это была трагедия личности, которая не могла противостоять такому режиму».

Похороны поэта состоялись на следующий день. Могилу вырыли на самом краю оврага. Братья Иашвили догадались вбить в это место кусок рельса, благодаря чему в 1950-е годы захоронение Паоло было найдено.

Михаил Джавахишвили, тронутый трагедией во дворце писателей, со слезами говорил: «Он был настоящим храбрецом, он превзошел всех нас».

На следующий день после смерти Паоло Берия вызвал к себе его ближайшего друга Тицина Табидзе и потребовал подписать бумаги о том, что Иашвили был агентом. Тициан отказался оскорбить его память. В результате чего спустя полгода поэт был арестован.

После трагедии 1937 года в обществе запретили даже упоминание имени поэта. По словам Хвадагиани, Иашвили сразу же объявили изменником и контрреволюционером. Партия открыто осудила его действия, как акт провокации, а большинству писателей запретили участвовать в его похоронах.

«Его исключили из союза писателей, перестали печатать его произведения, а уже напечатанные экземпляры начали изымать. И так продолжалось до его реабилитации».

В архиве МВД Грузии хранится протокол заседания Бюро ЦК Коммунистической партии Грузии, где самоубийство Паоло Иашвили оценивается следующим образом:

«Самоубийство Иашвили, разоблаченного как шпиона и врага народа, является провокационным выпадом, направленным против партии и Советской власти, поэтому он должен быть похоронен как враг народа».

Имя Паоло Иашвили было реабилитировано спустя 17 лет после его смерти, в 1954 году. По словам Хвадагиани, так как поэт совершил самоубийство и официально преследованиям советской власти не подвергался, его семье понадобились большие усилия, чтобы его признали репрессированным и сняли запрет на издание его стихов. Его произведения начинают вновь печать после хрущевской оттепели, но до конца 80-х официально не раскрывалась причина смерти поэта.

Спустя годы писатель Гурам Асатиани писал:

«Не только за его блестящий талант я люблю Паоло Иашвили за тот роковой выстрел, за то, что огонь из его двустволки придавал смысл жизни, прибавлял достоинства, давал нам, следующим поколениям надежду и не давал покоя о нашем выборе, о тяжелейшей необходимости быть людьми и оставаться людьми. Это заставило нас задуматься».