Безвременный дом. Почему беженцы из Украины спустя два года после начала войны остаются в российских ПВР?

Спустя более чем два года с начала полномасштабной войны в Украине в российских пунктах временного размещения (ПВР) остаются десятки тысяч украинских беженцев. Многие из них — люди пожилого возраста и матери с детьми, у которых нет денег, чтобы снять жилье. Из ПВР не уезжают и в надежде вернуться домой, как только это станет безопасно. Русская служба Би-би-си поговорила с беженцами, которые долгое время живут в ПВР, и узнала причины, которые заставляют их там оставаться.

Имена всех героев этого материала изменены по их просьбе в целях их безопасности.

За несколько дней до начала российского вторжения, 18 февраля 2022 года, к зданию Донецкой городской администрации подъехали более ста автобусов. Глава самопровозглашенной ДНР Денис Пушилин обратился к жителям, призвав их срочно покинуть территорию региона. Эвакуацию в Россию организовали в первую очередь для женщин, детей и пожилых людей. Их пообещали разместить в Ростовской области и обеспечить всем необходимым.

Пушилин объяснил необходимость срочно уехать тем, что в ближайшее время президент Украины Владимир Зеленский отдаст приказ военным о начале наступления на Донбасс. Киев такие намерения отрицал. Через шесть дней Владимир Путин начал полномасштабное вторжение в Украину.

В тот момент 30-летняя Мария и ее муж Сергей решили остаться дома в Донецке. «Нам не было страшно, мы привыкли к войне, — объясняет Мария. — Что такое обстрелы, я понимаю — в 2014 году я попала под обстрел, когда была беременна».

Вскоре Мария узнала, что ждет второго ребенка. Когда началась полномасштабная война, она поняла, что не готова подвергать риску себя и будущего ребенка.

«Обстреливали наш район, центр города, — вспоминает она. — Даже съездить в больницу было нереально. Во всем Донецке не было воды, и мне на пятом месяце беременности приходилось по два раза в день ходить за водой за несколько километров от дома и носить в бидонах по 70 литров воды. Такая тяжелая ситуация сподвигла уехать».

Мария с дочерью начали готовиться к отъезду. Ее муж решил остаться в Донецке, чтобы продолжить работать — он был сотрудником одного из муниципальных учреждений города. Из Донецка уехали на машине вместе со знакомыми, взяв с собой только небольшой чемодан с летними вещами. На границе их как граждан Украины проверили сотрудники ФСБ, после чего пустили в Россию.

Они приехали в небольшой поселок в Неклиновском районе Ростовской области, расположенный на берегу Азовского моря, недалеко от города Таганрог. Там в здании летнего детского лагеря уже действовал пункт временного размещения для беженцев из Украины — в аналогичных зданиях под Таганрогом организовали другие ПВР.

Для Марии и ее дочери выделили небольшую комнату. В ней четыре спальных места и собственный санузел. Отдельной кухни нет.

Проживающим в ПВР нет необходимости готовить — трижды в день они могут ходить в столовую, где специально для них готовят еду. Продукты можно хранить в общих холодильниках, которые стоят в коридорах на этажах. Иногда беженцы на общие деньги покупают микроволновку и другие кухонные принадлежности и тоже оставляют их на этаже для общего пользования. Эти вещи им могут привезти и волонтеры.

Условия для беженцев в Ростовской области могут быть лучше, чем в других регионах. Если другие города России начали принимать беженцев в 2022 году, в Ростов-на-Дону и область беженцы из Донецкой и Луганской областей Украины приезжают с 2014 года, после начала первых боевых действий — регион находится на самой границе с Украиной. Соответственно, у Ростовской области было гораздо больше времени, чтобы выстроить систему приема беженцев и избежать коллапса.

По данным Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (UNHCR) по состоянию на середину апреля, всего на фоне полномасштабного российского вторжения Украину покинули более 6,4 млн человек. Это число включает в себя беженцев по всему миру, значительная часть из них переехала в страны Европы.

В первое время в ПВР Мария была занята в основном вопросами здоровья — прикреплялась к больнице, наблюдала беременность, проходила обследования. Уже в ПВР у нее родился ребенок.

Мария отмечает, что самостоятельно не справилась бы со всем необходимым во время беременности. Ей помогала администрация ПВР: женщине предоставляли машину, чтобы довезти ее в больницу в Ростов-на-Дону для сдачи анализов и консультаций врачей.

«У меня инвалидность — врожденный порок сердца, и в связи с этим рожать нужно было именно в Ростове, — рассказывает Мария. — Каждые две недели нужно было ездить в Ростов, а дорога, на секундочку, занимает около трех с половиной часов. Самостоятельно мне бы нужно было доехать до Таганрога, там пересесть на электричку до Ростова и потом еще как-то ориентироваться в самом Ростове, незнакомом городе. Я не ожидала, что мне предоставят машину, будут договариваться со „скорой помощью“, чтобы меня возили в течение всего времени беременности».

Таким же образом ее с ребенком забрали из роддома обратно в ПВР. Мария говорит, что так помогали не только ей, но и всем беременным женщинам, проживающим в ПВР. После родов администрация и волонтеры предоставили Марии коляску и другие вещи для новорожденного. Старшая дочь Марии в этот момент пошла в новую школу — в ее классе почти все дети оказались украинскими беженцами.

Параллельно на фоне разворачивающегося нападения России на Украину усилились и обстрелы Донецка, и Мария начала всерьез опасаться за жизнь своего мужа, который продолжал там работать. «После прямого попадания на его работу в августе 2022 года я сказала ему, что он не может так рисковать собой, потому что если с ним что-то случится, я не смогу оставаться одна с двумя детьми, — рассказывает Мария. — Тогда он оставил наш дом в Донецке и приехал к нам».

Сергей сразу решил жить отдельно и снял для себя комнату в коммунальной квартире. Семья поняла, что так всем будет удобнее: Сергей собирался работать, иногда мог возвращаться поздно и в целом жить по своему графику, а в комнате ПВР живет маленький ребенок. Сергей снял комнату в том же поселке, где расположен ПВР, чтобы выходные дни и свободное время проводить с семьей.

Но найти работу для Сергея оказалось очень сложно из-за того, что он использует протез. Весной 2014 года, когда он был участником ополчения, он получил серьезное ранение, и ему пришлось ампутировать ногу. «Инвалида никто не хочет брать, хотя он и трудоголик, — говорит Мария. — Ему либо сразу отказывали, либо сильно занижали предложение о зарплате».

Найти работу в небольшом поселке, где находится ПВР, в целом довольно сложно, говорит Мария: как правило, беженцы сразу начинают искать работу в Таганроге, ближайшем к ПВР городе. Там можно найти работу с зарплатой около 20-25 тысяч рублей. Это зарплата как для рабочих специальностей, так и для массовых вакансий без специфического опыта работы — как, например, продавец-консультант. По данным местных властей, в середине 2023 года средняя зарплата в городе немного превышала 50 тысяч рублей. Один из ключевых факторов, влияющих на эту сумму, — большое количество IT-проектов, сосредоточенных там.

«Муж хотел пойти работать в МФЦ (многофункциональный центр), но там ставка 15 000 рублей, премия зависит от показателей, — рассказывает Мария. — Если будет премия — хорошо, не будет — как хочешь, так и живи на 15 тысяч рублей».

Стоимость проезда до Таганрога — чуть выше 100 рублей в один конец, дорога занимает около 40 минут. Из совсем небольшой суммы зарплаты ежемесячно пришлось бы выделять больше 4000 рублей на проезд — и эта сумма не включает транспортные расходы в самом Таганроге.

Снять квартиру в Таганроге, что было бы удобнее для работы, оказалось невозможно. Из-за высокого потока беженцев и выросшего спроса на жилье в городе поднялась средняя стоимость аренды — до 25 тысяч рублей в месяц — то есть даже максимально возможную для Сергея зарплату пришлось бы полностью отдавать за аренду, объясняет Мария.

Сама она находится в декрете и не может полноценно работать. Во время беременности и полгода после рождения ребенка она получала выплаты — 4000 рублей в месяц (размер выплаты в каждом регионе зависит от прожиточного минимума для трудоспособного населения).

Семьи с детьми, переехавшие в Россию из Украины — уязвимая категория, поскольку у них гораздо больше трат: многие переехали с минимальным количеством вещей, им приходится покупать детям все заново — одежду, школьные принадлежности и другие предметы первой необходимости. Кроме того, у семей беженцев, как правило, небольшой бюджет, и даже только покупка еды на трех и более человек в месяц для них существенная статья расходов.

Мария и Сергей поняли, что не смогут себе позволить снять квартиру. Спустя время Сергей нашел работу в Ростове-на-Дону — специалистом в Росавтодоре, где он начал работать с документами. Несмотря на то, что дорога в Ростов занимает значительно больше времени — он остался жить в поселке и каждый день ездит на работу около трех с половиной часов в одну сторону — его зарплата превышает предложения в Таганроге и позволяет в целом не ощущать транспортные расходы.

«Так мы второй год живем в пункте временного размещения. Это тяжело, но мы до последнего надеемся, что вернемся домой, что все закончится», — говорит Мария.

В Донецке у Марии остались родные — в том числе в районах, которые попадают под обстрелы. Ее сестра ухаживает за 93-летним дедушкой, мать мужа не может выехать из города по состоянию здоровья.

«Я не знаю, что еще сейчас может держать людей в Донецке, кроме ухода за родственниками, — говорит Мария. — Люди, которые остаются только ради своих домов — туда в любой момент может прилететь, и человек погибнет вместе с этим домом».

Один из последних крупных обстрелов Донецка произошел в январе — тогда при ударе по рынку погибли 28 человек, еще 30 получили ранения. Россия обвинила в обстреле Украину, Украина отрицает причастность.

Мария настроена пророссийски: несколько раз во время разговора она благодарила Владимира Путина за то, что ее семья смогла переехать в Россию, где она считает комфортными условия для жизни, и желала ему здоровья. В том, что ее родной город в последние 10 лет живет исключительно военной жизнью, она считает виновными украинские власти, хотя именно Россия напала на Украину.

До тех пор, пока в Донецке продолжаются военные действия, в семье Марии даже не обсуждают тему возврата домой. «Но если они перестанут бомбить, как только это произойдет, то, конечно, мы хотели бы тогда вернуться домой. Если наш дом останется — дай бог, конечно, чтобы остался».

По данным на конец октября 2023 года, в российских пунктах временного размещения проживали как минимум 24,8 тыс. беженцев из Украины (в это число включены жители Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей), следует из ответов региональных властей на запросы издания РБК. В основном это семьи с детьми и одинокие пожилые люди, есть инвалиды. Данные о численности беженцев предоставили власти 45 регионов России.

Больше всего беженцев (среди регионов, ответивших на запрос) проживало в 78 ПВР Воронежской области — 4,7 тыс. человек, в том числе 1361 ребенок и 873 пожилых человека. Около 3 тыс. человек проживали на территории Ростовской области, в Краснодарском крае — 2,4 тыс., чуть более 2 тыс. человек — в Нижегородской области.

ПВР обычно размещены в зданиях гостиниц или детских лагерей. Часто условия для проживания там оставляют желать лучшего: это могут быть совсем небольшие помещения, требующие ремонта.

Проживающим в ПВР беженцам предоставляют трехразовое питание, часто помогают оформить документы. В ПВР могут приезжать волонтеры, которые помогают людям устроить жизнь на новом месте, привозят одежду и другую гуманитарную помощь. Беженцам не нужно платить в ПВР ни за что, и время нахождения там, как правило, не ограничено.

Карина, жительница одного из регионов Центральной России, решила помогать беженцам из Украины в апреле 2022 года — сразу после того как ее задержали за расклеивание листовок с информацией об одном из украинских гуманитарных проектов. Тогда девушку дольше четырех часов удерживали в отделе центра по противодействию экстремизму МВД — где, по ее словам, на нее давил сотрудник ФСБ, унижал ее и доводил до слез.

После допроса, на который не пустили адвоката, ее отпустили без составления протокола, предупредив, что если она продолжит расклеивать листовки и ходить на митинги, ей предъявят уголовное обвинение.

«Я поняла, что не хочу молчать и должна делать хоть что-то, чтобы помочь, но постараться не сесть за это, — рассказывает Карина. — И тогда мне попалась на глаза статья о том, что в наш регион приезжают „гости“ — так местные СМИ назвали беженцев, пострадавших от российской агрессии и вынужденных бежать туда, куда был открыт коридор».

Карина и еще несколько волонтерок приехали в один из ПВР, чтобы увидеть условия размещения беженцев, но их не пустили внутрь. «Нам удалось поговорить с двумя женщинами из Украины. Дело было плохо. Людей не обеспечивали необходимым: ни теплой одеждой, ни вещами для детей», — рассказывает Карина.

Тогда волонтеры создали чат в телеграме и запустили первый сбор денег на помощь беженцам. «Когда мы собрали первые 30 тысяч рублей, то были в шоке от того, что нам удалось это сделать», — вспоминает Карина.

Спустя месяц Карина уехала из России, потому что хотела продолжать помогать беженцам, но боялась уголовного преследования из-за этого. Теперь она удаленно собирает запросы от беженцев из разных городов России, закупает онлайн необходимое и ведет отчетность.

Карина тесно работает с ПВР в городе Шахты Ростовской области. «Город небольшой, волонтеров почти нет, — описывает ситуацию она. — Благодаря нашей подопечной, которая переехала туда, мы узнаем обстановку и собираем запросы. В приграничных городах больше поток беженцев и больше нагрузки».

В шахтинский ПВР почти не поставляют средства гигиены, детские смеси — волонтеры покупают эти товары на донаты. Такая же ситуация в новом ПВР в одном из поселков вблизи Шахт. «Условия там примерно как в видавшем виды общежитии, — рассказывает Карина. — Приехавшие туда беженцы просили самые базовые вещи типа продуктов и средств гигиены, так как бежали из-под Донецка чуть ли не в тапочках».

Сами беженцы боятся обращаться к администрации ПВР с запросами о полноценной помощи, так как рискуют из-за этого быть выселенными, рассказывает Карина. С некоторыми сотрудниками ПВР можно обсуждать проблемы беженцев, добавляет она, но это редко приводит к их решению.

Основной поток беженцев сейчас — это люди, которые пережидали боевые действия дома, надеясь на скорое завершение конфликта, говорит волонтер из Ростова-на-Дону Инна. «Те, кто приезжает сейчас, обычно чувствуют себя устойчиво — у них было время собраться, сделать сбережения, — рассказывает Инна. — Те же, кто уехал сразу, сейчас сталкиваются с осознанием, что им больше некуда возвращаться. Дольше года они жили в иллюзии, что их дома на месте, что они смогут вернуться к прежней жизни. Но теперь узнают, что домов больше нет, и это очень тяжело. Недавно несколько бабушек, которые живут в ПВР полтора года, плакали и говорили мне, что в конце жизни они остались бомжами».

В начале апреля 2022 года российские войска оккупировали город Изюм Харьковской области. До этого военные в течение месяца вели бои за город. Amnesty International описывала ситуацию в городе как гуманитарную катастрофу: в Изюме не было воды, электроэнергии, лекарств, не работала мобильная связь. Количество погибших было таким высоким, что тела лежали почти на всех улицах, в то время как другие жители укрывались от обстрелов в подвалах и не могли выйти, чтобы захоронить их.

Анна и ее семья оставались у себя дома в Изюме как во время боевых действий, так и после полной оккупации города. «Убегать было некуда, не было возможности выехать — мосты были взорваны, а мы жили на левом берегу. Спокойно не было, были прилеты, но мы привыкли и не собирались уезжать», — объясняет она.

Изюм разделен на две части рекой Северский Донец. В начале марта 2022 года российские войска захватили северную часть города, а украинские военные взорвали мосты через реку.

В начале сентября ВСУ освободили Изюм вместе с другими населенными пунктами.

В один из дней в сентябре Анна и ее муж помогали своим знакомым уехать из Изюма и везли их на машине в Россию. Они планировали купить лекарства для себя и других жителей Изюма — в городе все еще был дефицит медикаментов — и вернуться домой. Но именно в этот момент ВСУ начали наступление на Харьковскую область, и в регионе развернулись бои за Купянск (около 100 км от Изюма). Возвращаться домой стало опасно из-за интенсивных боевых действий.

Сначала семья остановилась в городе Валуйки Белгородской области (в 15 километрах от границы с Украиной). Они не стали уезжать из России, потому что ждали, что ситуация в родном городе наладится и они смогут вернуться домой. Но боевые действия в Харьковской области не прекращались. «Потом в Валуйках начались прилеты, и после того, что мы пережили в Изюме, нервы уже не выдерживали», — рассказывает Анна.

Так семья решила уехала вглубь России в поисках безопасного места и оказалась в Туле. Они не выбирали город: связались с волонтерами, те посоветовали позвонить на горячую линию МЧС, и уже там рекомендовали Тульскую область как место, где есть свободные пункты временного размещения.

ПВР, в котором Анна с мужем и семилетним сыном живут уже больше года, расположен в гостинице в небольшом городе Плавск. Всего в этом ПВР сейчас проживают несколько десятков украинских беженцев. Гостиница занимает всего один этаж — он полностью занят беженцами. Три раза в день им привозят готовую еду из кафе. Один раз в месяц волонтеры выдают им небольшие наборы с самыми необходимыми предметами гигиены — зубные пасты и щетки, шампуни, мыло. Каждую неделю администрация гостиницы забирает у беженцев постельное белье для стирки и глажения.

И Анна, и ее муж смогли найти работу в Тульской области. Муж — рабочий в частной компании, у которой заказывают услуги бюджетные организации. Он занимается ремонтом сельских фельдшерско-акушерских пунктов и делает это неофициально — у него нет российского паспорта. Сама Анна сначала работала продавцом в магазине одежды, а позже перешла торговать в ларек с шаурмой, где выше зарплата и для нее удобнее график. В Изюме Анна работала старшим кассиром оптовой компании и училась в медицинском училище. Из-за войны она не смогла закончить обучение.

Главная проблема для Анны и ее мужа сейчас — это отсутствие документов. Анна смогла получить российский паспорт только недавно, ее муж не получил паспорт до сих пор. Это одна из причин, по которой они остаются в ПВР — снять квартиру без паспорта невозможно, люди с таким статусом просто не смогут заключить договор аренды.

Движение по запросу Анны на паспорт началось только после того, как она сообщила о проблеме по телефону информационно-справочной службы администрации президента. «Дозвониться, конечно, очень тяжело, очень. Но при желании можно», — говорит она. Анна не могла получить паспорт дольше года.

Факторы, которые влияют на решение украинских граждан в вопросе получения российского паспорта или статуса «вид на жительство» в России, имеют в том числе экономический и социальный характер, говорит юрист, помогающий украинским беженцам в России (он поговорил с Би-би-си на условиях анонимности).

«Для граждан это имущественные стимулы — как компенсация за утраченное или поврежденное в ходе боевых действий жилье. Для семей с детьми предусмотрены меры социальной поддержки — материнский капитал, пособия на детей, возможность оформить ипотеку по льготным программам. Эти меры поддержки не предусмотрены для иностранных граждан», — объясняет юрист.

Причина, по которой Анне и ее мужу отказывали в выдаче паспорта — отсутствие всех необходимых документов. Когда они выезжали из Изюма, планируя вернуться обратно, у них были с собой только паспорта. В отделении ФМС потребовали предоставить дополнительно как минимум свидетельства о рождении и даже попросили съездить в Изюм, чтобы привезти эти бумаги — несмотря на прямую угрозу для жизни, которую представляет такая поездка.

Как рассказала Би-би-си одна из волонтерок, работающая в Тульской области, проблема Анны и ее мужа с получением паспорта выглядит как единичный случай — украинские беженцы в регионе массово не сталкивались с подобной ситуацией.

Жителям Донбасса, Запорожской и Херсонской областей регистрацию по месту жительства переносят автоматически из украинского паспорта в новый российский. Беженцы из других регионов получают пустой паспорт, не имеют регистрации по месту жительства или пребывания, говорит юрист. Без регистрации беженцы сталкиваются со множеством проблем — например, с получением медицинской помощи, назначением социальных пособий или пенсий.

Анна считает, что ее семья сможет безопасно вернуться домой, только если Россия снова захватит Изюм и значительную часть Харьковской области. «Мы с мужем сможем вернуться только так, — говорит Анна. — Украинским правоохранительным органам донесли, что мои мальчики работали с Россией, и теперь нас считают предателями Родины, коллаборантами».

Вскоре после нападения России Украина ввела уголовную ответственность за коллаборационизм — в отношении жителей страны, которые добровольно сотрудничают с представителями российских оккупационных властей. Эта статья предусматривает наказание от запрета работать на определенных должностях вплоть до пожизненного заключения.

Когда российские военные вошли в Изюм, муж и старший сын Анны занимались восстановлением города, рассказывает Анна — помогали ремонтировать мост и некоторые здания. Они также помогали разбирать завалы пятиэтажного дома на правом берегу города, который разрушился в результате удара, утверждает она. В этом доме жили их родственники — их тела обнаружили под обломками только спустя почти 40 дней после обстрела.

Дом Анны в Изюме уже находится в нежилом состоянии. «Сначала в нашем доме жили русские военные, а потом туда лазили все подряд и выносили все, что хотели, — рассказывает Анна. — Еще позже в дом начались прилеты — и теперь там нет ни окон, ни дверей, течет крыша, падают потолки».

Семья рассматривает возможность позже переехать из ПВР в Тульской области ближе к границе России с Харьковской областью и снять там жилье, чтобы ездить в Изюм и постепенно восстанавливать свой дом.

Но останавливаться в Белгородской области пока опасно из-за обстрелов региона. Сейчас Изюм остается под контролем Украины.

В Изюме у семьи родные, поэтому они ждут возможности вернуться домой. «Конечно, будет очень сложно, — говорит Анна. — Но дай бог, чтобы мы могли хотя бы просто увидеть родную местность».

Значительная часть жителей ПВР в России — это люди пожилого возраста. У них совсем нет возможности самостоятельно организовать себе жизнь: снять квартиру и покупать еду только на сумму пенсии невозможно, а многим из них еще нужно регулярно покупать лекарства из-за хронических заболеваний.

Большую часть своей зарплаты в России Ольге приходится тратить на покупку лекарств. Состояние ее здоровья сильно ухудшилось на фоне войны и стресса из-за переезда.

«Мне только 48 лет, а я уже чувствую себя как пожилой человек с массой заболеваний, — говорит она. — На нервной почве возник диабет, сердцебиение в спокойном состоянии и с таблетками достигает 104 ударов — и это далеко не все. Я не в состоянии взять ипотеку только потому, что потенциальная сумма платежа у меня сейчас каждый месяц уходит только на лекарства», — рассказывает она.

С конца декабря 2022 года Ольга и ее муж живут в ПВР в Тверской области — в небольшой гостинице на трассе у деревни Никулино, примерно в десяти километрах от Твери. Оставаться дома — в городе Рубежное Луганской области Украины — к тому моменту уже было невозможно.

Бои за город развернулись почти сразу после начала полномасштабного российского вторжения. С марта 2022 года в течение нескольких месяцев в городе не было электричества, воды, газа. Во время боевых действий большая часть Рубежного была разрушена. Через несколько месяцев, в мае, город перешел под контроль российской армии.

В Рубежном у Ольги остались несколько квартир и частный дом — все они пострадали от боевых действий. «В каждой квартире было индивидуальное отопление, без окон от мороза прорвало котлы — в марте в квартирах было до минус 20 градусов, и все заморозило, — рассказывает она. — Мы решили жить в частном секторе — там хотя бы можно было выйти на улицу, а в других районах тебя могло убить обстрелом при выходе из дома».

Весной 2022 года обстрелы усилились настолько, что Ольге пришлось надолго спуститься в подвал — там она провела три месяца.

«Когда вышла из подвала, на улицах как каток прошел — домов, ничего не осталось. Мы собрали на улицах останки погибших людей, вывезли в общую могилу. Зимой, когда обстрелы вновь ужесточились, уже просто не было сил», — рассказывает она.

Тогда Ольга с мужем приняли решение уехать — в Россию было удобнее всего как из-за знания русского языка, так и из-за близкого расстояния. Они почти ничего не взяли с собой, потому что вещей просто не осталось: дома все посекло осколками от выбитых окон или сгорело.

Чтобы найти место, где можно остановиться, Ольга позвонила на горячую линию российского МЧС. Ей предложили приехать в Тверскую область, где в ПВР были свободные места. Так они оказались в гостинице.

Через месяц после приезда в Россию Ольга и ее муж получили российские паспорта. По ее словам, беженцам из Луганской и Донецкой областей паспорта выдают гораздо быстрее, чем беженцам из Харьковской области. Это действительно так, подтверждает юрист, работающий с беженцами.

Ситуация с приемом в российское гражданство украинцев также отличается в зависимости от региона, где его оформляют. «Например, очередь на подачу документов на первом этапе в Москве и Московской области сформирована на месяц вперед. С первого раза подать документы удается не каждому, и приходится ждать еще месяц. Такая ситуация может повторяться несколько раз. Причина — ошибки в заявлении и предъявляемых документах», — объясняет юрист.

В Рубежном Ольга была частным предпринимателем и владела сетью киосков. Теперь в Тверской области она работает продавщицей в магазине белорусских продуктов.

Условия в ПВР Ольга описывает как стандартные на фоне других российских пунктов размещения беженцев: небольшой гостиничный номер, организованное питание трижды в день. Свободное время она проводит в ПВР: гостиница находится прямо на трассе, поэтому сходить беженцам почти некуда. Недавно жильцы ПВР добились от тверских властей ввода автобусного маршрута от своей гостиницы до города, и теперь автобус подъезжает к гостинице днем каждый час. До этого при необходимости поехать в город беженцы заказывали общее такси для нескольких человек.

Ольга и ее муж живут в ПВР уже больше года, поскольку у них нет альтернативы. Ее 57-летний муж не может работать из-за сильной травмы — перелом пятки, ему установили специальную титановую пластину, сейчас он ограничен в движениях. Одной ее зарплаты не будет достаточно для самостоятельной жизни — почти вся сумма будет уходить на аренду, оставшихся денег не хватит даже на покупку еды в течение месяца.

Семья надеется вернуться домой в Рубежное, хотя большая часть города была разрушена при российском наступлении, но признает, что в ближайшее время это будет невозможно. Ольга настроена критически по отношению к войне, но говорить о ее причинах и оценивать действия сторон она отказывается.

Ольга хочет, чтобы ей помогли восстановить ее дом, пострадавший из-за боевых действий, но не уверена, что это возможно. Сделать ремонт на свои деньги будет сложно. «Сейчас там зарплаты — всего 15-17 тысяч рублей. Жители начинают делать окна, но смысла в этом нет, потому что обстрелы продолжаются. У нас все разбито», — говорит она.

В Рубежном сейчас остались жить в основном только пенсионеры, говорит Ольга, все остальные жители города уехали из-за интенсивных боевых действий. «Там все еще гибнут люди от прилетов, — рассказывает она. — В марте 2022 года, когда я почти все время проводила в подвале, всего в 600 метрах от моего дома убило женщину. Я все это видела и больше не хочу».