В США Национальную книжную премию получил Персиваль Эверетт, переписавший «Приключения Гекльберри Финна». Объясняем, зачем он это сделал

Победу «Джеймса» можно назвать ожидаемой. Роман получил несколько литературных наград, попал в шорт-лист Букера и собрал восторженные рецензии. Некоторые критики даже прочат книге место в американском литературном каноне наравне с классикой Марка Твена.

Джеймс, как нетрудно догадаться, — это получивший собственный голос беглый раб Джим, который путешествует вместе с Гекльберри Финном на плоту по реке Миссисипи.

Образ марктвеновского Джима — доброго, кроткого, однако невежественного и больше похожего на ребенка раба — в романе Эверетта оказывается всего лишь маской, которую герой надевает в присутствии «белых господ».

До вынужденного побега Джим учит своих детей не только читать (запрещенное для рабов занятие), но и пропускать свою речь через «рабский фильтр», намеренно коверкая слова и делая ошибки в грамматике, а также правильно общаться с хозяевами, чтобы те не потеряли свое хрупкое чувство превосходства.

Сюжет книги в целом следует роману Твена, однако главной целью новых «приключений» становится воссоединение Джима с семьей, и — как недвусмысленно дают понять читателю — в случае неудачи ему грозят вещи куда более страшные, чем предполагал Гекльберри Финн в оригинальной книге («все будут презирать такого неблагодарного негра»).

Новая версия «Приключений» при этом сумела остаться смешной (это особое умение Эверетта, получившего несколько лет назад премию Вудхауса в области юмористической литературы за роман о линчеваниях). В одном из эпизодов романа Джим выступает с музыкантами, загримированными под чернокожих рабов. Для этого его приходится гримировать под белого мужчину, загримированного под раба. Если зрители узнают, что перед ними настоящий чернокожий, смерть грозит всем участникам этого странного ансамбля, что не мешает Джеймсу иронично комментировать абсурдность происходящего.

Роман Эверетта не просто еще одно переложение классического произведения от лица второстепенного персонажа. Это попытка переосмыслить одну из важнейших книг американского литературного канона, из которой, по выражению Эрнеста Хэмингуэя, вышла вся американская литература, — книгу столь же почитаемую, сколь проблемную.

И дело здесь не только в часто высмеиваемой в России боязни «слова на букву N», которое, кстати, употребляется в романе 219 раз.

С одной стороны, известно отрицательное отношение Марка Твена к рабству и расовым предрассудкам. Джим в книге явно должен вызывать сочувствие, дружба с ним помогает Геку преодолеть собственные расовые предубеждения.

С другой стороны, роль Джима у Марка Твена больше служит сценическим реквизитом, с помощью которого Гекльберри Финн тренирует свои моральные качества. Сам Джим на протяжении всего романа остается одномерным, никак не меняющимся персонажем, лишенным не только субъектности, но и, по сути, речи.

Читавшим книгу в русском переводе могло показаться, что Гек Финн и Джим говорят примерно одинаково. В оригинале Джим говорит на тщательно воспроизведенном Твеном диалекте (Missouri negro dialect), который для современного читателя выглядит скорее насмешливой карикатурой.

Именно этот диалект становится ключевым инструментом для переосмысления романа. Эверетт превращает его в своеобразную маску, необходимую угнетенным для выживания.

Рабы переходят на примитивный язык в присутствии господина, чтобы их воспринимали как безобидный скот, и возвращаются к обычной речи, оставшись наедине. Говорящий на правильном английском Джим в одном из эпизодов пугает судью Тэтчера больше, чем оружие в его руках.

В интервью Би-би-си Эверетт объяснял, что «любые порабощенные, заключенные или угнетенные люди находят способ говорить друг с другом в присутствии своих угнетателей».

«Рабы должны были говорить друг с другом так, чтобы их не понимали рабовладельцы. Так получилось, что моем романе это происходит с помощью того, что мы бы назвали стандартным английским», — говорит автор.

На место плохо говорящего, объясняющего мир с помощью суеверий, вызывающего в основном жалость раба Эверетт помещает Джеймса. Не просто грамотного, но начитанного (благодаря книгам в библиотеке судьи Тэтчера) и ведущего мысленные философские споры с Джоном Локком и Вольтером.

Ключевым местом в романе становится момент, когда Джеймс получает в свое распоряжение карандаш. Этот карандаш дает ему возможность наконец-то рассказать свою историю, а не быть запертым в чужой. Но заплатить за это право приходится очень дорого.

Добавляя голос Джима в историю побега двух друзей, Эверетт неизбежно обогащает юмористический роман Твена трагизмом и изрядной долей отчаяния. Повешенные, забитые до смерти, изуродованные рабы встречаются героям на протяжении всего путешествия.

После увиденного и пережитого спасение Джеймса — не в побеге в свободные штаты и даже не в возможности выкупить своих родных, а в полном истреблении рабства.

И Эверетт читателю эту надежду дает — перенося действие романа на пару десятилетий вперед — к началу Гражданской войны. Возможно, как раз благодаря этому «Джеймсу» удается не превратиться в гневную отповедь Марку Твену и пронизанным духом свободы «Приключениям Гекльберри Финна».

«Его юмор и человечность повлияли на меня задолго до того, как я стал писателем», — пишет Эверетт о Твене в благодарностях в конце книги. «В раю лучше климат, но в аду можно пообедать с Марком Твеном», — добавляет он, перефразируя известную шутку, которую приписывают американскому классическому писателю.