«Я рада, но я боюсь». Что означает конец режима Асада для сирийских беженцев?

В Алтындаге, районе Анкары, с воскресенья, когда стало известно о падении режима Башара Асада, не утихает стихийный праздник.

«Я так счастлив — впервые в жизни я чувствую себя таким счастливым», — говорит Асиф, молодой человек лет двадцати из сирийского города Хама. В руках у него флаги турецкой и сирийской оппозиции.

«Мы не спали с прошлой ночи. Я не могу выразить свои чувства словами. Никто больше не хочет оставаться здесь. Все хотят вернуться, потому что война в нашей стране закончилась. Мы очень благодарны Турции».

Ему вторит его друг Айхам, уроженец Алеппо: «Мы не могли вернуться из-за жестокости Асада. Нам пришлось уехать, потому что мы не хотели, чтобы нас заставляли убивать своих собственных граждан. Теперь, когда все закончилось, мы возвращаемся».

Другой молодой человек, живущий в Турции уже 14 лет, говорит, что твердо намерен немедленно вернуться в Сирию: «Нам здесь больше делать нечего. Пришло время вернуться в Сирию. Если понадобится, мы отстроимся, даже начнем с нуля. Сегодня, в день, когда я планировал жениться, Сирия стала свободной. Я никогда не забуду этот день».

В других городах Турции с многочисленным сирийским населением, в том числе в Стамбуле, люди тоже празднуют. В Шишли толпы людей собрались перед зданием сирийского консульства и сорвали флаг режима Асада.

С начала в 2011 году гражданской войны в Сирии Турция приняла около трех миллионов сирийских беженцев.

Вернуться в Сирию, однако, торопятся не все.

В вагоне берлинского поезда Раша тихо наговаривает что-то в диктофон, стараясь не потревожить своих попутчиков. До недавнего времени она мирилась с мыслью, что никогда больше не увидит дом своей семьи в Дамаске.

В этом она не одинока — за последнее десятилетие миллионы сирийцев примирились с тем, что на родину уже не вернутся. Но в воскресенье стало известно, что режим Асада пал.

У многих сирийских беженцев эта новость вызвала противоречивые эмоции: недоверие, радость, надежду, растерянность и страх.

Для Раши волнение сменилось неизвестностью. Ее немедленным порывом было «собрать вещи и вернуться», но практические соображения быстро заставили ее принять более взвешенное решение.

«Я знаю, что теперь можно безбоязненно пересечь границу и не опасаться ареста, — объясняет она, — но теперь приходится опасаться возможности репрессий, напряженности на религиозной почве и актов мести».

Будучи представителем религиозного меньшинства, Раша особенно остро осознает потенциальные риски. Хотя пока нет подтвержденных сообщений о насилии против конкретных групп, она по-прежнему настороже.

«Это пока первое, радостное время, — говорит она с осторожностью. — Нам нужно мыслить рационально».

Для Раши ситуация осложняется ее статусом беженки в Германии. Она потратила несколько лет, налаживая связи с новой общиной, и собирается в течение года получить немецкое гражданство, что даст ей большую свободу передвижения.

«Мы хотим вернуться, не потеряв тех достижений, которых мы добились здесь, — объясняет она, имея в виду знание языка, образование и стабильность. — Если я вернусь сейчас и потеряю свой легальный статус, я рискую всем».

Опасается она и за судьбу дома ее семьи в Дамаске.

«До вчерашнего дня я думала, что никогда больше не увижу наш дом, — признается она. — Теперь появилась надежда. Но что если его захватит кто-то другой?»

Она с облегчением узнала, что о массовом разграблении имущества пока не сообщалось, но неопределенность остается. «Я рада, что режим пал, — говорит она, — но я боюсь столкновений, роста экстремизма и фанатизма».

Раша — одна из более чем 14 миллионов сирийцев, покинувших свои дома с начала конфликта в 2011 году. По данным УВКБ ООН, вынужденное перемещение сирийских беженцев стало крупнейшим в недавней мировой истории.

Более 5,5 млн сирийских беженцев живут в соседних странах, включая Турцию, Ливан, Иорданию, Ирак и Египет. Германия, принявшая более 850 000 сирийцев, стала крупнейшей страной, принимающей беженцев и не соседствующей с Сирией.

Для многих беженцев жизнь за границей оказалась сложной: на преодоление юридических препятствий, экономических трудностей и ксенофобии пришлось потратить годы.

Айя Мажзуб, заместитель регионального директора Amnesty International по Ближнему Востоку и Северной Африке, подчеркивает, что вернуться на родину беженцам будет непросто.

«Многие сирийцы, думающие о возвращении, потеряли свои дома, работу и близких, — объясняет она. — Экономика Сирии разрушена годами конфликта и санкций. Гуманитарные организации должны срочно обеспечить добровольное, безопасное и достойное возвращение. Возвращающимся людям необходим доступ к жилью, пище, воде и медицинскому обслуживанию».

Мажзуб подчеркивает, что очень важно не допустить принудительной репатриации. «Правительства стран, принявших беженцев, не должны никого принуждать к возвращению, — говорит она. — Возвращение должно быть полностью добровольным, и мы будем продолжать отслеживать риски, с которыми сталкиваются репатрианты, независимо от их религии, этнической принадлежности или политических взглядов».

У Махмуда Буайдани, беженца в Турции, новости из Дамаска вызвали поток воспоминаний.

«Это было похоже на просмотр новостей за последние десять лет — каждый минометный обстрел, каждая химическая атака, каждый авиаудар», — вспоминает он.

Махмуд покинул родину в 2018 году после нескольких лет осады и теперь изучает компьютерные системы в Университете Коджаэли под Стамбулом.

Несмотря на осторожный оптимизм, он признает, что возвращение будет сопряжено с определенными трудностями.

«Первое, о чем я думаю, — это наше семейное имущество. Мы не знаем, что с ним случилось. Возможно, его продали без нашего ведома».

Махмуд также собирается завершить образование. «Сначала я хочу посетить Сирию, — говорит он. — Но мне нужна ясность в том, что касается безопасности, управления и верховенства закона. Я не могу отказаться от статуса временной защиты и рискую потерять свое образование и стабильность здесь».

Ум Касим в иорданском городе Зарка размышляет о годах, проведенных в качестве беженки. «Мы провели в Иордании 12 лет, — говорит она. — Люди приняли нас как родных, но изгнание все равно остается изгнанием».

Хотя Ум мечтает вернуться в мирную Сирию, она реалистично оценивает тяжелое экономическое положение страны: «Моя семья там все еще страдает. Нет постоянного электроснабжения, нет воды, а цены неподъемные. Как же людям жить?»

Ее смешанные эмоции отражают чувства многих представителей диаспоры.

«Мы рады, что режим пал, но уезжать из Иордании после того, как мы заново построили здесь вторую семью, будет очень тяжело», — говорит она.

На ливанском пограничном переходе Маснаа в последние дни собрались сотни сирийцев, ожидающих возможности пересечь границу с Сирией.

В Ливане проживает самое большое в мире количество беженцев на душу населения, и в настоящее время в УВКБ ООН зарегистрировано 768 353 сирийских беженца, хотя считается, что гораздо больше сирийцев не зарегистрировано.

Далал Харб, представитель УВКБ ООН в Ливане, говорит, что агентство наблюдало некоторые случаи возвращения беженцев, в том числе через неофициальные переходы в таких районах, как Вади Халед, регион на северо-восточной границе Ливана.

«УВКБ ООН вновь заявляет, что все беженцы имеют фундаментальное право на возвращение в страну происхождения в выбранное ими время, и все возвращения должны быть добровольными, достойными и безопасными».

Харб говорит, что УВКБ ООН готово оказать поддержку возвращающимся беженцам, если позволят условия. Он подчеркивает, что у сирийцев должна быть возможность лично убедиться в том, что условия для их возвращения приемлемые.

«Ситуация внутри Сирии все еще развивается, и многие сирийцы пытаются оценить последствия событий последней недели, понять, насколько безопасно там и надо ли спешить с возвращением», — добавляет Харб.

На многих сирийцев эта неопределенность ложится тяжелым бременем. Воспоминания о войне, потерях и перемещениях не дают им покоя, даже если они с осторожностью размышляют о своих перспективах возвращения в Сирию.

Пока же они выжидают, пытаясь понять, как ситуация развернется дальше.