«Папа в наручниках и кандалах». Баймакское дело в Башкирии разлучило 160 детей с их отцами

Уже год прошел с народного схода в Башкортостане, в котором власти увидели массовые беспорядки. Это самое большое по количеству обвиняемых политическое дело в современной России: по нему проходят 80 человек, которые оказались надолго разлучены со своими семьями.

«В январе, во время школьных каникул, мы с девочками съездили в Оренбург на суд. Дети как увидели, что папу в наручниках, в кандалах надзиратели привели, так и заплакали, не могли даже «здравствуй» сказать», — рассказывает Лилия Муталлапова. Семья почти год живет без отца и мужа: Валляма Муталлапова судят за массовые беспорядки. Всего в семье четверо детей. Дочерям 10 и 8 лет, старшему сыну 3 года, младшему год и девять месяцев.

Год назад, 17 февраля 2024 года, в Баймаке случился нетипичный для сегодняшней России протест: тысячи людей вышли к суду, где зачитывали приговор экологу и активисту Фаилю Алсынову. Народный сход закончился потасовкой с полицией и десятками арестов в последующие недели. По уголовным делам о массовых беспорядках проходят 80 человек — таких масштабных политических преследований в России еще не было.

Два фигуранта дела погибли. 37-летний Рифат Даутов был задержан полицией и на следующий же день умер — по официальной версии, от инфаркта. «Радио Свобода» (издание объявлено в России «иностранным агентом»), получившее доступ к протоколу допроса сестры Рифата, пишет, что во время опознания тела она видела на ногах брата сине-бордовые гематомы, а на пальцах и груди — метки, предположительно, от электрошокера.

65-летний Миннияр Байгускаров покончил с собой после допроса. О нем известно очень мало, и непонятно, проходил ли он по уголовному делу как подозреваемый. Но «Аспекты. Башкортостан» со ссылкой на родных утверждали, что силовики «довели» его.

Еще один обвиняемый, Дим Давлеткильдин, жаловался на причинение тяжелого вреда здоровью после того, как его избили в полиции: ему сломали позвонок.

Подавляющее большинство обвиняемых находится в СИЗО. Некоторые дела уже дошли до судебного разбирательства. Первые осужденные получают большие сроки: никто не получил меньше четырех лет, а некоторым дали больше восьми.

«Мы поддерживаем это обращение и хотим, чтобы наш папа и муж поскорее вернулся домой», — говорит женщина на видео, пока двое маленьких сыновей с любопытством смотрят в камеру. 4 февраля родственники арестованных по баймакскому делу опубликовали видеообращение к спикеру Госдумы Володину и попросили амнистии для родных к 80-летию Победы. В основном на видео появляются жены: многие сидят в кадре с детьми на руках. Публичной реакции на обращение не последовало.

Общественник Буранбай Аскаров подсчитал, что из-за Баймакского дела около 160 — 170 детей уже год растут без отцов. На видео сами родственники называют цифру в 165 детей.

У Салавата Елкибаева и Альмиры Саитовой три дочери: одиннадцати, девяти и трех лет. Салавата задержали 17 января, вечером после митинга. Поначалу, как и многих фигурантов дела, арестовали на 10 суток по административной статье. Родственники надеялись, что этим все и закончится. «Я думала — детям не буду говорить, скажу, что папа по делам уехал. А они не привыкли быть без папы, спрашивают и спрашивают», — рассказала Альмира Би-би-си. Ей все же пришлось рассказать им, что папа под арестом. Через 10 дней девочки ждали его освобождения, но вместо этого отцу предъявили обвинения уже по уголовному делу — и отправили в СИЗО.

«Продление ареста у нас обычно с 17-го до 17-го. И с каждым продлением ареста дети все надеются, что папа приедет. 17-е у них нелюбимое число стало», — поделилась Альмира. Дочки рисуют папе картинки, мастерят открытки и отправляют их по почте в СИЗО.

У другого участника народного схода, Мунира Исянгильдина, двое детей. Его забрали из дома на глазах у семьи. Утром к ним начали настойчиво стучаться, и отец семейства пошел открывать. «Его положили на пол, как преступника опасного держали. Меня к нему вообще не подпускали», — рассказала Би-би-си его жена Раушания. Младший сын был совсем малышом, когда отца арестовали. А старшей дочке — ей сейчас шесть — сказали, что папа уехал работать. Но дочка догадывается, что на самом деле отец в тюрьме, считает Раушания. Девочка уже побывала в комнате свиданий в СИЗО — и не могла понять, почему с папой можно разговаривать только через стекло, почему нет даже возможности его обнять.

«Дети спрашивают, скучают, плачут. Мне тоже тяжело в душе, ведь дети вроде ни в чем не виноваты, а их просто лишили: вот уже год без отца растут», — рассказывает Раушания.

Лилия Муталлапова тоже ходила на свидание в СИЗО с детьми. Пускают туда только по трое, а Валлям просил ее привезти младших, мальчиков: хотел увидеть, как они выросли. Когда его арестовали, самому младшему сыну было только 9 месяцев, с тех пор ребенок начал ходить и сказал первое слово, «папа», рассказывает Лилия. «Старший папу узнал. Младший присматривался, потом по следам старшего брата стал в стекло стучать, чтобы попасть к отцу. Когда отца увели на глазах сына, он заплакал», — рассказала она.

Самая старшая, десятилетняя, дочь Лилии поначалу винила маму в том, что отца арестовали. Дело в том, что, когда полицейские в феврале 2024 года пришли к ним домой, Валлям был у соседей. «Я ему позвонила, и он пришел домой. Старшая винила меня, что я его вызвала, были истерики: «Это ты во всем виновата!», — рассказывает Лилия. Тогда, в феврале, полицейские сказали, что съездят с мужем в отдел, он просто напишет объяснительную — и его отпустят. Но вечером Валлям не вернулся, а наутро жена узнала, что его отправили в Уфу в СИЗО.

Муталлаповы живут в деревне: там без мужчины в доме тяжело. В марте, вскоре после его ареста, в доме взорвалась печка, и некому было ее починить. В марте 2024 года в Башкирии стояли тридцатиградусные морозы.

Многие арестованные мужчины были единственными кормильцами своей семьи — для Башкирии это типичная ситуация, особенно когда в семье маленькие дети. Вот и Валлям зарабатывал на всю семью: возил лес на своем тракторе. Для его жены в деревне нет работы, она получает пособие на младшего ребенка. «До трех лет пособие, а потом не знаю, что будет», — просто говорит Лилия. Она занимается детьми и хозяйством, и это тоже много работы: «Картошку сажаем, морковку, свеклу, птиц покупаем — гусей, бройлеров. Хлеб я пеку сама. Скотина: бараны, две коровы», — так семья и кормится, говорит Лилия.

Некоторые обвиняемые по баймакскому делу не видели своих детей вовсе. Блогера и бизнесмена Ильяса Байгускарова задержали 18 января, на следующий же день после событий в Баймаке. Тогда его жена Илина была беременна их первым ребенком. Недавно дочке уже исполнилось семь месяцев, но Ильяс до сих пор не держал дочь на руках, а видел ее только на фотографиях.

По словам жены, Байгускаров успокаивал людей на площади перед судом, уговаривая разойтись. Тем не менее следствие решило, что он организовывал «массовые беспорядки». Это при том, что у народного схода как раз не было единого организатора, люди собрались стихийно. Дела «организаторов» будут рассматривать отдельно, но по какому принципу следствие объявило кого-то из задержанных организаторами, до конца не понимают в том числе правозащитники ОВД-инфо (проект объявлен российскими властями «иностранным агентом»), с которыми говорила Би-би-си.

Чтобы попасть в организаторы в глазах следствия, не обязательно даже быть замеченным в в общественной активности раньше. Хотя среди них есть и такие — например, Ильяс Байгускаров, который в своем видеоблоге высказывался на экологическую и на национальную башкирскую тематику. Есть в деле и другая большая категория людей: совсем не активисты, а жители сел, люди рабочих профессий. Мунир Исянгильдин был сварщиком и работал как вахтовик, уезжая в другие регионы, а Валлям Муталлапов «калымил на тракторе», рассказала его жена. Их наравне с десятками других арестованных обвиняют в насилии в адрес полиции. Так, по версии следствия, Исянгильдин бросал в полицейских снежки — среди фигурантов баймакского дела это самый частый состав по 318-й статье.

Главное доказательство обвинения — видеозаписи, а их в деле очень много.

«У сотрудников на груди были регистраторы системы «Дозор», были люди, которые вели видеосъемку, с дронов снимали площадь перед судом. Так они и находили людей, которых потом обвиняли», — рассказывает Максим Кузнецов, адвокат Мунира Исянгильдина.

Адвокат предполагает, что силовики заранее готовились заводить уголовное дело, поэтому документировали события на площади так тщательно.

В пользу того, что к уголовному делу готовились еще до народного схода, косвенно говорит и тот факт, что полицейских пригнали из других регионов и районов Башкирии.

Видео — главное доказательство в том числе в деле Исянгильдина, которого защищает Кузнецов. «У нас 4 секунды видео, — рассказывает адвокат. — Человек, которого экспертиза признала Исянгильдиным, в центре кадра. Достаточно большой комок снега был, больше человеческой головы, но далеко он не влетел, он начинает падать уже в зоне кадра, а там полиции не было. У нас позиция, что до потерпевшего снег долететь не мог».

Второе ключевое доказательство — свидетельство потерпевшего, то есть полицейского. Тот рассказывает, что снежок Мунира летел ему в голову, но он успел выставить вперед руку. «Потерпевший утверждает: да, это был он, я его запомнил. И при этом говорит, что в него со всех сторон летели снежки, и как он мог различить и запомнить Мунира, непонятно», — замечает адвокат Кузнецов.

В материалах дела есть и такой документ, как экспертиза снега. 23 января, то есть через неделю после митинга, эксперты приехали на площадь перед судом в Баймаке и измерили вес и размер спрессованного, смерзшегося снега. Максим Кузнецов рассказал Би-би-си, что в результате следственного эксперимента обнаружили «твердую консистенцию» снега и тот факт, что снежки «не раскалываются при бросании с высоты 1,5 м». Снег был признан опасным для здоровья, говорится в материалах дела. «Если изъять наледь на крышах всех наших домов, эксперты тоже скажут, что она представляет угрозу здоровью», — рассуждает Кузнецов.

Никого из фигурантов не судят в Башкирии. Всех развозят по соседним регионам: в Оренбург, Ижевск, Самару, Тольятти и Орск. Это случай редкий и удивительный, говорят правозащитники. Официальное объяснение — есть сомнения в объективности и беспристрастности суда в республике. «Якобы суды могут быть подвержены иностранному влиянию, потому что эта тема широко обсуждается в СМИ, в том числе на сайтах иноагентов», — пояснила Би-би-си логику суда юрист ОВД-инфо Ева Левенберг.

Но реальная причина переноса судов в другие регионы, считает она, — страх перед возможными акциями протеста. Ведь само это дело началось с протеста по поводу приговора.

Перенос судов тяжело сказывается на семьях. Чтобы просто прийти на заседание, нужно ехать в другой регион, не у всех есть столько времени и денег. В Самару из Уфы ехать восемь часов на поезде. В Оренбург прямой ветки нет, а дорога на машине займет около пяти часов.

Семья Салавата Елкибаева получила всего два свидания с мужем — в декабре (следователь разрешил ему свидания только после того, как следствие завершилось). А в январе дело передали в суд в Оренбург. Теперь разрешать свидание должен не следователь, а судья. А судью по делу еще не назначили: адвокат предполагает, что имя судьи они узнают не раньше мая. То есть спросить разрешения на свидание просто не у кого, объяснила Би-би-си жена Салавата Елкибаева Альмира.

Любимое детище Ильяса Байгускарова — этнический барбершоп — друзья много месяцев пытались удержать на плаву, но его все-таки пришлось закрыть, рассказала его жена Илина. После ареста мужа она переехала к родителям, где ей и финансово, и с ребенком помогают родные, а также друзья семьи.

Салават Елкибаев делал мебель, и после его ареста жена поспешно возвращала клиентам деньги за заказы, которые ее муж не успел выполнить. Она много месяцев пытается закрыть ИП мужа, но из-за бумажной волокиты процесс затянулся. «Пока там все висит, пени и долги накапливаются. Оказывается, если человек в СИЗО сидит, это не уважительная причина, чтобы не платить налоги», — недоумевает Альмира. Она оформила самозанятость и подрабатывает, а еще семье помогают родственники и друзья.

Когда мужа арестовали, Раушания Исянгильдина увезла детей в деревню к своим родителям. Там они провели большую часть года, но потом все-таки вернулись домой, в город Сибай: там у дочери детский сад и кружок по танцам. Чтобы подзаработать, Раушания печет пироги на заказ и делает желающим прически — африканские косички.

Баймакское дело — это огромное количество арестованных, но также и множество проявлений солидарности. Вскоре после арестов в интернете были открыты десятки сборов на адвокатов и помощь семьям узников — и деньги были собраны.

«Я не чувствую, что осталась одна, — говорит Раушания Исянгильдина. — Меня поддерживают и финансово, и словами: друзья, близкие и в первое время даже незнакомые. Я прямо со слезами на глазах думала, вот они же нас не знают, вообще никогда нас не видели. Как же они нам помогают?»

«Ту помощь, которую я вначале получала, я вообще не ожидала, — признается Альмира Саитова. — Люди понимают, в каком положении мы оказались, что наши мужья без вины виноватые сидят. Наши родные, близкие, друзья и сейчас нам очень помогают, за что им огромное спасибо».

«Степень сплоченности башкирского народа поразительна, — отметила юрист ОВД-инфо Ева Левенберг. — Для Башкирии это воспринимается чуть ли не как национальная трагедия: члены семьи выпадают из жизни на многие годы. Как правило, эти люди являлись единственными кормильцами, на них держалось не только младшее поколение, но и старшее. Мы видим, как люди сейчас друг другу помогают, как обмениваются информацией».

«Да, погасить протест у властей получилось, — резюмирует она. — Но глобально они получили большое количество крепко объединенных семей, которые добрым словом власть не вспомнят никогда».