![]()
Ключевые изменения
Ключевое изменение реформы «Грузинской мечты» – отказ от существующей грантовой модели: государственные, социальные и магистерские гранты исключаются из закона, а их место занимает централизованная система государственного заказа.
Согласно проекту, обучение в госуниверситетах будет полностью финансироваться государством, в то время как студенты частных вузов утрачивают доступ к любым формам госфинансирования. Пояснительная записка к законопроекту прямо признает, что это ударит по частным университетам, снизит количество абитуриентов и повлияет на их доходы.
Наряду с финансированием правительство получает полномочия определять, какие образовательные программы может реализовывать каждый госуниверситет. Это означает переход к модели, в которой учебные планы, направления подготовки и число студентов контролируются не самим университетом, а кабинетом министров. Новый механизм включает ежегодное утверждение квот – как общего приема, так и приема без экзаменов – по каждому вузу и по каждой программе. Логика реформы предполагает увязку распределения студентов с «потребностями рынка труда», но критерии такого распределения в законопроекте не описаны.
Содержательно меняется и структура высшего образования. Закрепляется модель 3+1+1: бакалавриат сокращается до трех лет и 180 кредитов, магистратура – до одного года (60 кредитов) при возможности двухлетней программы. Длительность докторантуры устанавливается на уровне не менее трех лет.
При этом новая кредитная архитектура распространяется на студентов, поступивших с 1 сентября 2025 года. Обучающиеся, зачисленные ранее, продолжают учиться по старым академическим правилам. Для них предусмотрено сохранение прежней модели финансирования – государство гарантирует выдачу грантов и других форм поддержки в прежнем объеме до окончания их обучения, но не позднее 2030-2031 учебного года.
Реформа также расширяет роль государства в создании и управлении вузами: правительство получает право утверждать временные уставы новых учреждений, определять их программы и назначать руководителей до прохождения аккредитации. На фоне общего ужесточения управления вводится специальный, отдельный режим мобильности для студентов православных богословских вузов, где переход между программами и учреждениями будет регулироваться правилами, утвержденными Патриархией Грузии.
В самих пояснительных записках к законопроекту признается, что реформа закрепляет переход к более централизованной модели высшего образования, при которой ключевые решения о финансировании, перечне образовательных программ и распределении студентов переходят в сферу прямой ответственности правительства. Изменения объясняются необходимостью повысить качество университетских программ, устранить несоответствие между подготовкой выпускников и потребностями рынка труда и модернизировать систему финансирования.
«Политическая вертикаль системы образования»: зачем «Грузинской мечте» реформа
«Это катастрофа»
Ректоров государственных вузов к реализации реформы начали готовить еще до обсуждения в парламенте. По словам главы Государственного университета Илии Нино Доборжгинидзе, на совете ректоров 6 ноября было озвучено, что уже с февраля 2026 года абитуриенты должны будут выбирать программы в условиях новой конфигурации. Университетам предстоит работать в рамках так называемых «профилей» – перечней программ, определенных государством; реализация направлений вне этих списков станет невозможной. Доборжгинидзе отмечает, что это воспринимается как прямое ограничение институциональной автономии.
Ректор также обращает внимание на отсутствие ясности: список исключений из трехлетнего бакалавриата пока не определен, параметры магистратуры и квоты будут известны лишь к февралю, а бюджетные планы вузов традиционно должны быть сформированы уже в декабре. По ее словам, университеты оказываются в ситуации, когда невозможно заранее прогнозировать учебную нагрузку, число мест, распределение кадров и объемы финансирования.
Кроме того, озабоченность вызывает обсуждаемый запрет на прием иностранных студентов в большинстве программ государственных вузов. Доборжгинидзе подчеркивает, что даже при минимальной доле иностранцев подобная мера не имеет международных аналогов и может противоречить принципам академической открытости.
В целом, Нино Доборжгинидзе описывает происходящее как процесс, который уже создает для университетов значительную неопределенность и выявляет первые структурные нестыковки еще до того, как реформа вступит в полную силу.
После объявления плана реформ многие профессора учебных заведений и эксперты в области образования забили тревогу. Бывший директор программы Erasmus+ Лика Глонти считает, что происходящее выходит далеко за рамки технического изменения структуры обучения.
«Реформа высшего образования – часть общего политического курса. Мы уходим от Европы и скатываемся в авторитаризм».
Подобные режимы, по ее словам, «не могут терпеть университетскую автономию и свободные идеи». Глонти подчеркивает и финансовый мотив изменений: «сокращение школьных лет, сокращение бакалавриата и магистратуры, а также возможное отчуждение университетских зданий – все это экономит деньги, которых системе образования не хватает».
Эксперт уверена, что новая модель серьезно ограничивает возможности абитуриентов: «один город – одна программа» усиливает расслоение между обеспеченными и малообеспеченными студентами. При этом заявления властей о количестве мест в вузах и параметрах приема «меняются каждый день», что, по ее словам, отражает хаотичный характер реформы и позволяет ожидать дальнейших непредсказуемых корректировок.
Оценивая план распределения квот по «потребностям рынка труда», Глонти указывает, что выполнить такую задачу технически невозможно: «Рыночное исследование должно быть завершено к февралю, а представить достоверные данные к этому сроку – нереально».
Что касается частных университетов, она отмечает, что в краткосрочной перспективе выжить смогут прежде всего те, у кого есть медицинские программы и иностранные студенты. При этом в дальнейшем Глонти ожидает усиления давления: «Я уверена, что правящая партия будет вводить новые ограничения для частных вузов, чтобы контролировать всю систему». И добавляет, что в международном контексте происходящее выглядит беспрецедентно.
«Такая практика существовала только в коммунистических странах».
В нормальных образовательных системах государство поддерживает как обучение, так и исследования в частных вузах, подчеркивает Глонти, отмечая, что Грузия рискует стать единственной страной, где государственные университеты будут закрыты для иностранных студентов.
«Мы точно проиграем международную конкуренцию, при этом сократим школьные годы с 12 до 11, устраним внутреннюю конкуренцию между университетами (опять же, принцип «один город – один факультет/программа») и введем т. н. систему государственного порядка. Непрозрачная и неясная система финансирования – еще один фактор. Для небольшой и относительно бедной страны это – катастрофа», — подводит итог Лика Глонти.
Реформа образования без обеда: власти Грузии снова забыли о детском голоде
По мнению профессора университета Илии Гиги Зедания, реформа особенно болезненно отразится на молодых людях, для которых поступление в вуз традиционно становится единственным механизмом преодоления социального неравенства. Он отмечает, что в Грузии «уровень интеллектуальной подготовки школьника в 17-18 лет в значительной степени отражает экономическое и культурное положение семьи», а государственная школа редко способна компенсировать этот разрыв. Университет, подчеркивает Зедания, – это пространство, где молодые люди впервые получают шанс «самостоятельно выйти за пределы этих ограничений», и «99% достигают этого именно через университет».
В этом контексте Гиги Зедания считает, что новая модель «лишает таких молодых людей всякого шанса на развитие и обрекает их на неквалифицированный труд». Он подчеркивает, что речь идет не только о трудовых перспективах, но и о «гражданском, культурном, человеческом развитии, без которого не существует цивилизованное общество».
Эксперт по высшему образованию Лика Глонти также указывает, что для абитуриентов, не поступивших в единственный доступный им вуз по новой системе, пространство возможностей резко сужается. Она напоминает, что в профессиональных колледжах имеется около 17 000 мест – столько же, сколько было зачислено студентов в прошлом году.
Финансовые последствия
Одним из наиболее ощутимых эффектов реформы могут стать финансовые потери госуниверситетов. Как отмечает экономист и бывший председатель парламентского комитета по финансам Роман Гоциридзе, запрет на прием иностранных студентов создает прямой удар по доходной части вузов. По его словам, «в Грузии обучается 27 тысяч иностранных студентов – это очень большое число», и их исключение из государственных университетов приведет к утрате значительного источника финансирования.
Гоциридзе напоминает: по официальным данным, «государственные университеты ежегодно потеряют 80 млн лари» – сумму, которая превышает бюджетное финансирование первокурсников («50 млн лари – почти вдвое меньше, чем платят иностранцы»). С его точки зрения, иностранные студенты фактически играют роль внутреннего компенсатора: «Они финансируют грузинских студентов и преподавателей, поскольку их плата обеспечивает повышение зарплат и обновление университетской инфраструктуры».
Для покрытия потерь правительство планирует выделить дополнительно 20 млн лари (около 7,4 млн долларов) из бюджета, что, по оценке Гоциридзе, создает двойную нагрузку: «Мы одновременно теряем доходы и увеличиваем расходы». Он подчеркивает, что это лишь один фрагмент финансовых последствий реформы, тогда как совокупный ущерб значительно шире и будет нарастать по мере внедрения остальных элементов новой системы.
В целом финансовые риски реформы складываются из нескольких факторов: сокращения собственных доходов вузов, роста бюджетной нагрузки и снижения инвестиционной привлекательности университетского сектора.
Урбанистические последствия
Антрополог и профессор Университета Илии Тамта Халваши предупреждает, что реформа высшего образования может привести не только к трансформации университетской системы, но и к глубоким изменениям в социально-экономической структуре городов. По ее оценке, предлагаемые меры затрагивают саму ткань регионального развития и способны «создать невиданное ранее социальное и региональное неравенство».
Центральным элементом реформы становится создание «второго университетского центра» в Кутаиси, что, по словам Халваши, может привести не к деконцентрации, а к новой форме централизации. Она отмечает, что концентрация ресурсов в одном городе неизбежно ослабит позиции других центров Западной Грузии – прежде всего Батуми и Зугдиди, – и усилит конкуренцию между Тбилиси и Кутаиси, углубляя разделение на «центр» и «периферию».
Реформа предусматривает и превращение региональных университетов (в Батуми, Телави, Гори, Ахалцихе и Зугдиди) в узкопрофильные учреждения. Халваши считает, что такая модель лишает молодежь в регионах возможности получать многопрофильное образование по месту жительства и превращает эти университеты в «сервисные колледжи», вместо того чтобы развивать их как исследовательские и культурные центры. Это, по ее словам, ускорит миграцию интеллектуальных ресурсов в Тбилиси и Кутаиси и еще больше усилит географическое неравенство.
Не менее существенными могут оказаться изменения в городской академической экосистеме. Принцип «один город – один факультет» ограничит междисциплинарные связи, создаст предпосылки для академических монополий и поставит под угрозу существование малых и альтернативных вузов, в особенности частных. В результате, как подчеркивает Халваши, города потеряют образовательное разнообразие и интеллектуальную многоголосицу.
Реабилитация или изоляция: как власти Грузии решили бороться с детской преступностью
Финансовая архитектура реформы также несет риски для городского развития: отмена грантов и переход к государственному заказу снизят финансовую автономию региональных университетов, которые часто работают с локальными исследовательскими повестками – от экологии Черного моря до пограничных исследований и культурного многообразия.
Одновременно проект предполагает строительство новых университетских кластеров в Кутаиси и Рустави, тогда как модернизация региональных вузов упоминается лишь второстепенно. Халваши отмечает, что освобожденные университетские здания планируется продавать под коммерческое строительство, что фактически направит основные инвестиции только в два города, оставив другие университеты «нефинансируемыми и маргинализованными».
По обобщенной оценке антрополога, последствия могут быть масштабными: сокращение студенческой жизни в регионах ударит по местной экономике и культурной активности; миграция молодежи усилит демографическую пустоту вне крупных центров; а грузинские города рискуют разделиться на «академические центры» и «молчаливые регионы», где отсутствие молодых людей станет причиной углубляющегося социального, культурного и экономического кризиса.
Политические последствия
Академик и бывший депутат парламента Серги Капанадзе рассматривает представленный документ не как реформу, а как политический проект с управленческими целями. По его оценке, на трех страницах документа «нет ничего общего с улучшением системы» – предлагаемые меры объединяет стремление к ускоренному сокращению цикла обучения, централизации и подавлению конкуренции между вузами.
Ключевой тезис Капанадзе: сокращение суммарного срока обучения (школа + университет) примерно на три года. Он подчеркивает поверхностность аргумента о «быстром выходе 30 тысяч выпускников на рынок труда»: если экономике нужны рабочие руки, они и так найдут работу без «досрочного выталкивания» из университетов. Отдельно он указывает на ужатие бакалавриата до 180 кредитов при обязательном объеме «грузинского языка и языковых дисциплин», что оставляет «минимум места на профильные предметы», особенно если сохраняется дипломное требование.
Второй узел претензий – искусственная деконцентрация, фактически ведущая к новой централизации. По его словам, студенческий контингент «отталкивают от Тбилиси» (в логике «один город – один факультет»), что одновременно убирает внутригородскую конкуренцию и ослабляет сеть альтернатив.
«Если в городе остается один факультет, то конкуренции не будет».
В этой же логике Капанадзе прогнозирует нарастание давления на частные университеты, чтобы «свести к нулю смысл» для абитуриентов уходить в частный сектор и, тем самым, добить конкуренцию как механизм качества.
Отдельный политико-экономический мотив, по его словам, – экономия бюджетных расходов и монетизация имущества: предполагается распродажа части корпусов государственных университетов и строительство «новых кампусов за городом», тогда как «Ваке и другие центральные корпуса» будут привлекательны для приватизации. В совокупности это меняет не только инфраструктуру, но и управленческую конфигурацию системы.
Капанадзе ожидает также давление на несогласных преподавателей:
«Будут бить по неприемлемым, инакомыслящим профессорам и лекторам; качество пострадает? Не беда, у режима политическая задача».
На международном треке эксперт видит разрыв с Болонским процессом: 11-летняя школа и укороченные траектории ограничат академическую мобильность (включая выезд на зарубежные программы с первого курса) и удержат студентов внутри «идеологизированного» пространства.
Его итоговый политический вывод: на выходе получится «очень запутанная, политизированная и лишенная конкуренции система высшего образования», оптимальная для авторитарной власти, но несовместимая с задачами академического развития.
Дом в горах Грузии, который стал обителью творцов: опыт Ethno Recreation Tabatadze



