200 лет назад, 14 декабря (по новому стилю 26 декабря) 1825 года, произошло восстание на Сенатской площади в Санкт-Петербурге. Дворяне, многие из которых были действующими или бывшими офицерами гвардейских полков, попытались не допустить на престол Николая I. Восстание было разгромлено, пятеро преданы смертной казни, еще 120 декабристов приговорены к каторге или ссылке.
За два века восстание декабристов обросло множеством мифов. В зависимости от идеологии властей участников восстания то превозносили как первых русских революционеров, то осуждали как бунтовщиков и заговорщиков.
В 2025 году, к юбилею, российские чиновники как минимум дважды за полгода поднимали тему декабристов — и оба раза совсем не в комплиментарном тоне.
19 мая на Петербургском международном юридическом форуме прошла дискуссия под названием «Правовые идеи декабристов: pro et contra». Дискуссии, впрочем, не получилось: участники мероприятия единодушно упрекали декабристов в нанесении непоправимого вреда государству, в непонимании чаяний народа, в подверженности иностранному влиянию.
Среди выступавших был и министр юстиции Константин Чуйченко, который с самого начала сосредоточился на проблеме иностранного влияния. «Декабристы были не объектом иностранного влияния, а субъектом. То есть они сами шли под это влияние, сами изучали западные идеи. Кстати, и Пестелю, и Муравьеву больше всего нравился североамериканский опыт. <…> Они из западной идеологии черпали почву, чтобы сформировать себе взгляды», — делился своими размышлениями Чуйченко, чье ведомство в современной России формирует списки «иноагентов», то есть лиц, «находящихся под иностранным влиянием».
«Урок из восстания декабристов состоит в том, что российское государство не может позволить себе быть слабым. <…> К сожалению, монархия была очень либеральной и излишне благородной. То, как были наказаны декабристы, с одной стороны, вызывает уважение к самодержцу, с другой стороны иллюстрирует значительную слабость политического режима», — сетовал министр юстиции.
Уже в декабре, ближе к исторической дате, Константин Чуйченко организовал аналогичное мероприятие и в своем министерстве, где в целом повторил сказанное.
В стенах Минюста родилось и другое юбилейное откровение. Про уроки восстания декабристов и про недостаточную жесткость государства говорил директор ФСИН Аркадий Гостев. Повод был более чем современный: глава российской пенитенциарной системы отверг предложение создать отдельные тюрьмы для террористов, а в пример привел все тех же декабристов, процитировав мемуары Михаила Бестужева: «Каземат нас соединил вместе, дал нам опору друг в друге. <…> Каземат дал нам политическое существование за пределами политической смерти». А такое опасно и недопустимо, резюмировал глава ФСИН.
Подписывайтесь на наши соцсети и рассылку
Иностранное влияние
Конспирологический миф о революционной угрозе и «секретном комитете», стоявшем за ней, возник еще во время царствования Александра I, когда будущие декабристы еще не думали выходить на площадь. В 1820 году в Испании взбунтовались военные во главе с подполковником Риего, требовавшие восстановления конституции. Революция в целом удалась: король вернул конституцию и пошел на ряд других уступок. В том же году революции произошли в Неаполитанском королевстве и в Португалии, в 1821 г. начались восстания в Пьемонте и в Греции.
«Одновременно с этим австрийский канцлер Меттерних написал текст под названием Credo, своего рода символ веры. Он утверждал, что существует общеевропейский заговор с центром в Париже, который пустил свои щупальца по всем европейским странам», — объясняет Би-би-си историк, специалист по декабристам Михаил Белоусов. «Парижскому комитету» приписывалось стремление к физическому уничтожению правящих династий, прикрытое конституционными обещаниями.
«В 1820-е годы в России этот конспирологический миф стал обязательным для официальных артикуляций. То есть если вы в России в 1820-е годы считаете, что греческое восстание было результатом внутренних причин, если вы отрицаете влияние „парижского комитета“ на греческую революцию, вы никакой карьеры не сделаете», — говорит Михаил Белоусов. И сравнивает это с современностью: «Ну это как в нынешней России сказать, что [президент Украины Владимир] Зеленский не фашист и не наркоман — это общеупотребимый необходимый минимум в каждом официальном ведомстве».
Самое интересное, говорит историк, что сами декабристы себя не считали заговорщиками и не воспринимали себя как угрозу государству: так, Павел Пестель вполне разделял конспирологическую теорию о внешнем влиянии на греческую революцию.
После восстания декабристов первой государственной версией был «заговор польских офицеров», но затем была сформулирована более стройная теория о тайных обществах, созданная по образцу мифа о «парижском комитете».
Впрочем, в современной России чиновники стараются не вдаваться в совсем маргинальную конспирологию. Помощник президента Путина Владимир Мединский, последовательно создающий официальное государственное восприятие истории, в своей лекции о декабристах отвергает большинство теорий заговора. Глава Минюста Чуйченко дважды повторил: восстание спровоцировали не тайные комитеты, а вредные европейские идеи, поэтому декабристы — сами «субъекты иностранного влияния».
Любопытно, что нежелание Мединского следовать конспирологическим теориям не распространяется на современность. В школьном учебнике истории под его редакцией описание событий 2000-х годов больше всего напоминает миф о «парижском комитете»:
«Идеей фикс Запада стала дестабилизация положения внутри России. Сначала — по периметру ее границ. Ради этого в бывших республиках СССР спонсировалась откровенная русофобия. Дальше по плану — втягивание России в череду конфликтов и „цветных революций“, разбалансировка ее экономики и смена власти на подконтрольную. Конечная цель при этом и не особо скрывается: это расчленение России и контроль над ее ресурсами».
«Страшно далеки они от народа»
Каждый российский чиновник, затрагивающий тему декабристов, обязательно приводит цитату Ленина из статьи «Памяти Герцена»: «Страшно далеки они от народа». Ленин имел в виду отсутствие у декабристов (как и у Герцена) классового сознания. Сейчас же в устах российских государственных деятелей эта фраза приобретает другой смысл.
На той же конференции, где о декабристах говорил министр Чуйченко, выступал Александр Звягинцев, замдиректора по международному сотрудничеству Института государства и права РАН. Значительную часть жизни он проработал в прокуратуре и в течение полутора десятилетий занимал пост заместителя генпрокурора РФ. По его словам, декабристы были далеки от идеи построения правового государства и «формирования национальной идеи и единства». Далеко не все декабристы были православного вероисповедания, не все хорошо владели русским языком, настаивал Звягинцев.
Среди декабристов и правда были и лютеране (например, Пестель и братья Кюхельбекеры), и католики (Михаил Лунин и братья Поджио), но подавляющее большинство были крещены в православие. В любом случае, эти обстоятельства никак не влияли на программные документы и тем более действия декабристов.
Второй тезис и вовсе звучит смешно, говорит историк Михаил Белоусов. «В 1825 году из российских дипломатов, представленных в 16 европейских империях и королевствах, уверенно русским языком владел только посланник в Вене. Посланники ни в Берлине, ни в Мадриде русского не знали — и это было совершенно нормально. И в целом количество немецких фамилий в среднестатистическом полку могло достигать 20%».
Мифы и контрмифы
В каждую эпоху — в зависимости от политической конъюнктуры — декабристов то проклинали, то прославляли.
До 1905 года, когда был объявлен манифест, провозгласивший свободу слова, восстание декабристов оставалось подцензурной темой. «Писать про 14 декабря было нельзя, эта тема на 100% принадлежала официальной историографии — такой, как сейчас Мединский», — говорит Михаил Белоусов. Первой книгой о событиях на Сенатской площади на русском языке стало сочинение директора Императорской библиотеки барона Корфа «Восшествие на престол императора Николая I», изданное (для широкой публики) в 1857 году.
Но в то же самое время параллельно создается миф о декабристах. Создателем главного мифа о декабристах был Александр Герцен. Свой альманах, выпускавшийся в 1855–1868 годах в Лондоне, он назвал «Полярная звезда» — в честь журнала, который издавали в 1820-х годах два будущих декабриста, Александр Бестужев и Кондратий Рылеев. Обложку «Полярной звезды» украшали профили пяти казненных декабристов (Рылеева, Пестеля, Каховского, Бестужева-Рюмина и Муравьева-Апостола), исполненные в виде античных медальонов.
Герцен не жалел восторженных эпитетов, воспевая декабристов: «люди 14 декабря, фаланга героев, вскормленная, как Ромул и Рем, молоком дикого зверя», «богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтоб разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия».
Между 1905-м и 1920-м годами о декабристах можно было писать свободно — а после этого — уже с учетом марксистских постулатов. Однако восстание на Сенатской площади оставалось допустимой темой для изучения. Ленин провел прямую линию революционной борьбы: декабристы — Герцен — революционные демократы — большевики; а восстание на Сенатской площади стало началом «дворянского этапа» освободительного движения.
Вместе с тем удивительная история декабристов — их отчаянный выход на площадь, следствие и ссылка — стала не только предметом исследования для историков, но и примером для советской интеллигенции. Пик интереса пришелся на 1970-е, когда вышли романы историка Натана Эйдельмана («Лунин», «Вьеварум», «Апостол Сергей») и фильм «Звезда пленительного счастья»). Для диссидентов — и просто для людей, критически настроенных по отношению к советской власти — декабристы стали нравственным образцом, а в их поступках искали параллель с действительностью. В 1968 году Александр Галич написал песню «Петербургский романс» со словами «Смеешь выйти на площадь в тот назначенный час» — формально о восстании декабристов, но было очевидно, что речь шла совсем о другой площади, Красной, на которую под лозунгом «За вашу и нашу свободу» вышли диссиденты в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию.
В целом можно выделить три основных мифа о декабристах, говорит Михаил Белоусов. «Это ура-патриотический миф, или консервативный: декабристы — люди сомнительных моральных качеств, увлекшие солдат обманом. Второй миф — либеральный, сформированный во многом самими участниками восстания: никто из них не был государственным преступником. И третий — герценовский, революционно-освободительный».
В новейшей российской истории всплеск интереса государства и оппозиции к декабристам возник в 2005 году, в год 180-летия восстания. Экс-глава ЮКОСа Михаил Ходорковский*, отправленный отбывать наказание в Краснокаменск, начал свое первое обращение из колонии с упоминания участников восстания на Сенатской площади: «Друзья! С 16 октября 2005 г. я нахожусь в краю декабристов, политкаторжан и урановых рудников».
Тогда же, в конце 2005 года, нацболы под лозунгом «Свобода декабристам» устраивали акции протеста в поддержку своих товарищей, арестованных за захват здания приемной администрации президента. Ответом стали многочисленные публикации в прокремлевских изданиях, в которых читались предостережения против «выхода на площадь» и негативных последствий этого шага. Чиновники же провели юбилейные мероприятия более чем сдержанно: например, председатель петербургского Заксобрания Вадим Тюльпанов демонстративно отказался почтить память декабристов во время заседания.
«Декабристы — это очень яркий кейс. Их особенность в том, что нет ни одной политической силы, которая не пыталась бы себя сделать наследником декабристов. С одной стороны, они необычайно многогранны, с другой — их движение так вовремя оборвали, что они не успели испортиться ни для кого», — объясняет в разговоре с Би-би-си Михаил Белоусов.
«Декабристов использовали большевики; декабристов использовали эсеры; Мережковский написал роман про декабристов и посвятил его Керенскому; декабристов использовали правые партии и русская эмиграция; декабристов использовал Сталин во время антисемитских кампаний».
Сейчас российские чиновники, скорее, склоняются к консервативному мифу. Если суммировать высказывания официальных лиц в юбилейный год, декабристы для них — люди, польстившиеся на западные идеи, ориентировавшиеся на конституцию США, спровоцировавшие революционный террор и не понимавшие национальную идею.
Впрочем, какой-то единой государственной концепции нет. Как считает Михаил Белоусов, это связано с тем, что к декабристам не обращается оппозиция, поэтому и государству не нужно вырабатывать какое-то стройное отношение к событиям 200-летней давности. «Если бы Мария Певчих* написала бы, что Навальный — декабрист, а Путин — Николай Палкин, в Кремле, конечно, возбудились бы. А если этот образ не используется в оппозиции, то зачем его опровергать?»
*Внесены Минюстом РФ в реестр «иноагентов»
- Новый учебник истории для старшеклассников. Что в нем переписали и как это повлияет на образование в России
- «История России — это история войн». Почему Кремль не хочет считать Россию классической империей?
- «Пришел Рюрик и организовал государство с танками, ракетами». Историки об антинорманизме Путина