Налели Кобо было девять лет, когда она начала страдать от астмы, головной боли и кровотечений из носа.
Мать девочки вскоре заметила, что и у соседей появились такие же симптомы.
Семья Налели Кобо жила в пригороде Лос-Анджелеса, населенном основном бедными иммигрантами из Латинской Америки.
Недалеко находилась нефтяная скважина компании Allenco.
Местная община стала устраивать протесты, доказывая, что болезни жителей вызваны грязным выбросами от добычи нефти.
В конце концов работу скважины приостановили. Но подросшая к тому времени Налели Кобо не успокоилась.
- Дания построит остров в Северном море, чтобы перестать жечь нефть и газ
- На добычу биткоина уходит огромное количество электроэнергии. И чем он дороже, тем больше
Вместе с другими активистами и экологическими организациями она стала через суд добиваться от города введения дополнительных норм безопасности для нефтяной отрасли. И выиграла.
Сейчас суд рассматривает уголовное дело против компании Allenco и ее руководства.
В самой компании отказались от комментариев. Ранее ее представители говорили, что инвестировали дополнительные средства, чтобы соответствовать новым правилам.
Кобо стала местной знаменитостью и успела поучаствовать в экологических кампаниях вместе со шведской активисткой Гретой Тунберг. Но в начале 2020 года ей пришлось взять паузу: у 19-летней девушки диагностировали рак.
Врачи не могли найти причину болезни.
После трех операций и интенсивного лечения медики говорят, что девушка выздоровела.
Вот как эту историю рассказывает она сама:
«Я росла в районе Юниверсити-парк на юге Лос-Анджелеса. Через дорогу от нашего дома находилась нефтяная скважина, которой с 2009 года владела компания Allenсo.
Мы жили в одной квартире — я, трое братьев и сестер, мама, бабушка, прабабушка и прадедушка — всего восемь человек.
Моя мама приехала из Мексики, а папа — из Колумбии. Его депортировали, когда мне было два года.
В 2010 году я неожиданно заболела. Все началось с приступов тошноты и спазмов в животе.
Я настолько ослабла, что чувствовала себя замороженным овощем. Маме иногда приходилось носить меня на руках.
Потом начались кровотечения из носа — такие сильные, что я спала сидя, чтобы не захлебнуться собственной кровью. Невидимый убийца травил меня в моем собственном доме.
И у других начались проблемы со здоровьем.
Мама заболела астмой в 40 лет, что случается редко, бабушка — в 70, что бывает еще реже. У сестры образовался фиброз легких, у брата — астма.
Это коснулось не только нашей семьи. То же самое творилось у соседей.
Мамы стали обсуждать это друг с другом и пришли к выводу, что что-то здесь не так.
Впрочем, догадаться было несложно. В воздухе то и дело возникали странные запахи. Пахло то тухлыми яйцами, то гуавой, то шоколадом — даже при закрытых окнах и включенных очистителях воздуха.
Сначала мы искали какую-нибудь утечку в доме. Потом нашли токсикологов, которые согласились приехать и разобраться.
Они объяснили, что все дело в определенных химикатах, которые используются при нефтедобыче и вредят здоровью, если дышать ими долго.
Тогда мы организовались и начали кампанию под девизом: «Люди, а не скважины!»
Была подана жалоба в департамент по контролю за состоянием воздуха и в городской совет Лос-Анджелеса. Совет назначил слушания. Активисты обходили дома и спрашивали людей, не хотят ли они прийти и рассказать свои истории.
Это было так здорово: мигранты придут в городской совет, чтобы их услышали!
Я согласилась участвовать, хотя всегда была застенчивой. Выступала, подглядывая в записи на маленьких листочках. Мне понравилось.
О слушаниях написала «Лос-Анджелес Таймс». На историю обратила внимание бывший сенатор от Калифорнии Барбара Боксер.
По ее инициативе в наш квартал приехали инспекторы Агентства по охране окружающей среды, и им сразу стало плохо от запахов.
В конце концов Allenco пришлось приостановить работу скважины. Мы были счастливы, хотя это потребовало времени. Наша кампания началась в 2010 году, а скважину временно закрыли в 2013-м.
В 2016 году власти Лос-Анджелеса через суд обязали компанию соблюдать строгие правила, чтобы возобновить бурение. Мы добиваемся, чтобы скважину совсем закрыли.
Начав кампанию, мы убедились, что мы не одни такие. Около 580 тысяч граждан Лос-Анджелеса, в основном небогатые представители этнических меньшинств, живут в радиусе четверти мили от действующих нефтяных и газовых скважин.
Когда я говорю, что я из Лос-Анджелеса, люди сразу восклицают: «О, Аллея славы, Голливуд, звезды…». Но Лос-Анджелес — это еще и крупнейшее нефтяное месторождение в черте города, о чем обычно не говорят.
Я стала одной из соосновательниц Коалиции молодых лидеров южного и центрального Лос-Анджелеса. В 2015 году мы подали иск против города за нарушения природоохранного законодательства штата Калифорния.
Мы выиграли. Это означает новую процедуру подачи заявок на бурение новых скважин и расширение добычи на действующих.
Хотя я и переехала из Юниверсити-парк, я сейчас добиваюсь установления 2500-футовой (750 м) охранной зоны между нефтяными скважинами и школами, больницами и парками.
При этом я обычная девушка. Люблю косметику, танцы, путешествия, и учусь в колледже. Что отличает меня от других? Я рано решила, чем хочу заниматься в жизни.
15 января 2020 года мне поставили диагноз — рак.
Мне было страшно произносить это слово. Никто не ожидает услышать его применительно к себе в 19 лет.
Маму и меня, конечно, волновали и счета за лечение. Но нам повезло собрать нужную сумму при помощи краудфандинга.
Тяжелее всего физически и морально было пережить удаление матки. Мне понадобилось шесть недель, чтобы подняться с постели. Полгода мама купала меня, и я принимала пилюли десятками.
Мой онколог не знает, из-за чего у меня развился рак, но анализы показывают, что его природа — не наследственная.
Я рассказала, откуда я, и спросила, существуют ли тесты, способные установить связь заболевания с состоянием окружающей среды. Доктор ответила, что при современном уровне науки об этом можно лишь гадать.
А 18 января этого года мне объявили, что я вылечилась. Нет слов, как я счастлива!
Теперь я продолжу мою учебу на юриста по гражданским правам, а в будущем мечтаю заняться политикой.
Мое понимание экологической справедливости просто: каждый имеет право дышать чистым воздухом независимо от возраста, пола, национальности, достатка и места жительства. И я буду защищать мой дом и моих соседей».
