«Роман Протасевич задержан после экстренной посадки самолета в Минске», «Из-за преследования после протестов 17-летний белорус покончил с собой», «Жителя Минска задержали за бело-красную коробку из-под телевизора». Это новостные сводки из Беларуси 2021 года. Жизнь в стране разделилась на пред- и постпротестную. Одни из-за репрессий были вынуждены уехать, другие – не успели или не захотели. SOVA поговорила с белорусами, не желающими мириться с режимом. Они рассказали о неудавшемся мирном протесте, «внутренней иммиграции» и надеждах на свободную Беларусь.
Имена героев изменены в целях их безопасности и безопасности их близких
Анна, 21 год: «Мне приходится жить в искусственных условиях»
Около двух месяцев назад Анне пришлось уехать в Литву. Как волонтер она занимается документированием пыток в Беларуси.
Когда Анна жила еще дома, к ее коллеге как-то пришли с обыском. Забрали всю технику, получили доступ к материалам и фамилиям. Коллега стал фигурантом уголовного дела, остальная команда приняла решение экстренно покинуть страну на некоторое время.
«Буквально за сутки я попрощалась с родными, собрала одну сумку вещей, села на самолет и улетела».
После отъезда волонтерской работы в жизни Анны стало больше. Больше стало и безопасности, хотя эмоционально рефлексировать приходится так же. Ежедневно девушка общается с жертвами режима.
«Часто люди делятся тем, что ты не прочитаешь в СМИ. Благодаря этой деятельности у меня складывается более полная картина того, что происходило и происходит в стране. Иногда просто мозг взрывается от того, сколько насилия осталось не озвученным».
Ее собеседники – и многодетные мамы, которым после задержания угрожали лишением родительских прав, и уволенные работники заводов, и девушки, которых сотрудники били кулаками в лицо, и мужчина, второй месяц не выходящий из дома из-за перелома ноги после задержания. Но есть среди этих историй и вдохновляющие.
«Например, когда единственную из многих женщину выпустили из камеры. И она вышла в одном в лифчике и пуховике, потому что всю остальную одежду отдала сокамерницам».
Батька или ХАМАС: Запад обвинил Лукашенко в авиационном терроризме
Саму Анну задерживали дважды. Первый раз – 14 июля, когда в Минске устроили цепь солидарности. Тогда еще не задерживали так массово, особенно девушек. С того момента она поняла – отойти в сторону уже не сможет. Арест породил в ней не страх, а силы для дальнейшей борьбы.
«Моя деятельность стала активнее. Я каждый день стала ходить на акции протеста. Это задержание послужило триггером к тому, что я стала делать дальше».
О мирном протесте:
«Сейчас я говорю, что все формы протеста имеют место быть. Просто я в каких-то формах протеста не буду принимать участия, а какие-то поддержу. В августе многие были настроены на мирный протест. Как-то лицом к лицу стояли с одной стороны 100 сотрудников ОМОНа, а с другой, через пару метров от них – тысячи белорусов. Один из них шел навстречу омоновцам, не биться, не драться, а просто что-то сказать. Все белорусы стали успокаивать его, говорить, что он провокатор.
Вот из-за этой приверженности мирному протесту словно запрещали другие формы, более радикальные.
Я сама в августе успокаивала таких людей. Когда перекрывали дороги, настаивала, чтобы хотя бы одна полоса была открыта, чтобы люди могли уехать и не стоять в пробке.
Многие винят в отсутствии результата работников заводов, мол, они спасовали, не продержали нормально забастовку. Когда забастовка начиналась, я сама в семь утра каждое утро ездила на заводы, чтобы раздавать листовки, показывать, что у них есть поддержка и помощь. Я видела их реакции. И я могу понять, почему им было сложно решиться на забастовку. Перед ними был выбор: на одной ладони поддержка протеста, на другой – семья, жена, которая говорит, что забастовка, конечно, хорошо, но подумай, у нас трое детей, кредит… Все это давит.
Мы действительно делали и делаем все, что можем. У каждого из нас есть какой-то предел. Есть люди, которые были задержаны больше 10 раз, у кого-то предел – шесть задержаний, и потом он уже боится выйти. У большинства, надо признать, предел низкий.
Наш противник за 26 лет так укоренился, выработал какие-то схемы, в нем столько зла и адской мощи, что сколько бы мы ни старались – очень сложно просто свергнуть его за год.
Первые выборы Лукашенко действительно, как говорят, выиграл. Все остальные – это уже было решение не народа, а его личное. Когда были сфальсифицированы одни выборы, потом вторые, люди стали выходить. Но в 2010 году, например, ничего не получилось.
И когда не получилось, то сложилось впечатление, что народ просто не может ничего сделать.
Протесты 2020-го были особенными, возможно, в том числе и потому, что мы, наконец, увидели сильных личностей: Цепкало, Бабарико, Тихановских. Немаловажную роль сыграл интернет, потому что СМИ стали говорить только об этом. Никто не мог заниматься своими делами, все хотели быть причастными».
Надежда на свободную Беларусь у Анны не угасла. Она уверена, что любому режиму приходит конец.
«Каждый день у нас – новый ***ец. Этот пузырь каждый день раздувается, и оболочка его становится все тоньше. Рано или поздно он лопнет. И это ощущается по поведению режима. Они принимают сейчас какие-то бездумные решения на скорую руку, лишь бы заткнуть все дыры, откуда течет. Заткнуть последних, тех, кто молчит. Каждый день по Минску проходят марши. И пусть они не массовые, это уже часть нас, того, кто мы есть. Обратного пути нет».
«Уловка тирана по-советски». Мировые СМИ о посадке самолета Ryanair в Минске
После своих задержаний и вынужденного переезда Анна не оставляет себе морального права бросить борьбу. Все, что она делает, напрямую влияет на перспективу возвращения домой. А пока свое пребывание в красивой, но чужой стране она называет «искусственными условиями».
«Очень сложно находиться далеко. Мой молодой человек остался в Минске. Мне не хватает тепла близких, не хватает своей собаки. Когда у меня «психи», я звоню парню и говорю, что лечу домой, и лучше буду в тюрьме со своими единомышленниками, чем в таких искусственных условиях. Но успокаиваясь понимаю, что от меня пользы на свободе больше, чем если я буду сидеть в камере».
Анна научилась жить сегодняшним днем и не строить планы на будущее. А еще научилась верить в людей. Фраза «быть человеком» обрела для нее новый смысл. Девушка стала любить свою страну и белорусов еще больше.
«Если бы меня спросили, кем я хочу быть – француженкой, полячкой или англичанкой, я бы выбрала быть белорусской. Потому что белорусы невероятные!».
Александр, 33 года: «Если демократия не пришла в Беларусь, то я пошел к демократии»
Всю жизнь Саша прожил в Минске. Жил хорошо, занимался бизнесом, открыл свою студию красоты. Но когда стал активно участвовать «в борьбе демократических сил с диктатурой», понял, что перешел «черту дозволенного». Появившись в черных списках силовиков, Саша максимально быстро избавился от студии и покинул Беларусь. Переехал в Варшаву, чтобы быть поближе к дому.
На первый свой протест Саша вышел после волны насилия, накрывшей страну. До этого на выборы никогда не ходил, потому что «всем говорили: нет смысла, вы ничего не решаете».
«Тогда я понял: если я не выйду, то грош мне цена. И я буду просто себя ненавидеть всю жизнь, считать себя ничтожеством, потому что ни один нормальный человек не мог не выйти. Во мне вспыхнуло пламя ненависти и гнева. Я вышел, и после этого уже всегда был на улицах».
Но после массовых демонстраций в Беларуси составили базу данных протестующих. Попал в этот список и Саша.
«Как никак, протестовало от 400 до 600 тысяч человек из девяти миллионов белорусов. Поэтому базу составить было несложно. Они продолжают репрессии по этим спискам, приходят домой, устраивают обыски, забирают людей, заставляют подписывать документы о неразглашении».
О мирном протесте:
«Протест – это не сидеть дома на кухне с недовольным лицом и возмущаться, как все плохо и какой Лукашенко гад, а выйти и что-то сделать. 400-600 тысяч человек – таково количество людей, готовых что-то делать, жертвовать своим здоровьем, бизнесом, карьерой.
Если бы «Русский мир» не пришел на помощь Лукашенко, мы бы его уничтожили.
Вмешалась Россия, вмешался Путин, он поддержал финансово. И, к сожалению, на сегодняшний момент я считаю, что враг Беларуси №1 – Путин и Кремль. Потому что Путин с Лукашенко – одно целое. И если бы русские не влезли, в Беларуси уже была бы демократия.
Также наша система все же 26 лет выстраивалась таким образом, чтобы скрывать все недемократические настроения.
В Беларуси была создана маска идеальной стабильности, будто у нас все спокойно, у нас батька. На самом деле все это обман.
Это просто иллюзия, созданная для СМИ и всех вокруг. У нас очень много полиции, огромное количество милиционеров, огромное количество спецназа. И у них есть оружие, есть гранаты. Белорусы, зная это, понимали, что, если мирный протест перейдет в радикальный, это будет равноценно самоубийству, потому что количество лукашенковской хунты невероятно огромное.
Вышивая протест: работы белорусской художницы стали символом восстания
Ну и плюс белорусский менталитет – он более мирный. Люди пережили Вторую мировую, сталинские репрессии. Они уже генетически не хотят агрессии, не хотят войны. У нас ментально не такие как в Грузии пылкие люди. Правду говорят, есть у нас эта белорусская «померковность» (покладистость, терпеливость, — прим. СОВЫ). Нам присуще это душевное спокойствие.
Нам не хватило храбрости, потому что вышло недостаточно людей. Из девяти миллионов 300-600 тысяч человек – недостаточно. Для храбрости и силы народа должно выйти больше.
Вот этот ген трусости, который 26 лет вселялся, дал о себе знать. И за молчание наших родителей, за их терпение, за то, что они воспитывали нас такими терпилами, сейчас покалечено молодое поколение.
Мне 33 года, я должен уже вставать на ноги, развиваться. А получается, что я уезжаю и начинаю свою жизнь сначала.
Основной задачей режима было разделение людей. Они нам постоянно внушали, что мы бесполезны, мы народец, мы никчемны. Любые объединения людей на корню пресекались. То есть, задача режима – сделать человека одиноким, чтобы он считал, что предоставлен государству, что другие люди ему не помогут.
У нас в Беларуси не было добрососедства. Каждый жил сам по себе, в своем маленьком мире. И вот сейчас люди как-то проснулись. Но проснулось слишком мало людей».
О Лукашенко:
«Когда человек столько времени находится у власти, он уже становится гибридом. Для него люди – это ресурс, как и все другие ресурсы. Это его земля и страна, а мы – придаток, проживающий на его территории. Он стольким людям перешел дорогу, его ненавидит весь мир, даже Путин. Он просто терпит его.
И Лукашенко прекрасно понимает: как только он покинет пост, ему настанет конец. Не только ему, но и его детям. Сейчас у него одна политика – день простоять да ночь продержаться.
Но диктатор – олицетворение народа. Лукашенко ведь тоже был когда-то народно избранным президентом. Наши люди позволили ему трансформироваться в то, чем он является сегодня. Если общество не пробудится (даже если к власти придет кто-то другой, даже представитель демократической силы), есть очень большой риск, что мы трансформируем его в нового диктатора.
Потому что этот рабский менталитет общества будет продолжать порождать диктаторов.
Мировое сообщество ничего толкового не сделало. На стороне Лукашенко был Путин, кремлевские деньги, спецназ, военные, которых Путин подвел к границам. Все, что делает Европа, – жалкие пародии на санкции. Они создают картинку поддержки, но основные глобальные финансовые операции как проходили, так и проходят. Если бы битва была на равных, белорусский народ бы победил. А так получается, что Россия поддержала диктатора, но белорусский народ не поддержал никто. Я сделал для себя один главный вывод – чем дальше от русских, тем лучше и качественнее будет твоя жизнь».
Сегодня Саша не очень верит в свободную Беларусь. Он не исключает, что она отойдет русским. Но в одном убежден: Лукашенко скоро не будет. По словам Александра, протест превратил батьку в политический труп и победил его, просто «основная битва – за путь самой Беларуси, а не за деда».
«Я всегда был человеком мира. Мой дом там, где мне хорошо. Я много где был, путешествовал. Я решил для себя так: раз демократия не пришла в Беларусь, я сам пойду к демократии. Если мы не смогли изменить наш мир вместе, значит, каждый должен менять свой собственный. Человек, ищущий свободу, для себя ее найдет».
Андрей, 38 лет: «Протестный накал перешел с улиц на кухни»
Андрей в декабре 2020 года вместе с другими недовольными «гулял» по улицам Минска. Немного отвлекся, потерял бдительность и был арестован. За 15 суток Андрей сменил шесть камер, но освободившись принял решение страну не покидать, пока его физической безопасности ничего серьезно не угрожает.
Осознание того, что Беларусь движется не в том направлении, по словам Андрея, пришло вместе с появлением Лукашенко во власти в 90-е. Все стало понятно, когда после неудавшегося в 1996 году импичмента начались похищения политических оппонентов Александра Григорьевича. В активном протесте Андрей с 2006-го – задолго до событий 2020 года.
Сегодняшнюю жизнь в Минске он сравнивает с «жизнью под оккупацией». Вроде бы все в порядке и можно жить. Но нужно понимать, куда ходить нельзя и как нельзя одеваться.
«Красно-белые цвета под запретом в одежде, в носках, в коробках из-под телевизора. Недавно был случай – человеку дали 15 суток за коробку.
Люди живут не по месту прописки, некоторые даже живут в лесу. Я знаю тех, кто на несколько недель ушел в лес.
Сейчас у людей внутреннее напряжение, каждый раз они видят, как кому-то дают срок. С одной стороны, есть гнев и раздражение, с другой – легкое бессилие и апатия. Протестный накал перешел с улиц на кухни. И сейчас люди накапливают протестную энергию, чтобы в случае каких-то триггеров все это выплеснуть. Сейчас проходят какие-то малочисленные акции и марши, потому что идут сильные репрессии».
Протест в Минске сегментируется на районы и дворы. Люди состоят в секретном дворовом чате и посредством этого чата организуют акции. Это может быть проход по району с флагами, расклеивание плакатов, написание совместных писем политзаключенным.
«Процесс тлеет. Это можно сравнить с пожаром на торфяных болотах. Внешне вроде бы огня уже нет, но это все тлеет до поры до времени. Никто не успокоился, не расслабился.
Сейчас – время ожидания, просто потому что люди понимают, что теми методами, которыми мы действовали до этого, результата не добиться.
Добьешься только репрессий и ухудшения собственной жизни и жизни своих близких».
О мирном протесте:
«За последние 15 лет выросло новое поколение. Это связано и с развитием IT-сферы, и с открытием границ. Момент осознания стал приходить в 2020 году. Сначала вместе с ковидом, с его отрицанием со стороны Лукашенко, с выборами. Затем огромным триггером стало зашкаливающее насилие, которым государство ответило на протест.
У 80% людей глаза открылись сейчас. До этого они жили в такой легкой внутренней иммиграции, жили параллельной с государством жизнью.
До поры до времени эти реальности если и соприкасались где-то в госучреждениях, поликлиниках, то сейчас это ударило по всем. Этот потенциал изменений копился последние лет 15, и вот сорвало крышу.
Мирный протест – один из инструментов, которые должны были свергнуть режим. Как мирный протест он принес результат в виде мобилизации общества. Но должны были быть активизированы и другие силы, что в совокупности дало бы результат. Это либо забастовки, либо какой-то внутренний переворот в провластных кругах или среди военных, которые находятся рядом с Лукашенко. Мы, люди, сделали все правильно. Просто потому что это был естественный порыв.
В тех условиях, в которых мы оказались, лидеры протеста не могли сделать ничего больше. Их бы сразу арестовали, что с некоторыми и случилось. Сейчас бы они сидели по 20-25 лет за вооруженный захват власти. Другой вопрос – что к этому мирному протесту не присоединилось больше людей.
Например, мы очень надеялись на забастовки рабочих, на то, что милиция, ОМОН, военные откажутся подчиняться Лукашенко.
Но этого не произошло по нескольким причинам. Во-первых, люди не готовы голодать и жить в землянках ради эфемерного результата, который не факт, что наступит. И менталитет белорусский проявился, и последствия экономического положения, когда у людей нет какой-то подушки безопасности.
Для них, получается, кусок хлеба важнее свободы.
И второе – это сильная вертикаль власти, которая зацементирована. У нас были надежды, что представители силовых структур не подчинятся, но это нереалистично, поскольку у них своя система сдержек и противовесов.
Такие случаи, как ситуация с Протасевичем, – это совокупность винтиков режима. Я бы назвал это будничностью зла, когда каждый делает свою работу. И все вместе выливается в репрессии. Судья судит, хотя знает, что делает это незаконно, омоновец-свидетель знает, что лжесвидетельствует, тот, кто тебя задерживает и бьет палками, тоже знает, что это все неправильно, потому что ты просто шел по улице, ничего не нарушая. Конвоиры тоже понимают, что ты незаконно задержан.
Но каждый из них делает свою работу, и все это приводит к белорусской трагедии. Это одна из отрицательных особенностей белорусского менталитета. «Я просто делаю свою работу», «моя хата с краю», «не трогайте меня, мне приказали».
Мирный протест работал долго. Мы «гуляли» массово несколько недель. Но, к сожалению, никто больше не присоединился. Очень неприятно поступила Россия, поддержав Лукашенко. Мы надеялись, что она поддержит нас. И излишнюю дипломатичность проявила Европа, вовремя не создав какие-то внешние условия и санкции для того, чтобы наш мирный протест разросся. Сейчас мы надеемся, что действия мирового сообщества помогут протесту вновь выйти с кухонь на улицы».
В прошлом Андрей подумывал над эмиграцией и даже предпринимал попытки уехать из страны, но сейчас ему как никогда хочется остаться в Беларуси.
«Пришло четкое понимание патриотизма и того, что это моя страна, и уж точно не я должен уезжать из нее. В принципе, все те, кто выходил на улицу, понимали, что каждый из них каким-то образом влияет на ситуацию. От каждого из нас зависит, будет ли Беларусь свободной и демократичной, счастливой и процветающей».
