В России прошли выборы в Госдуму, и их результаты не стали ни для кого неожиданностью. Партия власти получила конституционное большинство, а оппозиционные кандидаты не прошли в парламент или вовсе не были допущены до выборов. В XXI веке в России смена власти через выборы еще не происходила ни разу. Тогда зачем вообще нужны эти выборы?
Еще до выборов власти приняли несколько законопроектов, которые лишили оппозиционных кандидатов возможности выдвигаться. А сами три дня голосования запомнились многочисленными видео о вбросах и скандалом с электронным голосованием. От всех претензий о нарушениях ЦИК отмахивался и предпочитал говорить, что западные страны пытаются вмешиваться в выборы.
Несмотря на то, что российские власти называют свой режим свободным и демократическим, российские и западные исследователи классифицируют Россию именно как автократию. Однако именно тот факт, что в России проводятся прямые выборы разных уровней, позволяет российским властям говорить о демократии и даже сравнивать российскую демократию с западными странами.
Начиная с нулевых годов, исход всех выборов в России предрешен: организация Freedom House, например, максимально низко оценивает электоральные свободы в стране. Ведь если в одних странах регулярные выборы — это инструмент смены власти, то в других, включая Россию, выборы из раза в раз не приводят к такой смене.
Зачем тогда проводить выборы, если их результаты заранее предрешены? Зачем выборы проводят страны, в которых действует однопартийный режим и граждане просто отдают голоса в поддержку одной единственной партии? Зачем проводить выборы диктаторскому режиму, если после них есть большой риск массовых протестов недовольных граждан, которые хотят смены власти?
Русская служба Би-би-си рассказывает, как на эти вопросы отвечает политическая наука и какую роль все-таки играют выборы в России.
Зачем автократиям нужны выборы
Автократии — это политические режимы, которые держатся на неограниченной власти одного лидера или одного государственного органа (например, президиума партии).
Стран-автократий много, и их политические системы могут сильно отличаться. Это и исламские монархии, и африканские диктатуры, и азиатские однопартийные режимы.
Во многих из них проводятся выборы: в Саудовской Аравии граждане избирают совещательный орган при монархе, в Китае проходят выборы муниципальных служащих, и даже в КНДР люди выбирают парламент (правда, в бюллетене всегда только один предложенный партией кандидат).
Автократии стали широко изучаться после 90-х годов, когда многие страны, которые, казалось бы, имели возможность демократических преобразований, выбрали для себя иной политический путь.
Оказалось, что из всех автократий, которые существовали, наиболее устойчивыми оказались те, в которых проводятся выборы, а не те, где выборов нет, заметила американская исследовательница автократий Барбара Геддес.
Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Григорий Голосов в своей книге «Автократия» пишет, что несмотря на то, что выборы в автократиях ничего не решают, они, тем не менее, являются необходимым условием существования таких режимов. И этому есть несколько объяснений.
Дело в том, что все «несвободные» режимы так или иначе опасаются перспективы смены власти. Поэтому выборы, в которых автократ или правящая партия получают большинство голосов, оказывают сдерживающее влияние на оппозицию или потенциальных внутренних конкурентов, которые могут задумывать смещение лидера, отмечает Голосов.
- «Номинальная демократия» и как Кремль ею управляет: первые впечатления западных СМИ от российских выборов
- «Государь-искупитель» и его «невинное государство»: был ли у России шанс на демократию?
Автократический лидер является главой государства, благодаря своим личным качествам и успехам, и именно они служат обоснованием его легитимности. Однако эти качества становятся еще более убедительными, когда автократ получает всенародную поддержку на выборах, что в глазах режима усиливает его собственную легитимность, продолжает политолог.
Выборы также играют важную роль в том, чтобы привлечь или сохранить сторонников режима среди политических элит. Эту функцию выборов в политической науке называют термином «кооптация».
Так, региональные или парламентские выборы воспринимаются элитами как способ распределения благ и руководящих постов, которые даются в качестве благодарности за поддержку режима.
Этим выборы помогают автократу поддерживать связи со своими элитами, сдерживая дезертирство среди членов правящей коалиции, пишут исследовательницы Дженифер Ганди и Эллен Луст-Окар.
Таким образом, кооптация в очередной раз показывает политикам и чиновникам, что оппозиция режиму не только бесполезна из-за сильной народной поддержки правящего лидера, но и материально невыгодна из-за того, что режим вознаграждает и продвигает своих сторонников.
По этой же причине автократиям нужны и партии, которые только номинально представляют конкуренцию, а на самом деле служат поддержкой режима. В очередной раз оказывается, что наличие сильной и «народной» партии только укрепляет позиции автократии, пишет Геддес.
Это происходит не потому, что партии обеспечивают режим поддержкой населения, а из-за того, что наличие партий усложняет организацию оппозиции.
Массовые партии точно так же завлекают своих сторонников всевозможными льготами и привилегиями, партийным лидерам легче организовывать различные масштабные мероприятия в поддержку режима и продвигать политические инициативы.
В итоге снова число людей, благосостояние и положение которых зависит от режима, возрастает, и для них сохранность режима становится залогом успеха.
«Фактически деловая игра»
Выборы несут в автократии и информационную функцию. Они помогают автократу узнать не только степень своей поддержки и компетентности среди элит, но и оценить возможности и уровень поддержки оппозиции в стране. И оппозиция в ходе выборов также получает информацию о политических способностях режима.
«Любые парламентские выборы важны, потому что у власти нет другого способа измерить возможность сохранения контроля над гражданами. Независимой социологии в стране почти нет. А выборы — это такой большой соцопрос и фактически деловая игра, генеральный тест, который показывает: «А что сегодня? Что власть может выжать даже в условиях массового недовольства?», — говорил российский политолог Александр Кынев.
Информационная функция выборов очень важна для автократии, поскольку они создают «видимость согласия» народа с режимом и, тем не менее, никогда полностью не раскрывают реальную степень поддержки автократического лидера.
«Общественность считает, что автократ, скорее всего, будет популярен, но ей не позволено узнать, так ли это на самом деле», — пишет в своей докторской диссертации исследователь Артурас Розенас.
Такая неопределенность играет на руку режиму, поскольку он имеет возможность контролировать информацию об уровне собственной поддержки и таким образом оказывать деморализующее влияние на оппозицию.
Розенас в своей диссертации анализирует статистику политических арестов в Советском Союзе и приходит к выводу, что после выборов в Верховный Совет политическая активность оппозиции всегда снижалась.
Поэтому автократы периодически допускают оппозицию до выборов и даже могут позволить ей выиграть несколько мандатов. Присутствие оппозиции на выборах делает победу режима более достоверной и также является «предохранительным клапаном» от недовольства критиков, пишет Геддес.
Более того, анализируя устойчивость автократических режимов, Розенас приходит к интересному выводу о том, что менее устойчивые автократии склонны проводить более свободные и честные выборы, а автократии, которые чувствуют себя уверенно, проводят выборы более репрессивно.
Все дело в том, что нестабильные автократии скорее предпочтут, чтобы их сменили конкуренты в ходе выборов, чем в ходе революции и государственного переворота.
А сильные автократы и так уверены в своей поддержке, поэтому им не имеет смысла показывать свои слабости оппозиции и проводить хоть сколько-нибудь конкурентные выборы, заключает Розенас.
Если доверять его логике, то можно сделать необычный вывод о том, что чем более несвободны выборы, тем сильнее и устойчивее позиции режима в стране.
Таким образом, если в демократических режимах выборы нужны для того, чтобы народ имел возможность сменять и контролировать своих лидеров, то в автократиях — наоборот, выборы помогают режиму оставаться у власти и контролировать способности оппозиции.
Какую роль выборы играют в России
В России выборы появились в результате краха СССР и не увенчавшихся особым успехом попыток перехода к демократии в 90-е годы.
Политолог Владимир Гельман в своей книге «Авторитарная Россия» пишет, что российские власти решили отказаться от свободных и конкурентных выборов еще в начале нулевых годов, поскольку Ельцин и его окружение поняли всю рискованность открытых выборов.
Свободные и конкурентные выборы начали восприниматься как угроза благосостоянию российской власти, отмечает политолог. Поэтому выборы в России (особенно первые президентские, в 2000 году) стали играть роль легитимации уже принятых элитами политических решений.
Еще Ельцин, который получил массовую поддержку на выборах, стал «интерпретировать результаты голосования как мандат избирателей на единоличное правление», отмечает Гельман.
Выборы в России не только наделяют российских лидеров политической легитимностью, но и позволяют им проводить любой политический курс, независимо от предпочтений граждан, добавляет Гельман. Они также служат механизмом смены политических элит — например, когда президент назначает губернатора еще до выборов, подразумевая, что тот на них обязательно победит.
Политолог отмечает, что такая конфигурация выборов может обслуживать политический режим настолько долго, насколько российские элиты будут поддерживать этот «навязанный консенсус» и соблюдать «правила игры», которые обеспечивают такое равновесие.
Несмотря на то, что в России выборы являются несвободными, а политические свободы граждан не соблюдаются, сам институт выборов довольно развит, отмечает философ Григорий Юдин.
Выборы проводятся на различных уровнях и с высокой явкой, к тому же Россия активно развивает электоральные инструменты вроде электронного голосования, и «если выборы — ядро понимания демократии, то российскую систему можно назвать ультрадемократической», — пишет Юдин. Он находит, что электоральная традиция в России близка взглядам на демократию многих популярных политических философов XIX-XX веков.
Так, для Макса Вебера избиратели не выбирают себе лучшего кандидата, а «вовлекаются в процесс притязаний на власть» этого политика. Такое смысловое наполнение выборов называют «аккламацией» — то есть подтверждением уже принятого лидером решения и, как следствие, подтверждением власти самого лидера.
Компетентность избирателей ограничена, считал и Уолтер Липман, и единственное на что они способны — это ответить «да» или «нет» на поставленный вопрос.
«Единственный способ обеспечить координацию масс — это дать им объединяющий символ; без него они не составляют никакого «демоса». Именно за это ответственен лидер, который «производит» общую волю, получая от масс поддержку сформулированного им решения», — пишет Юдин.
Таким образом, в процессе выборов происходят одновременно и признание лидера народом и политическая манифестация самого народа.
Аккламация отличается от обычных выборов и тем, что является публичным коллективным действием, а не индивидуальным тайным голосованием, писал юрист и политический философ Карл Шмитт. Таким образом происходит сочетание демократического и монархического принципов, который также называют «цезаризмом» — диктатурой на демократических основаниях.
Такой подход к выборам Юдин называет «плебесцитарной демократией» и именно так описывает современное состояние российской политики.
Российский философ скептичен к термину «гибридный режим», которым многие исследователи описывают политическое состояние России. Этим термином называют страны, которые содержат в себе и демократические (главным образом, выборы), и авторитарные черты.
Некоторые исследователи считают, что такие режимы находятся в состоянии транзита — то есть перехода к демократии. Поэтому термин «гибридный режим» вводит в заблуждение, считает Юдин. Он содержит в себе не только обещание становления «настоящей» демократии в стране, но и сводит демократические ценности к наличию выборов.
Поэтому описание выборов в России как аккламации и плебесцитаризма кажутся Юдину наиболее убедительными: выборы в России любого уровня являются не процессом по назначению должностей, а символическими референдумами о поддержке государственной системы в целом.
Именно поэтому в России сложился интересный парадокс, когда «не результаты голосования определяют носителя власти, но носитель власти определяет результаты голосования».
Такая аккламация (российского) лидера народом подразумевает, что у него не может быть реальной конкуренции на выборах, так как тогда его способность представлять «общую волю народа» окажется подорвана.
Поэтому и номинальные оппоненты власти выступают на выборах не как конкуренты, а как участники этой символической демонстрации лидерства. Ни о какой реальной оппозиции не может быть и речи, поскольку лидер и народ представляются нерушимым единством.
Поэтому оппозиция видится не внутриполитической, а уже внешнеполитической проблемой, так как конкурентов режиму не может существовать внутри народа, приходит к выводу Юдин.
Наконец, выборы в России сейчас — чуть ли не единственная точка контакта власти с далекими от политики простыми гражданами.
«Восславляющий народ получает возможность приобщиться к славе и величию власти и от одного этого испытать ощущение собственной значимости и радость единения», — пишет про аккламацию политолог Евгений Рощин.
«Акт патриотизма»
Замечая эту радость единения и традиционно высокую явку на российских выборах, американский исследователь Ора Рейтер задается вопросом: почему вообще люди ходят на выборы в России, если результат всегда заранее известен?
Опираясь на собственные и уже проведенные социологические опросы, он находит, что большинство людей, которые идут на выборы, мотивированы чувством гражданского долга.
Вопреки распространенному мнению, что большинство голосующих на выборах в России делают это, потому что их заставляют или покупают власти, процент таких людей довольно маленький (около 5-6%, согласно исследованию).
Но вот именно чувство гражданского долга для россиян на выборах оказывается довольно массовым: «Избиратели знают, что они не могут повлиять на результат, но они получают психологическую выгоду от регистрации одобрения своей стороны».
Таким образом, выборы в России видятся не как элемент демократии, но элемент единства. И люди идут на выборы не потому, что верят в демократию; в то время как оппозиция как раз может участвовать в выборах из-за стремления соблюсти демократические традиции. Это позволяет Рейтеру сделать вывод о том, что те, кто поддерживает режим, с большей вероятностью пойдут на выборы, чем сторонники оппозиции.
Участие в выборах в России, таким образом, представляется актом патриотизма. И те, кто не поддерживает власть в стране, чувствуют себя отчужденными от государства и поэтому не считают, что у них есть моральная обязанность участвовать в электоральном процессе.
С этим согласен и политолог Григорий Голосов. Он отмечает, что на нынешних выборах оппозиционно настроенных избирателей не удалось привлечь к голосованию, несмотря на попытки соратников Алексея Навального, которые организовывали «Умное голосование».
Голосов полагает, что эти выборы в Госдуму существенно ничего не изменят в российской политике, несмотря на то, что в парламенте появилась еще одна партия, «Новые люди», а КПРФ завоевала больше мандатов, чем в предыдущем созыве.
«Единая Россия» все равно получила конституционное большинство, и «структура власти внутри Думы» остается прежней.
Следующая крупная кампания в России — это президентские выборы 2024 года, которые снова будут представлены как референдум доверия властям.
Это значит, что следующий шанс проводить крупномасштабную и технологическую кампанию оппозиция получит только через пять лет, на выборах в Госдуму девятого созыва, отмечает Голосов.
В этом материале сделаны ссылки на следующие научные публикации:
- Статья “Why parties and elections in authoritarian regimes?” Барбары Геддес, профессора Калифорнийского университета
- Книга “Автократия, или Одиночество власти” Григория Голосова, декана факультета политических наук Европейского университета
- Статья “Elections Under Authoritarianism” Дженифер Ганди, профессора университета Эмори, и Эллер Луст-Окар, профессора Йельского университета
- Статья “The three pillars of stability: legitimation, repression, and co-optation in autocratic regimes” Йоханесса Гершевски, исследователя Берлинского центра социальных наук
- Статья “Authoritarian Elections and Leadership Succession, 1975-2004” Гэри Кокса, профессора Стэндфордского университета
- Докторская диссертация “Elections, Information, and Political Survival in Autocracies” Артураса Розенаса, профессора Университета Нью-Йорка
- Статья “Россия как плебисцитарная демократия” Григория Юдина, профессора Московской высшей школы социальных и экономических наук
- Книга “Авторитарная Россия” Владимира Гельмана, профессора Европейского университета
- Статья “Civic Duty and Voting under Autocracy” Оры Джона Рейтера, профессора Университета Висконсина
