Российская армия месяц осаждала Изюм, небольшой город в Харьковской области, который называют ключом к Донбассу. Теперь он почти стерт с лица земли. Пока шли бои, люди покидали город — через минные поля, вплавь, привязав детей к лодке, пешком через границу с Россией.
«Летит самолет, и мы знаем — это две бомбы. Если была одна, будет и вторая. После первой ты падаешь, закрываешь голову руками, ждешь и думаешь — куда, куда он ее скинет? Да, за первую неделю войны мы научились различать все эти звуки — тут миномет бьет, тут «грады». Но самое страшное — это самолет. Это животный ужас, внутри все трясется, ты становишься как из пластилина, не можешь двинуть ни рукой, ни ногой, только ждать второй бомбы — и она обязательно будет».
42-летняя Мария, жительница небольшого города Изюм в Харьковской области, все время срывается на плач.
(Все имена героев изменены по их просьбе и в целях безопасности. Они известны редакции.)
Международная организация Amnesty International охарактеризовала положение в городе как гуманитарную катастрофу. Сейчас в Изюме нет воды, электричества, газа и лекарств. В подвалах домов остались в основном женщины, дети и старики. Еду готовят во дворах на кострах. Больница не работает. Оставшиеся медики ходят по погребам, где — в том числе — уже принимали роды. Перед домами торчат неразорвавшиеся снаряды. Время от времени город продолжают обстреливать.
Местные говорят, что к апрелю в Изюме тяжело найти улицу, где не лежали бы трупы. О массовых расстрелах собеседники Би-би-си не слышали и сами их не видели. Жители, с которыми удалось поговорить, рассказали, что большинство гибло от осколочных ранений.
- Незаживающие раны оккупации: что оставили после себя в селе Андреевка под Киевом российские войска
- 25 дней в подвале с трупами. Как жители Черниговской области пережили российское вторжение
- «Правда лежит в больнице без ноги». Жители Черниговской области о военных действиях России
Многие были убиты в первые недели осады — когда украинская и российская артиллерия вели бои, сражаясь за переправу через реку Северный Донец, разделяющую город на две части.
Сначала людей пытались хоронить, в том числе во дворах домов, «как в Мариуполе», говорит один из собеседников Би-би-си. Потом горожане стали бояться выходить на улицу — и мертвые начали гнить. Сейчас из подвалов нельзя выйти без маски, рассказывает один из изюмчан, «запах бьет в нос».
«Это своего рода замок»
Рано утром 24 февраля Марии позвонил племянник и сказал: «Война». Они пошли снимать деньги (у банкоматов уже были очереди) — купить лекарств и еды и посмотреть список бомбоубежищ. Самое близкое к ним было в двадцати минутах ходьбы и показалось совсем не обустроенным, «ни присесть, ни прилечь» .
Сначала семья надеялась, что в городе не будет активных боевых действий. «Кому мы нужны? Мы депрессивный город пенсионеров и бюджетников, мы ж не Харьков и даже не Славянск, — рассуждает Мария, школьная учительница по профессии, — Мы только потом, когда уже начали бомбить, вспомнили Великую Отечественную и все «бои за гору Кремянец», мы поняли, что мы — ключ к Донбассу». (Изюм во время Великой Отечественной войны дважды надолго оказывался прямо на линии фронта. В 1943 году вокруг Кремянца шли тяжелые бои — советские и немецкие войска сражались за господствующую высоту.)
В Изюме жили менее 50 тысяч человек. От него до границы Донецкой области, полный захват которой российские военные называли одной из целей «спецоперации», — всего 20 километров.
Несмотря на скромные размеры, Изюм — важный железнодорожный узел. Через город проходит дорога, соединяющая Харьков с Донбассом. Именно поэтому городок и стал одной из ключевых целей для российских военных, объясняют Би-би-си военные аналитики.
«Изюм находится на трассе из Харькова в Славянск и Краматорск. Без контроля над ней захватить и удерживать новые территории для так называемых Луганской и Донецкой народных республик невозможно», — объясняет политолог и эксперт в области международной безопасности Павел Лузин.
С ним согласен и Матье Булег, эксперт по евразийской безопасности и международным конфликтам, научный сотрудник британского аналитического центра Chatham House:
«Изюм — это то, что мы называем стратегическим узлом. Или, если хотите, точкой опоры операции. Это своего рода замок. И если вы его вскрываете, у вас появляется возможность пользоваться одной из главных дорог в регионе, которая ведет к Славянску и Краматорску. А затем продолжать давление на юг, в сторону Донецка, чтобы сомкнуть фронты между так называемыми самопровозглашенными республиками с линией соприкосновения 2015 года. А после этого пытаться двигаться еще южнее, к Мариуполю, чтобы создать новую военную карту Украины».
«Продуктов нет, воды нет, хлеба нет, власти нет»
«Первые дни было тихо — и мы пытались снимать деньги, еще работали магазины, в них были очереди», — говорит Мария. Она со своей семьей жила в южной части города — дальней от неотвратимо надвигающейся линии фронта.
Война подошла к Изюму 27 февраля. На улице капитана Орлова, в пяти минутах ходьбы от дома Марии, в пятиэтажный дом попал снаряд. На улице Московской в асфальт воткнулась бомба, она не разорвалась. На следующий день на город сбросили еще две авиабомбы — одна тоже попала в пятиэтажку.
Бомбардировки не прекращались и ночами. В доме на Украинской улице под завалами погибли знакомые Марии. Она уговаривала мужа уехать — говорила, что не может слышать бесконечные обстрелы и авианалеты, что паникует и теряет разум.
«Но муж у меня такой человек, «будь что будет». Он не хотел уезжать из своего города, он не хотел и не мог бросать маму, он говорил «мы продержимся», — плачет Мария.
Они с мужем и его 84-летней мамой все еще жили в квартире в пятиэтажке. Сначала пропали вода и газ, и еду семья готовила в мультиварке, электричество отключилось последним. «Потом воду дали буквально на один день, муж говорит, набирай скорее — но сколько и куда ее в квартире наберешь?»
«Со второго по седьмое стали бомбить конкретно, — рассказывает Мария, — попали в здание банка, в посад, в рынок — и народ пошел крушить и выносить все из магазинов. В принципе, это понятно: продуктов нет, воды нет, хлеба нет, власти нет. Информации нет, ничего нет».
Несколько жителей Изюма рассказывали Би-би-си, что пробовали найти представителей городских властей, приходили 3-4 марта в здание городской администрации или пытались вызвать коммунальные службы — но там уже никого не было. Мария говорит, что украинских полицейских в городе не видела вообще.
Мэр города Валерий Марченко рассказал Би-би-си, что городская власть покинула Изюм только 14 марта по указанию харьковского начальства, переданному через украинских военных. Почему горожане и чиновники не могли найти друг друга десять дней — непонятно.
Марченко пересказывает Би-би-си телефонный разговор с человеком, представившимся российским офицером. Тот угрожал «создать в Изюме гуманитарную катастрофу» и разрушить город, если ВСУ не покинут свои позиции, а мэр не будет этому содействовать. Мэр ответил звонившему, что он — глава украинского города и Изюм останется таковым.
В тот же день украинский омбудсмен Людмила Денисова написала, что бои за город еще продолжаются, гуманитарные коридоры отсутствуют, а сам город «почти стерт с земли».
«Я в глаза ни одного националиста не видела»
7 марта Мария с мужем попробовали дойти до школы, где она работала — забрать электрочайник и обогреватель. Школа находится рядом с одним из трех изюмских мостов — пешеходным. Там она впервые увидела украинских военных: те стали кричать «Вы обалдели! Не идите на мост, он заминирован!»
Сразу начался обстрел из-за реки — так Мария узнала, что «русские заняли северную часть города». «Мы добежали домой все мокрые от ужаса и поняли, что тут нужно спускаться в подвал». Из него они уже почти не выходили.
Мария вздыхает: «[В России] по телевизору говорят, что у нас тут, в Изюме, был «Правый сектор» (организация, в России запрещенная и считающаяся экстремистской — Би-би-си). Я в глаза ни одного националиста за всю жизнь не видела, больше того — даже в подвале нашем были люди, настроенные пророссийски. Ходили какие-то шепотки, что вот, может, они нас возьмут и все закончится, хотя бы отсюда выйдем. Я им прямо в лицо кричала, что я не понимаю, как они в этой ситуации могут так говорить».
Еще один собеседник Би-би-си из Изюма рассказывает, как по подвалам, где сидели горожане, ходила команда коллаборантов — пара депутатов, бывший милиционер и бывший мэр Александр Божков. Они говорили: «Не нужно паниковать, здесь стреляют, только пока в городе стоят националистические формирования. На деле город в заложниках армии Украины».
Некоторые к ним прислушивались, говорит собеседник Би-би-си. Коллаборанты, по его словам, заранее собирали списки людей, которые были в зоне АТО, активистов и предпринимателей, которые как-то помогали армии или просто давали деньги на волонтерство — на развоз еды и лекарств в областях, где идет война.
«Падаешь лицом в снег и лежишь»
После 7 марта украинские военные взорвали мосты через реку Северский Донец, по которым можно было попасть в северную часть города, оккупированную российскими войсками. ВСУ закрепились в южной части города — в том числе на горе Кременец, где находится мемориал в память о погибших во Второй мировой войне. Сейчас этот мемориал тоже разбит осколками.
На берегу реки начались затяжные бои. Для переправы российской армии пришлось наводить понтоны. 20 марта Росгвардия сообщила, что наградит сорок военных за форсирование реки на окраине города. В тот же день стало известно о гибели замначальника инженерных войск Западного военного округа полковника Николая Овчаренко, который лично помогал подчиненным возводить переправу. Он — один из самых высокопоставленных офицеров российской армии, убитых на этой войне.
«Зеленые коридоры» из южной части города работали во вторую неделю марта, рассказал Би-би-си мэр города. Но уехать через них мало кому удалось, добавляют местные: все время шли минометные обстрелы вражеской авиации и артиллерии. Шансов становилось все меньше.
Мария уже не могла спать, есть, теряла ориентацию в пространстве и времени. 10 марта, выйдя из подвала к своему подъезду, она услышала слово «эвакуация».
«У меня были нервы на пределе. Я понимала, что нет ничего. Нет никаких коммуникаций, нету связи. Нету властей в городе. Ты не знаешь, что происходит, ты понимаешь, что будет что-то очень плохое, это очень плохое приближается к тебе. Ты без воды, вонючий, в подвале… Каждую секунду дергаешься от взрывов, от этих самолетов, которые летают постоянно и бьют куда угодно, не в инфраструктуру, в которую они обещали, а, действительно, во все живое».
Она опять вернулась к мужу с просьбой выехать. «И если до этого он уговаривал меня не уезжать, даже обижался как будто, тут он посмотрел на меня и сказал — Маша, езжай, так будет лучше. Мы не одни, мы с людьми, я маму не оставлю. Езжай, Маша!»
Мария и еще несколько человек вышли на автобусную остановку. Мимо них проехал военный автобус, украинские солдаты оттуда крикнули: «Ждите, мы заправимся и приедем». Ждать их возвращения пришлось час, все это время под обстрелами.
«Падаешь лицом в снег — и лежишь. Потом поднимаешься, смотришь — где пожары, там было несколько, мы видели. Потом опять падаешь, это не прекращается!» — вспоминает она.
Во время посадки в автобус была давка. Мария уехала в Славянск, оттуда на запад Украины, потом в Европу, к дочери.
«Я каждый день думаю, как мои там, я виню себя за то, что я уехала, — говорит она. — Я надеюсь только на наши ВСУ и Господа Бога, что мои выживут, а город будет опять наш. Я каждый день виню себя, что уехала, но понять, что испытывает человек под бомбардировками, можно только если ты сам оказался под ними».
Последний автобус из южной части Изюма на Славянск ушел 14 марта.
«Вы под нашими или под ними?»
Ранним утром 10 марта 25-летняя Инесса снова проснулась от звука военного самолета над головой и поняла, что больше не может. Ее дети — семилетняя Аня и трехлетний Марк — спали, их самолет не разбудил. В селе неподалеку от Изюма было много тише, чем в городе, из которого они выбрались за несколько дней до этого.
«А я уже больше не могла, совсем не могла, — повторяет она в телефонную трубку. — Мне казалось, что если я услышу еще один самолет, хоть еще один, я просто…» Инесса не заканчивает фразу.
Рядом с домом родителей Инессы, где она и решила переждать военные действия, течет река. Тем утром она пошла к соседу за лодкой — дядя Ваня рыбачил, была надувная, был и мотор, только заправлять его было уже нечем, запас бензина в области подошел к концу неделей раньше.
Сосед, не дослушав просьбу, пошел в сарай. Сам он уезжать никуда не собирался, сказав Инессе, что если уж он прожил тут шестьдесят лет, здесь собирается и в землю лечь.
Инесса уговаривала его выбираться вместе с ней, в Днепр, к дочке, но дядя Ваня сказал, что обсуждать это не собирается.
Они вместе собрали детей — по одной смене одежды на каждого, общий пакет с документами, еще один пакет с едой — хлеб, сыр и две банки тушенки. Инесса написала на отдельных листках имя, фамилию и по два телефона, один российский номер, своей подруги из Ростова, один украинский — своей сестры из Днепра, замотала их в пластиковые пакеты, сверху скотчем, и повесила на нитку для крестика.
Марк не сразу согласился, пакет царапал кожу, и мальчик пытался его снять. Они привязали детей веревкой к скамье внутри лодки. Инесса еще раз попробовала уговорить дядю Ваню поплыть с ними, но тот просто попрощался и оттолкнул лодку.
«Было очень холодно, очень холодно», — повторяет Инесса. Одежда промокла сразу, Марк плакал и вертелся. По берегам было несколько поселений, но людей они видели мало. Пару раз с берега их кто-то окликал, Инесса каждый раз пригибала детей к дну лодки и пригибалась сама.
Один раз окликнувшие были в камуфляже и дали следом очередь из автомата. «Мне так показалось, — тут же поправляет она сама себя. — Я лежала и ничего не видела. Но в фильмах звук именно такой, похоже».
Небо было чистое — на Изюм самолеты заходили с другой стороны.
Когда стемнело — дети заснули, младший от плача и усталости — чуть раньше. Инесса вспоминает, что губы у него были «совсем синие» и она все время проверяла, дышит ли ребенок.
Больше всего, вспоминает Инесса, она боялась заснуть — все время повторяла про себя песни, которые приходили на ум. Когда ей показалось, что сейчас она точно потеряет сознание, она смогла причалить у очередной деревни.
До ближайшего дома она несла Марка на руках, Аня шла следом, но Инесса ее не видела, не было сил обернуться. «Доча, за мной, доча, немножко», — и все боялась, что та не дойдет. Но Аня шла — и первая начала стучаться в ворота крайнего дома.
Когда им открыл хозяин, Инесса спросила: «Вы под нашими или под ними?» Хозяин, увидев детей, сказал заходить. Село, в которое приплыла Инесса с детьми, было еще не оккупировано, а по близлежащей трассе до Днепра даже продолжал ходить рейсовый автобус.
Инесса с детьми и сестрой выехали в Европу. Она просит не называть деревню, откуда она поплыла на лодке, и другую, куда приплыла — для безопасности тех, кто ей помогал.
Инесса пробовала писать людям, принявшим ее с детьми. Сначала ей отвечали, а несколько дней назад чат с этими людьми в мессенджерах пропал. Судя по линии фронта, сейчас эта деревня оккупирована.
Каждый день с утра Инесса звонит дяде Ване. Каждый день его телефон недоступен.
«Они убили мою собаку»
Когда Мария уже уехала в Славянск, а Инесса выбралась на лодке из села, жители северной части города смотрели, как на их улицах расставляют российскую военную технику.
Сергей, 60-летний предприниматель, и Игорь, 54-летний владелец магазина, рассказывают, что российские войска пришли 6 марта и остановились в пригороде Изюма Гончаровке, у высоковольтной линии и леса, на улице Победы. «И начали поливать город артиллерийским огнем. В ответ стали бить ВСУ, и все это летело на наши дома», — рассказывают Сергей и Игорь.
«Они умудрились дойти до того, что поставили «Грады» в десяти метрах от моего дома и сопла направили прямо на окна. И пытались пальнуть».
Игорь вспоминает, как вышел из дома и «стоял почти час на коленях перед этими орками, умоляя не стрелять». «Ну потому что прилетит ответка сразу же, как только они пальнут, — объясняет он. — Я говорю, вы же меня лишите последнего жилища. Командир сказал, мол, ладно, меняем позицию, отъезжаем туда. Я вздохнул с облегчением».
Уезжать, пока еще было можно, мужчины не стали. «Многие люди, я в том числе, прекрасно понимали, что надо. Я знал в душе, что так просто это не закончится: мы же видели, как люди из Донецка в 2014 году бежали через наш город. Но понимаете, человек так устроен, что он думает: «это не случится, обойдется»… А когда уже труба дело — тогда уже поздно», — вздыхает Сергей.
Сергей и Игорь с соседями прятались в подвалах, когда военные начали «зачищать местность» — палить по всем зданиями. От одной гранаты начался пожар, люди от удушья «чумные выскочили на улицу».
«Они убили мою собаку, — говорит Игорь. — Меня положили лицом на дорогу со словами «Мы вас пришли освобождать. Сами, что ли, не могли освободиться?» Все лет до 30, сопливые российские хлопцы».
Сергей говорит, что лично видел, что магазины на северной стороне Изюма начали вскрывать российские солдаты. Сначала один, потом другой — а потом началось массовое мародерство: «Они ведь смотрят — о, можно! Их командиры за это не наказывают». Еще несколько собеседников Би-би-си подтвердили, что лично видели, как российские солдаты обыскивали и грабили дома и магазины.
«Говорили, что пришли нас освобождать»
Через несколько дней обстрелов — «они шмаляли по городу без упыну [без остановки]» — военные из России ушли вперед, наводить переправы, а в город заехали бойцы самопровозглашенных ЛНР и ДНР. От магазина Сергея к этому времени из-за постоянных обстрелов уже ничего не осталось.
«Эти воровали все. Дом мой размародерили. Он был рядом с ихним стойбищем. Двери топором выломали, из хаты забрали элитный алкоголь, насрали по всем комнатам, я потом убирал», — вспоминает один из изюмчан.
Мобилизованные из ЛНР и ДНР, по словам Игоря, грабили склады и магазины: «Мародеры они знатные, пришли не воевать, а поправлять свое материальное положение».
Он рассказывает, как бойцы подгоняли свой легкий четырехколесный «Урал» — Игорь называет его «мародерским», выдирали решетки со складов и грузили товар. В магазине — бытовая химия, запчасти, масла, аккумуляторы. Со склада — от пластмассовых поливалок до телевизоров, газонокосилки, мотоциклы, тачки. «У меня забрали машины: TATу, ЖАК и два «Фольксвагена». Доходило до того, что они с домов вытаскивали стеклопакеты. И у людей батареи со стен снимали».
Еще один житель Изюма рассказывает, как у него из рук вырвали электросамокат: «ДНРовец не сразу разобрался, как на нем ехать, и наорал на меня, что был бы нормальный мужик — ездил бы на мотоцикле».
Другие жители тоже говорят, что батальоны ЛНР и ДНР ведут себя «развязно и агрессивно», грабят дома, пока хозяева стоят на улице на коленях под дулом пистолета. Солдаты оправдывают свое поведение рассказами о том, как они попали в Изюм: мол, их забрали с автобусных остановок или из очереди в кассу магазина, покидали в автобус и отправили на войну.
«Там нас кидали в первые ряды, чтобы проверить тактику ведения боя ВСУ, мы были как пушечное мясо. И то, через что мы прошли, дает нам право вести себя как угодно», — пересказывает их слова один из жителей Изюма.
Не так давно военные из ДНР зашли в один из дворов, где люди на костре варили себе кашу, и начали стрелять из автоматов по замкам гаражей. Пули рикошетили, «чудом не попали в людей», замки остались целы.
Тогда один из них сказал: «Щас откроем» и достал гранату. Местные его остановили: «Мы сейчас вам ключи найдем, зачем все тут все разносить? Успокойтесь». Из гаражей забрали соленые помидоры, грибы и варенье.
«Они всё в свой быдлоград своим самкам отправляют. Они же там нищие, босые. Они гребут все, от носков и трусов, не брезгуя даже бэушным», — возмущается один жителей.
Он поначалу выходил из подвала, где прятался от бомбежек — кормить собак и «пытаться майно [имущество] сохранить». Бойцы непризнанных «республик» с ним разговаривали.
«Мне они говорили, что восемь лет терпели чего-то там, что у них там аллея ангелов есть, дети какие-то погибшие… Что они отомстят, то-се. Говорили, что пришли нас освобождать. Меня уже освободили от бизнеса, от товара, от машин, от десятков млн гривен, от жилья, не дай бог если эти гниды освободят меня еще от родственников».
«Перед тобой с автоматами стоят пять человек и ключи требуют, — вспоминает Сергей, у которого забрали машины и еду. — И рассказывают басни, что им по барабану, что они восемь лет страдали, мол, теперь вы будете страдать. Они такое говорили: «Мы восемь лет мечтали об этом, а вы тут сидели, что ж вы не взяли оружие у фашистов?» Каких фашистов? Где их взять, этих фашистов?» Они все нацистов искали, соглашается Игорь.
«В их задачи входила так называемая зачистка», — объясняет Би-би-си мэр Марченко. Бойцы начали искать и задерживать участников боевых действий в Донбассе, военнослужащих теробороны Изюма, полицейских, служащих, предпринимателей, активистов и членов их семей.
«Вот так взял и поплыл»
Внимание бойцов привлек и Сергей. При обыске в его доме военные, забрав машины, отобрали еще и телефон. Это вообще стало в городе повсеместной практикой, говорит предприниматель: «Они любят сразу телефоны забирать и в них смотреть. Там же всякие истории, комментарии. Смотрят, как относитесь к происходящему».
Телефон Сергея военных заинтересовал — сам он думает, что из-за контактов чиновников в записной книжке. Дома он больше не появлялся — ушел прятаться к друзьям. Через знакомых узнал, что дом обыскивали еще несколько раз, а самого его активно ищут, показывая жителям города его фотографии.
- LIVE: Последние новости в режиме реального времени
- КОНФЛИКТ: Арест главного пророссийского политика Украины. Мог ли Медведчук остановить войну?
- ОЧЕВИДЦЫ: «Российские военные убили моего мужа, а меня изнасиловали»
- АНАЛИЗ: Гибель российского крейсера «Москва» в Черном море: пять важных вопросов
- ИНТЕРВЬЮ: «Это не война, это геноцид». Полный текст интервью Владимира Зеленского Би-би-си
«В двадцатых числах я понял, что надо уходить. А как это сделать, если я на российской стороне, а мосты взорваны?!» — рассуждает Сергей. Переходить с северной на южную сторону, откуда можно было бы выбраться на подконтрольные Украине территории, по полуразрушенному пешеходному мосту он не решился: рядом был российский блокпост.
«Я пришел на берег, туда, где я родился и вырос, всю жизнь купался. Разделся до трусов. У меня был пакет и мешок из-под сахара, засунул туда одежду. И поплыл. Вот так взял и поплыл. Я плаваю хорошо. По времени недолго, там ширина где-то 60-70 метров. Просто холодно, вода ледяная. Лед был на той стороне, заморозки же».
Мешок не удержал воду, поэтому одеваться пришлось в мокрое. Слава богу, говорит Сергей, ботинки были сухие. Он пошел через парковую зону, сразу за ней были дома. Вокруг было абсолютно пусто: «Жутко, кошмар среди бела дня, на километр ни одного человека на улице», — вспоминает Сергей.
Мужчине удалось раздобыть сухую одежду. Пару дней он провел в бомбоубежище со своими знакомыми, а потом он и еще несколько человек решили уходить из города самостоятельно.
«С нами девушка одна была с онкологией, ей надо химию было срочно делать, уже просрочили — а в Харьков не доберешься. Мы шли не по дороге, вдоль речки километров двадцать. Хорошо, что подморозило, почва была потверже. Девушка, которой химию надо было делать, держалась молодцом, конечно. Родители у нее пожилые, им тяжелее всего было, но мы им помогали».
За городом группа попала под серьезный обстрел. «Российские вертолеты выходили на боевые позиции и ракетами били по селу — там, наверное, украинские военные были. Утюжили они это село так, что жуть. Так интересно: ты идешь, а над тобой — прямо над тобой — все летит и взрывается».
Одна мина легла в 100 метрах от группы. Испугались все здорово, но, к счастью, никого ранило, вспоминает Сергей.
Группа Сергея вышла к месту, откуда на машине удалось уехать в Славянск. Он рассказывает, что потом девушку с онкологией переправили в Германию «и даже, по-моему, операцию уже успели сделать, полечили ее».
Сам он остался в Украине. Связи с родными в Изюме у него почти нет.
«Я сразу растяжки заметил, шел осторожно»
Предпринимателя Игоря бойцы ЛНР и ДНР тоже объявили в розыск. «Дело в том, что я реконструктор, мы реконструируем Вторую мировую войну по вермахту. У меня много немецких вещей, купленных в магазине, это новодел — для фильмов, реконструкций. Но этим быкам не объяснишь, что это такое. Он нашел каску — ты фашист, нашел китель — ты фашист, нашел ремень — ты фашист. Они нашли все эти мои вещи и спалили это все».
О том, что военные приняли реконструкторов за «нацистов» и искали их по всему городу, угрожали родственникам, рассказал Би-би-си и мэр Изюма. «Некоторых из этих людей задержали, и мы до сих пор не знаем, что с ними», — сказал он.
О реконструкторах вспоминали и другие местные жители. «Они занимаются историческими делами, воспроизводят исторические вещи, форма у них есть», — объясняет 60-летний Сергей. «Не один такой человек был. Но их сделали главными нацистами из-за того, что нашли в доме форму, каски… А что тут такого? У нас во время Второй мировой войны восемь месяцев фронт стоял, у нас этой дряни было в каждом дворе — валялись каски, штыки. Господи, проблема!»
Сергей рассказывает, как несколько лет назад, в День Победы, в Изюме, кроме салюта и шествия, было праздничное гуляние на лугу. «Наши реконструкторы там воспроизвели бой советской армии с немецкой. Одни были в одежде советской армии, а их противники — в одежде немецкой армии. Это же не значит, что на него надо вешать ярлык, что он фашист?»
Солдаты из ДНР и ЛНР разбираться не стали. Раздали по городу фотографии Игоря и объявили за него награду. Послушав совет соседей, он через тот самый разбитый пешеходный мост, по которому не решился идти Сергей, выбрался на южный берег, где еще стояли ВСУ. 22 марта предприниматель пришел туда «по жердочке, держась за тросики».
Российская армия надвигалась. В подвале на южной стороне вместе с Игорем сидели его 84-летняя слепая мать, жена, дочь и внуки. Муж дочери, полный пророссийских настроений, со своей матерью уехал в Россию — и живет сейчас в Белгороде.
Жена, по словам Игоря, в слезах просила его бежать. Как и в Херсоне, захватившие Изюм силовики из России устроили секретную тюрьму в подвалах на улице Школьная. Туда привозят местных активистов. Жители Изюма говорят, что оттуда никто еще не выходил.
О существовании тюрьмы в этом районе упоминали еще два собеседника Би-би-си из города, в том числе его мэр. В этой тюрьме должен был бы оказаться и Игорь, если бы не ушел через заминированное поле.
Ему пришлось уходить одному ранним утром. По полю бродили раненые худые коровы. Не подорваться на минах мужчине помогли десять лет увлечения реконструкцией: «Я сразу растяжки заметил, шел осторожно. Там есть такие шняжки, которых надо оберегаться. Это такие лески на уровне ноги или груди».
24 марта он вышел из города. В тот день в минобороны РФ заявили, что российские войска взяли Изюм.
«Увидела автомат и рыдает»
Жители Изюма бежали не только вглубь Украины. Ехали от войны и в другую сторону.
Максим, тридцатилетний ремонтник из Изюма, с начала войны точно знал, что будет выбираться в сторону России — там было, где остановиться, он списывался с людьми из своей ремонтной бригады и знал, что его ждут.
Каждый год Максим ездил в Россию работать, были договоренности и на 2022 год — в мае должна была начаться чистовая отделка дома в Подмосковье, который достраивали его знакомые. «Я 18 лет так работаю, где есть заказ — там и работаю. У нас не строят ничего, а так мне что «западэнцы» (жители западной Украины — Би-би-си), что Россия — это пофигу», — говорит он.
Ни теща, ни жена ехать в Россию не хотели, в жарких спорах об этом они провели много времени, сидя в деревне под Изюмом и слушая, как обстреливают город. Когда жена узнала, что убиты их соседи по лестничной клетке, она согласилась ехать «все равно куда». Теща была непреклонна, хотя жена, как говорит Максим, «по полу перед ней ползала, плакала — мама, мама… А мама стоит и даже на нее не смотрит».
3 апреля Максим с женой сели в машину. Их кошку теща оставила себе. Максим несколько раз повторяет слова тещи, сказанные на прощанье: «Она стоит и говорит Наташке: если увидимся… Если увидимся… Я говорю, Марь Пална, давайте с нами все-таки, чего расставаться, если можно всем вместе. А она опять: если увидимся…»
Максим выехал на трассу, ведущую в город Купянск. Мэр Купянска Геннадий Мацегора сдал город российским войскам еще 27 февраля — а от друга Максим знал, что там люди стали массово выезжать в Россию и есть даже своя такса на машину до границы, две тысячи рублей.
Бензина оставалось совсем мало. Неожиданно начали приходить смски, одна, пятая, десятая, за предыдущую неделю — все разом. В одной из них Максим прочитал, что дом тещи на окраине Изюма разграблен. Жене он говорить об этом не стал.
Путь до Купянска занял не полтора часа, как обычно, а почти весь день. «ЛНРовцы насовали везде блокпостов, — объясняет Максим. — На каждом выйди, руки на капот, разделся, объяснил за татуировки, дал документы, телефон». В телефоне искали фотографии в военной форме, а переписку листали до 2014 года.
На одном из блокпостов у его жены началась истерика. «У меня унесли документы, то ли старшему показать, то ли еще шо-то. А Ната заплакала. Говорю ей — успокойся, сейчас разберутся и отпустят, прикрикнул на нее!»
Жена Максима плакала так, что начала задыхаться. Один из военных тоже попробовал ее успокоить. «Наклонился в ее окно, начал говорить, а она его автомат увидела и еще сильнее рыдает», — говорит Максим.
Бензина хватило ровно до Купянска — на въезде в него стояли российские военные, которые тоже проверили документы, но не раздевали.
Переночевав у приятеля, супруги заплатили таксисту сто долларов — рублей у них не было, а гривны Максим снять не успел — и поехали к пограничному пункту Пески.
Очередь к нему, по словам нескольких собеседников Би-би-си, стоявших в ней на своих машинах, сейчас занимает от трех до семи суток. Не так давно ночами стоял мороз, а бензин люди стараются беречь, поэтому спят в незаведенных машинах. Пешая очередь проходит чуть быстрее, ее конец был в паре километров от погранпункта, вспоминает Максим.
Время от времени его жена ложилась на край дороги, закрывала глаза и говорила, что никуда не пойдет.
Когда настала их очередь проходить таможню и паспортный контроль, стало понятно, отчего все так долго. Каждого мужчину раздевали и пристально осматривали.
«Слава богу, трусы-то оставили, — усмехается Максим. — Искали следы портупей, спрашивали про каждую татуировку, которую видели. У жены татуировка, цветок, так они и про это спрашивали».
Татуировки Максима большие, но, как он говорит, «мирные», подробных вопросов не вызвали. Еще один изюмчанин рассказал Би-би-си, что на границе его «долго мурыжили» из-за набитого на руке коловрата (солярный символ, принятый у славянских националистов, в основном в России — Би-би-си). Но проверяющих удалось убедить, что это «нормальный символ»: «Я ж не тризуб (основной элемент герба Украины — Би-би-си) вам показываю!»
После досмотра без одежды Максима на два часа увели разговаривать в отдельное помещение. «Да что ты в 2004-м делал, да где ты в 2014-м был, а что в России так часто делал?» — пересказывает он разговор.
Заодно мужчина в гражданской одежде подробно изучил телефон Максима, специально щелкая по датам фотографий и вбивая ключевые слова в поиск по переписке.
Максима пропустили через границу. Сейчас он вместе с женой поселились у его друга в Новой Москве. Наталья каждый день спит по многу часов, просыпаясь по будильнику, только когда приходит время звонить маме — они договорились пытаться связываться каждый день в девять утра.
Она не слышала голоса мамы с тех пор, как они попрощались — дозвониться еще ни разу не получилось.
«Проблемы с ведением боевых действий в городе»
1 апреля власти Украины сообщили, что российским войскам все-таки удалось выбить ВСУ из южного Изюма. Почему на штурм небольшого города ушел месяц?
«Да, Изюм небольшой, но это все равно полноценный населенный пункт. А у России видны проблемы с ведением боевых действий в городских условиях. У нее не получается быстро устанавливать полный контроль над городами,» — объясняет военный аналитик Матье Бутлег.
Власти Изюма считают, что немалую роль в поражении сыграли коллаборанты. Депутат городского совета Анатолий Фомичевский, которого уже обвиняют в госизмене, по словам мэра, указал дорогу российским оккупантам в южную часть города через бывший кирпичный завод. А его знакомый Евгений Брюханов, владевший магазином охотничьего оружия, показал военным из России, где на Донце есть броды, говорит один из собеседников Би-би-си.
«Брюханов был членом пророссийской ОПСЖ, — рассказывает один из изюмчан. — Но всегда притворялся проукраинским — в вышиванке ходил, на заседаниях горсовета на украинском выступал. У него на южной стороне города магазин с охотничьем оружием, стоял как раз на берегу реку. И сам он охотился. Поэтому Брюханов знал очень хорошо расположение бродов на том берегу. И он сразу же выдал расположение бродов, где могла бы переехать русская техника».
Украинские СМИ сообщили, что Брюханова уже задержали бойцы украинского спецназа и сейчас он дает показания. Мэр Марченко уверен, что если бы этих предательств не было, то «враги до сих пор бы не смогли занять город и заблокировать дорогу, по которой в Изюм доставляли гуманитарную помощь и эвакуировали людей».
После взятия Изюма российские войска будут пытаться наступать по трассе на Славянск и соединиться с российскими частями, воюющими со стороны так называемых ЛДНР, объясняет Би-би-си военный эксперт Павел Лузин: «Шансы украинских сил это пока не сильно снижает, потому что для наступления России нужны свежие и мотивированные войска. Но этим наступлением Россия попытается окружить украинские войска на Донбассе. Получится или нет — предсказать невозможно». Би-би-си задала вопросы о военных задачах и положении гражданского населения в Изюме и области Министертству обороны РФ, на момент публикации статьи ответа не было.
Наступления российской армии на юг ждали и власти Украины. В Донецкой и Луганской области объявили эвакуацию жителей. В ночь на 19 апреля президент Владимир Зеленский объявил, что битва за Донбасс началась.
Чтобы вы могли продолжать получать новости Би-би-си — подпишитесь на наши каналы:
Загрузите наше приложение:
