«Для меня важную роль сыграла история Хаджи-Мурата Льва Толстого. Без этого не стало бы «Солидарности». Я взял пример с кавказского народа. Вовсе неправда, что примером был только польский».
Кшиштоф Вышковский вспоминает, как родилось название одного из самых влиятельных движений в Восточной Европе. Он с соратниками искал антитоталитарный лозунг, который бы лучше всего подходил к новому движению.
«Мы считали, что важно сказать что-то против режима. В слове «солидарность» — графически первая буква очень привлекательна. Оно отзывало к слову солнце (słońce, sun), стойкости и сплоченности».
Музей «Солидарности», Гданьск. Фото: СОВА
«Солидарность» — польский профсоюз, ставший в начале 80-х первым независимым рабочим союзом в странах социалистического блока.
Спустя год после основания польское правительство признало его деятельность незаконной. Профсоюз продолжал работать подпольно. В 1989 году организация вновь заработала официально и стала первым оппозиционным движением, принявшим участие в свободных выборах.
«Я был простым рабочим на заводе, рядовым гражданином, когда молодые люди начали протестное движение. Это было революционным явлением. Они вышли на улицы. Был объявлен комендантский час, применена сила. Эти дни побудили нас создать движение».
Вышковский подчеркивает, что движение было мирным. Коммунистические агенты, по его словам, провоцировали их на насилие и агрессию.
«Но мы придерживались исключительно ценностей мирной борьбы».
Лех Качиньский, еще один лидер движения и будущий президент, для Вышковского был особенным человеком. «В отличии от нас, простых рабочих, он был ассоциированным профессором. Он с самого начала был членом Комитета защиты прав рабочих и сыграл важную роль в движении. Из этого движения вышло два будущих президента страны».
«Солидарность» стала феноменом для Европы, говорит бывший член объединения.
«Это было чудом. К движению примкнуло 10 миллионов человек».
В 1981 году «Солидарность» требовала от правительства экономических реформ, свободных выборов и участия профсоюзов в принятии решений на высшем уровне.
Из-за деятельности организации, правительство Войцеха Ярузельского оказалось под серьезным давлением Москвы. 13 декабря 1981 года для прекращения деятельности «Солидарности» было объявлено военное положение. Организацию объявили незаконной, лидеров задержали. 8 октября 1987 года Сейм официально упразднил формальный статус объединения, но работа продолжалась подпольно.
Музей «Солидарности», Гданьск. Фото: СОВА
В 1988 году в Польше началась новая волна забастовок. Главным требованием демонстрантов было официальное признание правительством «Солидарности». В феврале 1989 года состоялись переговоры между лидерами движения и коммунистическим правительством в формате «круглого стола». В результате представители профсоюза добились своего. «Солидарность» получила право на участие в «полусвободных» выборах и победила.
Сейм утвердил члена «Солидарности» Тадеуша Мазовецкого на пост премьер-министра. Он стал первым главой правительства — не коммунистом.
В декабре 1990 года президентом Польши избрали лидера «Солидарности» Леха Валенсу, лауреата Нобелевской премии мира.
Музей «Солидарности», Гданьск. Фото: СОВА
Еще один гость тбилисской конференции, Маркус Меккель, экс-министр иностранных дел Германии, считает, что в Европе невозможен консенсус с коммунизмом.
По его мнению, коммунизм в разных республиках соцлагеря отличался. Польша была другая, Грузия была другая, страны Балтии были другими. И все, по мнению Меккеля, несмотря на это добились успеха.
«Оглядываясь на прошлое, можно сказать, что, с одной стороны, диссидентство – это легкий путь. Потому что ты уверен, что стоишь на правильной стороне. Диссидентство – это раз и навсегда. Нужно всегда искать соратников. И это то, чему мы научились у Польши. Я бы назвал произошедшее революцией путем переговоров. Это стало победой для всех».
Музей «Солидарности», Гданьск. Фото: СОВА
Германия, по его словам, отвечала за последствия Второй мировой войны.
«Я вырос на том, что Западная Германия виновна, а мы — на стороне правды. Нас этому учили в школе. Но потом, в 70-е годы, мы получили возможность ездить в другие страны без виз. И мы увидели опыт Польши. 80-е были сложными. Восточная Германия закрыла границы, чтобы не примкнуть к «Солидарности».
Советский диссидент и правозащитник Александр Подрабинек, осужденный за «клевету на советский строй», называет успех бархатных революций в Восточной Европе, в частности в Польше, очевидным. Сравнивая опыт польской «Солидарности» с опытом демократического движения в Советском Союзе и национально-освободительными движениями в различных республиках СССР, он находит много общего в «героическом поведении участников этих движений, провозглашенных целях и методах их достижения».
Музей «Солидарности», Гданьск. Фото: СОВА
«В столкновении деспотии с обществом иногда побеждает общество, иногда деспотия. В Польше деспотия проиграла схватку с обществом. А я живу в стране, в которой общество проиграло в схватке с деспотией».
Круглый стол, за который зимой 1989 года уселись лидеры польской «Солидарности» и лидеры коммунистического правительства, на взгляд Подрабинека, оказал очень большое влияние на умонастроения протестной общественности во всем Советском Союзе.
«У нас никто не вникал в тонкости внутрипольской политики и во взаимоотношения движения с польской властью. «Солидарность» была легендой. А Лех Валенса — знаменем этой легенды. Поэтому, когда они пошли на договоренность с коммунистической властью, это было принято нашей либеральной общественностью с воодушевлением».
Сам факт такой встречи рассматривался как большой успех, говорит советский диссидент. Никого не интересовало, получил ли Валенса и другие переговорщики полномочия от съезда. В СССР диссиденты, отстаивавшие сотрудничество с властью, ссылались на опыт «Солидарности», на удачные итоги этих встреч и успех общего дела.
Музей «Солидарности», Гданьск. Фото: СОВА
«В чем именно состоял этот успех, особенно никто не разбирался. Между строк читалось — коммунистическая власть признала оппозицию законной силой. И ради этого можно идти на любые компромиссы. Голоса тех, кто пытался выяснить разницу между Советским Союзом и Польшей, тонули в восторженном хоре нетерпеливых политиков. За «Солидарностью» стояли около 10 млн организованных ею сторонников. И они моги диктовать правительству свои условия. Они были силой, они могли требовать. За российскими демократами организованной силы не было вообще. Они могли только просить. Власть могла с ними не считаться».
Александр Подрабинек склоняется к мысли, что будущий провал его страны был запрограммирован, когда реформаторы соглашались с компромиссным транзитом власти. Пример удачного опыта для него — это становление президентом диссидента Вацлава Гавела в результате бархатной революции в Чехословакии. Пример неудачного — приход к власти Бориса Ельцина в России.