«Я провожу время в камерах с людьми, которые обвиняются в убийствах, в покушениях на убийство, в распространении наркотиков, в грабежах, в разбоях. А вы знаете, у кого самое тяжкое преступление? Кому самый большой срок полагается? Мне! «Финансисту террористов»!».
Дагестанскому журналисту, пишущему на тему ислама, грозит от 10 лет тюрьмы до пожизненного срока. Его обвиняют в «финансировании терроризма». Абдулмумин окончил математический факультет, работал преподавателем, а с 2008 года стал редактором отдела «религия» в газете. У отца четверых детей никогда не было проблем с правоохранительными органами, и он не состоял на профучете.
Адвокат Исрафил Гададов обещает сделать все возможное, чтобы движение «Я/МЫ Абдулмумин Гажиев» вызвало такой же резонанс, что и движение в поддержку Голунова.
«Федеральные СМИ почти не освещают дело Гаджиева. Какая разница, журналист из крупного известного медиа или нет? Я считаю, что должна быть солидарность. Ведь он такой же журналист, который освещал проблемы своего региона», — говорит адвокат.
Маирбек Агаев, главред «Черновика», убежден, что дело Абдулмумина сфабриковано и журналиста арестовали из-за его профессиональной деятельности. Ранее нападениям подвергались и другие сотрудники газеты. В 2011 году в Махачкале на основателя издания Хаджимурада Камалова было совершено покушение; он скончался по дороге в больницу. В декабре 2012 года Камалов стал посмертно лауреатом премии Андрея Сахарова «За журналистику как поступок».
Что касается Гаджиева, дагестанские коллеги его уже поддержали. По аналогии с акцией «Ведомостей», «Коммерсанта» и РБК, газеты «Новое дело», «Свободная республика» и «Черновик» 21 июня вышли с одинаковой первой полосой: «Я/Мы Абдулмумин Гаджиев». По словам адвоката, региональные СМИ считают произошедшее попыткой представителей силового блока повлиять на редакционную политику независмых изданий или же закрыть их.
Адвокат Абдулмумина Гаджиева Исрафил Гададов. Фото автора
В поддержку Абдулмумина дагестанцы выходили и на одиночные пикеты. Но не все считающие его невиновным рискуют сделать это публично, поскольку боятся угроз и шантажа со стороны силовых структур.
Подбросы наркотиков и оружия, ложные обвинения в участии в террористических организациях, угрозы и пытки… По словам Гададова, каждый день в одной только Махачкале по таким делам задерживают примерно по пять человек. Нередко, когда во время рейдов одновременно у 15-20 человек обнаруживают гранаты или боеприпасы.
На учет по подозрению в экстремизме в Дагестане людей ставят до 2080 года. Сами они об этом могут даже не подозревать, пока к ним не приходят оперативники. Бывают случаи, когда они заставляют вместе с родителями ходить на допросы даже малолетних детей лиц, проходящих по экстремистским статьям. В течение года подозреваемых могут по 30-40 раз вызывать на допросы и проверки, а снять таких людей с учета практически невозможно.
Среди самых распространенных – как раз обвинения в предполагаемой причастности к деятельности террористических организаций. По мнению адвоката Гададова, такие дела не только легко состряпать, за них полагается и солидный тюремный срок – от 10 лет до пожизненного. При этом Гададов настаивает: Абдулмулмин, которого задержали за содействие экстремизму, всегда открыто выступал против терроризма.
«В суде сказали, что он якобы передал деньги некоему Кемалю Тамбиеву, а тот уже в свою очередь переводил деньги в террористические организации. Сам Тамбиев подвергся пыткам. В течении суток его избивали, применяли электрический ток. Он заявил, что не знаком с Гаджиевым и что никаких денег не получал от него, но суд все равно взял под стражу всех фигурантов дела, включая журналиста», — объясняет адвокат.
«Думаю, это все происходит из-за одной из главных проблем России – коррупции, которая просто везде, включая полицию и силовые структуры. Понятно, что если будет меньше дел, то пойдут сокращения и уменьшится финансирование».
Гададов констатирует: если в Дагестане власть решила, что кто-то виновен и должен отсидеть свой срок, никакие доказательства не помогут. Адвокат сталкивался с такими делами. В одном из таких случаев девушку задержали за публикацию в соцсетях цитаты из Корана. Это несмотря на то, что сам Владимир Путин поддержал запрет на признание текстов из священных книг экстремистскими. Девушку в итоге не посадили, но выписали штраф в 20 тысяч рублей.
Другой случай – похожий на дело Голунова, но не со счастливым концом. Полиция заявила об обнаружении у девушки наркотиков, но в распоряжении адвоката оказалась видеозапись, свидетельствовавшая о том, что их подбросили силовики. От Гададова потребовали не использовать видео на суде, но он отверг требования. Когда же с аналогичной просьбой к нему подослали отца девушки, опасавшегося за других членов семьи, Исрафил отказался от дела. Позже он узнал, что обвиняемая дала признательные показания и села на три года.
«Люди признают свою вину, поскольку боятся, что если будут бороться за себя, то с их близкими что-то случится. Поэтому они вынуждены идти на такие шаги».
По словам адвоката, в Дагестане по-прежнему применяется практика похищений и пыток: люди сначала исчезают, а через какое-то время их тела обнаруживают в ходе антитеррористических операций.
«Силовые структуры оказывают очень сильное давление. Со мной тоже неоднакратно такое бывало. Они так и заявляют: «тебе что, жить надоело, тебе это больше всех надо?». Когда двух моих коллег из коллегии адвокатов «Кавказ», где я работал, убили, мне прямо говорили, чтобы я не шел против системы».
В условиях постоянных угроз только 10-15 из 970 адвокатов в Дагестане готовы бороться за справедливость и отстаивать права невиновных, говорит Гададов. Остальные либо отказываются от таких дел, либо просто сопровождают своих подзащитных на суде, где тех признают в том, чего они не совершали.
Сейчас адвокат пытается сделать все возможное, чтобы огласка его нынешнего дела – дела Абдулмумина Гаджиева – получилась максимально широкой. Он намерен выйти на международный уровень, рассказать об этом кейсе иностранным СМИ и правозащитным организациям, чтобы у задержанного журналиста появился шанс на свободу.
«Я понимаю, что это будет тяжелый процесс, но я надеюсь, что у нас все получится».