«Сэр, сэр, ваши коллеги не могут вам дозвониться. Кажется, нас бомбят», — никогда не думал, что проснусь когда-нибудь от таких слов в центре Киева.
С начала ноября, когда американские официальные лица начали предупреждать о скором вторжении со стороны России, и я, и большинство моих коллег считали, что это просто невозможно.
В 2014 году я работал на Майдане, когда украинцы свергли Виктора Януковича, затем в Крыму, когда его аннексировала Россия, а затем на востоке Украины, где тогда только появились самопровозглашенные республики.
С первого дня Россия отрицала свое участие в этом конфликте, заявляя, что ее войск в Донбассе нет. Но я прекрасно помнил сентябрь 2014 года, когда именно российские танки наступали и брали Новоазовск — небольшой городок на берегу Азовского моря.
В тот день мы с коллегами подъехали почти вплотную к российско-украинской границе и просто видели, откуда на нас едут танки. Они ехали из России, больше им было взяться просто неоткуда. Но я выходил в прямой эфир московской радиостанции, с которой тогда работал, рассказывал об этом, а мне никто не верил: «Ты что-то путаешь».
- Украина разорвала дипломатические отношения с Россией
- «Безопасных мест больше нет». Каким было утро вторжения российских войск для редактора Украинской службы Би-би-си
- «Отвратительная и варварская авантюра Путина». Страны Запада о вторжении России на Украину
Я помню февраль 2015 года, когда российские войска штурмовали город Дебальцево, после чего горячая фаза войны завершилась подписанием вторых Минских соглашений. Тогда я первым написал, что в штурме города принимают участие военнослужащие из Бурятии — республики на востоке России с преимущественно буддистским населением.
Я все это прекрасно помнил, а также помнил про отравление оппозиционера Алексея Навального, про ужасающие фальсификации на выборах, про переписывание российской Конституции ради «обнуления» сроков действующего президента. И все равно не верил, что Владимир Путин может начать полномасштабное вторжение в Украину.
Но теперь перед моей постелью стоял сотрудник отеля и испуганно говорил: «Кажется, нас бомбят». В лобби на первом этаже меня попросили оплатить все счета, и хотя банковский терминал продолжал работать, у нас произошла заминка — руки девушки дрожали так сильно, что у нее не получалось заполнить документы.
Мне позвонил мой киевский друг и спросил, нет ли у меня водителя в Одессе, потому что этот город тоже бомбят и ему надо вывести оттуда девушку в сторону Молдовы. Эту проблему мы решили примерно за час, попутно выяснив, что таксисты успели взвинтить цены в два раза.
Подруга, уехавшая из Киева одним днем во Львов на собеседование по работе, советовалась: стоит ли пытаться вернуться в столицу Украины поездом? Мы решили, что вокзалы и железнодорожные пути могут стать мишенью для ракет, так что делать этого пока не стоит.
Бывший военный из Винницы, к которому я приезжал в гости две недели назад, позвонил и рассказал, что пытается эвакуировать из Харькова свою бывшую жену с ребенком. Но билеты есть только на завтрашний день, а бои идут уже на окраине этого полуторамиллионного города — ехать от него до границы с Россией всего полчаса.
Я вышел на улицу, чтобы идти к Подолу и оттуда работать. Пройти надо было всего два квартала. И это были, наверное, два самых пустых квартала в моей жизни. Ни людей, ни машин, хотя обычно Подол — это центр киевской жизни, место, где всегда толпы молодежи и туристов.
Низкие облака скрывали не только солнце, но и боевую авиацию. Уже к середине дня истребители начали постоянно носиться над центром Киева, но мы даже не знали, чьи это самолеты: украинские или российские? Прятаться в подвал в ожидании бомбардировки или оставаться на высоком этаже, чтобы первым передать новость, если она начнется?
Несколько раз начинала звучать воздушная тревога, но мобильный интернет работал с такими перебоями, что 10-секундное видео мне пришлось загружать в «Твиттер» 20 минут.
Я не знаю, был ли 22 июня 1941 года в Киеве хотя бы один гражданин Германии, когда Адольф Гитлер напал на СССР, но сегодня я со своим российским паспортом в центре Киева чувствовал себя таким немцем.
Ни один из моих многочисленных украинских друзей не сказал за этот день мне ни одного плохого слова, пока российская авиация бомбила один украинский город за другим. Хотя, наверное, они имели на это полное право. Но для меня большой моральной дилеммой остается: как после этой командировки, когда ужас войны немного утихнет, мне возвращаться домой в мою страну, власти которой сегодня сделали такое с Украиной.
