Таксист и отец четверых детей Иван Скиба в начале войны оказался на защите одной из улиц в пригороде Бучи и едва избежал смерти от рук российских cолдат. Всем остальным украинским мужчинам, которые были с ним, повезло меньше. Прокуроры рассматривают произошедшее в маленьком городе Буча под Киевом как военное преступление. Корреспондент Би-би-си Фергал Кин встретился с Иваном — единственным выжившим из украинцев, попавших в российский плен.
***
Возникает желание выдохнуть. Сделать один большой выдох, чтобы ослабить давление. Но Иван знает, что умрет, если сделает это. Температура чуть выше нуля. Теплое дыхание, поднимающееся в холодный воздух, превратится в пар и насторожит убийц. Они уже проверяют тела только что застреленных мужчин и убеждаются, мертвы ли они, делая контрольный выстрел в тех, кто еще подает признаки жизни. Он слышит, как один из российских солдат говорит: «Этот еще жив!»
Иван задается вопросом, не о нем ли они говорят? Может быть, о ком-то другом? Сам он уже готовится к смерти. Из раны в боку идет кровь. Другой российский военный говорит: «Он умрет сам!»
Раздается выстрел, который поражает кого-то другого. В такие моменты человек борется с различными желаниями. Пулевое ранение в боку доставляет мучительную боль, но крик может оказаться смертельным. Все это вернется к нему позже в снах. Но пока он будет лежать среди мертвых — так же неподвижно, как и его убитые товарищи.
***
Я встречаюсь с Иваном Скибой в маленькой польской деревне, где он нашел приют для своей семьи. У него есть работа. Дети живут в том месте, где им не нужно бояться. Наступила теплая погода, и по вечерам семья ходит в местный парк, где Иван ловит рыбу в озере. Синяки у него на лице и теле зажили. Но ночью, когда все спят, открываются раны памяти. Иван Скиба — человек, восставший из мертвых.
- Как детский лагерь в Буче стал расстрельным подвалом. Репортаж Би-би-си
- Страшная работа в Буче. Как под Киевом собирают и опознают тела погибших во время российской оккупации
- Военные преступления и убийства мирных жителей. Хроника зверств в Буче из домового чата
Когда все началось ранним утром 24 февраля, Иван ехал на своем такси по Киеву. Он услышал взрывы. Ивану с трудом верилось, что это происходит на самом деле. «Я не мог себе представить, что это произойдет», — говорит он.
Позвонил диспетчер и сказал, что все такси должны вернуться на базу. 43-летний Иван брался за любую работу, чтобы прокормить жену и четверых детей. Он водил такси и иногда занимался ремонтом домов. В то утро его первой мыслью было взять документы членов семьи. Если они собирались бежать, им нужны были паспорта. Он быстро проехал 40 км в сторону Броваров, где они жили, а оттуда в Бучу, где его жена с детьми гостила у матери. Семья должна была жить там, пока они не определятся с планом дальнейших действий.
«Ходили разные слухи, что [российские войска] приближаются к Буче. Мы начали устраивать убежища в подвалах, приносить туда вещи».
Три дня спустя, 27 февраля, российские войска подошли к окрестностям Бучи. Почти сразу же они попали в разрушительную засаду украинской артиллерии. Колонна российских десантников заняла позиции на Вокзальной улице, когда раздался грохот снарядов. Они временно отступили. Но они были злы, поскольку были уверены, что кто-то из местных жителей сообщил украинским военным об их местонахождении.
К этому моменту по всей Украине люди мобилизовались для защиты местных жителей. Буча не была исключением. Иван Скиба и его друг Святослав Туровский, крестный отец его двухлетней дочери Златы, услышали, что несколько человек, воевавших на востоке Донбасса против поддерживаемых Россией сепаратистов, формируют в Буче подразделение Сил территориальной обороны Украины — ополчения для защиты городов во время войны. Иван и его друг присоединились к ним.
«Мы дежурили на блокпостах, проверяли документы и следили за тем, чтобы люди не носили оружия, — рассказывает Иван. — Мы помогали организовывать безопасный выезд людей, потому что знали местность».
Отряд Ивана был плохо вооружен. На девять человек была одна винтовка, граната и пара биноклей. Иван и его товарищи дежурили посменно на блокпосту на Яблунской улице. В переводе с украинского название означает «улица яблок», из-за деревьев, которые растут на большей части ее почти шестикилометровой длины. В мирное время это приятное место с озером для рыбалки. Некоторые дома выходят на поля и фруктовые сады.
Здесь также находится старый заводской комплекс, построенный в советское время, часть которого была переоборудована в офисы для местных предприятий. Эти здания на Яблунской, 144 станут российской базой, получившей печальную известность во время этой жестокой войны.
К началу марта сотни тысяч украинцев бежали из страны. Иван и его жена решили, что семья должна попытаться укрыться в Буче на время. Атмосферу среди оставшихся в Буче мужчин он описывает как атмосферу неповиновения.
«Страха не было. Было желание объединиться, собраться вместе. Мы все время были на ногах. Когда мы не дежурили, мы раздавали еду по подвалам тем, кто там укрывался, женщинам и детям. Бояться было некогда».
Все резко изменилось 3 марта. Российские военные вернулись в полном составе «во второй половине дня, примерно к обеду».
Иван и другие мужчины стали уводить машины в сторону от направления наступления россиян. Началась беспорядочная стрельба. Ракеты падали на землю. Он видел, как снаряд попал в белый «Рено», и женщина с детьми оказалась в горящей машине. На блокпосту Ивана было восемь человек, и в связи с быстрым приближением российских военных мужчины решили попытаться спрятаться. Прямо напротив украинского блокпоста, на Яблунской улице, 31, находился дом Валерия Котенко. 53-летний мужчина раньше выносил им горячие напитки и еду. Теперь он предложил им укрытие. Вскоре российские солдаты были снаружи.
«Мы молги слышать их самих и слышать движение их бронетехники. Мы были окружены», — говорит Иван.
Мужчины перешептывались друг с другом. Бежать они не могли. У российских военных были тепловизоры, которые наверняка засекли бы любую попытку бегства ночью. Мужчины бросили свое немногочисленное оружие и теперь решили придумать легенду — если русские найдут их, они скажут, что были строителями, работающими в этом районе, и укрывались от боевых действий.
Они переписывались с женами и подругами. Вечером 3 марта один из мужчин, 39-летний Анатолий Приходько позвонил жене Ольге и прошептал, что не может говорить, потому что его могут услышать. «Было очень тихо. Он сказал, что они прячутся», — говорит она.
На следующее утро Юлия, жена водителя службы доставки Андрея Дворникова, получила сообщение: «Нас окружили, мы сидим здесь, но я уеду отсюда, как только будет возможность». Он попросил ее удалить все сообщения и фотографии с телефона. И сказал, что любит ее.
Со слезами на глазах Ольга Приходько рассказала мне о последнем сообщении от Анатолия утром 4 марта: «В 10:00 он прислал мне сообщение: «Мы все еще держимся». Это было его последнее сообщение».
Менее чем через час российские военные ворвались в дом.
Иван Скиба вспоминает избиения и крики с вопросами. У мужчин отобрали мобильные телефоны и обувь. К 11:00 две разных камеры видеонаблюдения зафиксировали, как мужчин ведут через Яблунскую улицу к дому 144. Каждый из них держал одну руку на поясе впереди идущего мужчины, а другую — на своей голове. Их выстроили у стены рядом с российской базой и заставили встать на колени. Солдаты натягивали им на головы рубашки и свитера, чтобы они не могли видеть. Их били прикладами и оскорбляли. По словам Ивана, они кричали: «Вы — бандеровцы. Вы хотели нас сжечь коктейлями Молотова! Сейчас мы вас сожжем заживо!»
Иван говорит, что российские военные решили запугать остальных, застрелив 28-летнего Виталия Карпенко, работника магазина. После этого один из молодых людей в группе запаниковал и сказал, что все они принадлежат к отряду территориальной обороны. Избиения усилились.
Ивана Скибу и еще одного мужчину, столяра и отца одного ребенка Андрея Вербового привели в здание. Во время последующего допроса Ивану на голову надели ведро, заставили согнуться и прислониться к стене. Ему на спину один за другим ставили кирпичи, пока он не упал. Его снова избили и ударили кирпичом по ведру у него на голове. В какой-то момент он услышал, как военные сказали Андрею Вербовому, что прострелят ему ногу. Прозвучал выстрел. После этого он больше не слышал Андрея.
Затем Ивана вывели обратно из здания, и он присоединился к другим мужчинам. Некоторые из происходивших событий видели местные жители, которым россияне приказали собраться у дома 144, но держали их отдельно от задержанных мужчин. Люся Москаленко вспоминает, как российский офицер сказал ей, чтобы она закрыла глаза своим дочерям, потому что они увидят то, что никогда не забудут. «Он сказал нам: «Не смотрите на этих людей, лежащих на земле. Это не люди. Это абсолютная грязь. Грязь. Они не люди. Они звери». Ее сестра Ирина Волынец была там вместе с Люсей. Обе женщины вспоминают шум российской бронетехники, звуки обстрелов и то, как соседские собаки дрались друг с другом. Казалось, что вокруг царило безумие.
И тут Ирина испытала шок. Она увидела, что ее бывший одноклассник Андрей Вербовый, мальчик, который сидел рядом за соседней партой с детского сада и всю школу, лежит на земле, истекая кровью. Всего несколько недель назад они вместе шли домой из торгового центра. Рядом с ним на землю была брошена простыня. «Он лежал там, весь скрюченный от холода. Он смотрел прямо на меня. Мы смотрели друг другу в глаза», — рассказывает она. Ирина хотела подойти и накрыть своего старого друга простыней — хоть чем-то, что могло бы согреть его. Но она этого не сделала. «Было слишком страшно?» — спрашиваю я.
«Это был не столько страх, сколько отчаяние, — отвечает она, — я тогда была очень растеряна и не могла понять, как это произошло, почему мой одноклассник лежит на земле». Все происходило так быстро. Кроме того, она только что увидела, что ее сын Славик был среди этих людей. Его схватили отдельно, избили, а потом привели к остальным. Стоя в ряду, Славик увидел кровь на земле неподалеку и услышал, как российские военные говорят о раненом человеке. Почти наверняка это был Андрей Вербовый. «Я слышал, как они говорили между собой, что прикончат его, потому что он не выживет», — вспоминает Славик. Он начал опасаться за свою жизнь.
Ирина нашла офицера и попросила спасти Славика. Военный выслушал ее, затем подозвал украинского информатора — возможно, одного из задержанных, который раскололся после расстрела Виталия Карпенко, — и спросил его: «Он один из них?»
«Нет», — последовал ответ. Славика отпустили к матери. Жителям сказали идти домой, но Ирина помнит зловещее чувство, когда она уходила. «Я боялась, что произойдет что-то ужасное».
На следующий день, 5 марта, жена Андрея Вербового Наталья отправила ему сообщение.
«Где ты? Твоя цепочка у меня, амулет тоже. Я защищаю тебя от всего плохого. Мы молимся за тебя. Мы ждем твоего звонка. Напиши нам хотя бы два слова».
К тому моменту Андрей был уже мертв.
Иван Скиба чувствовал, что время уходит. К позднему вечеру 4 марта двое из восьми человек, захваченных вместе с ним, были застрелены. «Русские начали говорить между собой, что они будут с нами делать. Разговор был следующим: «Что нам с ними делать?». Второй говорит: «Так прикончи, только выведи, чтобы здесь не валялись».
Оставшихся мужчин вывели за угол в небольшой дворик. Из-под края одежды Иван видел тело мужчины, лежащее на небольшой бетонной площадке. Его явно застрелили раньше. Российские военные начали издеваться над своими жертвами. «Они наслаждались казнью, использовали нецезурную брань, говорили: «Вот и все. Тебе капут!» Иван вспоминает последний обмен репликами со своими товарищами. «Мы попрощались друг с другом и все». Среди тех, с кем он прощался, был Святослав Туровский, крестный отец его дочери.
По словам Ивана, Анатолий Приходько внезапно решил бежать, но был сразу же застрелен. Затем россияне открыли огонь по остальным. «Я почувствовал, как пуля попала мне в бок, — вспоминает Иван. — Она ранила меня, и я упал».
Иван не помнит, как долго вокруг были военные, но это были скорее минуты, чем часы. Когда он почувствовал, что они ушли, он рискнул выглянуть из-под куртки. Двор был безлюден. Это был его шанс. Он протянул руку к паре ног рядом с собой — ногам мертвого мужчины, которого он заметил, когда они только вошли во двор. Он стянул с него обувь, чтобы надеть на себя, подполз к забору и перебрался через него в соседние сады. Нужно было преодолеть еще один забор, прежде чем он попал в дом, покинутый хозяевами во время обстрелов.
Дальше последовало еще одно страшное испытание. В доме Иван обработал рану антисептиком, который нашел в ванной, и переоделся в одежду, оставленную хозяином. Он завернулся в одеяло и попытался заснуть. Но его потревожили голоса. Русские голоса. Оказалось, что в доме отдыхало несколько российских солдат.
«Они увидели меня и стали спрашивать, кто я такой и что там делаю». Он убедил их, что он хозяин дома, а его семья эвакуирована. Его раны, объяснил он, были получены в результате обстрела. Солдаты поверили его рассказу, но сказали, что он не может оставаться там. Они сказали, что заберут его на свою базу для оказания медицинской помощи. И снова Яблунская, 144. «Мне было страшно, что будет дальше — из одного плена в другой».
Но Ивану повезло. На базе военные медики обработали его раны. Если расстрелявшие его военные и были рядом, то они либо не заметили его возвращения, либо не узнали его. Его поместили к мирным жителям, укрывавшимся в бункере здания. Через несколько дней им разрешили уйти.
Тела убитых мужчин, которые вместе с Иваном защищали Бучу, оставались лежать во дворе, куда российские солдаты сбрасывали мусор, в течение оставшегося месяца оккупации. Иван нашел свою семью, укрывавшуюся от войны, дома. Они смогли бежать из Бучи и, в конце концов, из Украины в Польшу, но не избавились от наследия ужасных часов, проведенных на Яблунской, 144.
Военное поражение заставило российские войска отступить. Они отступили из Бучи 31 марта и направились на север к границе с Беларусью.
Захватчики оставили после себя многочисленные следы присутствия. От банальных — непристойных граффити на стенах — до потенциально значимых для расследований в будущем. Мы нашли на полу дома 144 по Яблунской улице банковскую карту солдата и отследили его до Пскова, где находится крупная база воздушно-десантных войск. Другие журналисты нашли улики, указывающие на те же подразделения — 104-й и 234-й десантно-штурмовые полки.
Один из жителей Бучи нашел мобильный телефон Ивана Скибы, оставленный россиянами при отступлении. В нем была история звонков, сделанных на несколько номеров в России. Эти записи не связывают никого из зврнивших непосредственно с массовым убийством, телефон мог быть просто передан большой группе солдат. Но они могут помочь сузить круг подозреваемых до небольших подразделений в составе полков, присутствовавших при расстреле Ивана и других.
Убийства на Яблунской, 144 и в других местах в Буче находятся в центре внимания огромного расследования военных преступлений, проводимого Международным уголовным судом и Украиной. Украинское расследование возглавляет адвокат, который до недавнего времени был наиболее известен расследованиями случаев полицейского произвола. Показывая мне место преступления, Юрий Белоусов говорит, что надеется, что виновные в конечном итоге предстанут перед судом.
«Российские солдаты, которые совершили это преступление, могут быть где-то задержаны», — говорит он, указывая на недавний суд над российским военнопленным, обвиняемым в убийстве мирного жителя под Киевом. Но главными объектами расследования являются российский президент Владимир Путин и российская военная и политическая элита.
«Это было спланировано заранее, — говорит Белоусов. — С самого верха было дано указание, как себя вести. Так что в совершении преступлений подозревают тех, кто на самом верху у власти, ребят, которые, скажем так, фактически развязывают войну. Это цепочка людей, чьи решения привели к вторжению в Украину».
Если в Москве не произойдет смены режима, любое предстоящее судебное преследование кажется очень маловероятным.
Если будет судебный процесс, Иван Скиба станет важным свидетелем. Пока же он работает вместе с поляком, который предоставил семье убежище. Кажется, что физически российские войска далеко. Но есть ужас, который приходит по ночам. «Ты просыпаешься, потому что предвкушаешь выстрел в голову. У меня есть такое чувство. Оно накатывает как волна».
Когда мы вечером идем к озеру неподалеку, я замечаю, что к семейной группе присоединился мальчик-подросток. Он играет с сыном Ивана, который всего на несколько лет младше его. Иван рассказывает мне, что подросток — ребенок его убитого друга и крестного отца его дочери Святослава Туровского. Мальчик и его мать переехали в Польшу вместе с семьей Скибы.
Это идеальный вечер ранним летом — мальчики рыбачат, Иван прислонился к дереву и наблюдает за происходящим, его жена уводит их маленькую дочь подальше от берега. Но для Ивана и его семьи, для их друзей Туровских, для всех семей мужчин, побывавших на Яблунской, 144, вторжение России и бойня, которая за ним последовала, изменили все.
Я помню слова Ольги Приходько, чей муж Анатолий пытался бежать, спасая свою жизнь, и чью могилу она посещает каждый день с двумя чашками кофе, одной для него и одной для себя. «Когда меня никто не может услышать, — говорит она, — я зову его по имени». День за днем она зовет его, из тишины в тишину, говоря в пустоту, созданную войной.
При участии Софии Кочмар-Тимошенко, Вячеслава Шрамовича, Ростислава Кубика, Алисы Дойар и Орси Шобошлей
