Бывают моменты, когда безумие этой войны ощущается особенно сильно. Одним из таких моментов стала для меня поездка в Крещеновку — недавно освобожденное украинскими войсками село под Херсоном, где повсюду можно увидеть свежие шрамы войны.
«Россияне говорили, что они, мол, освободители, а на самом деле нас просто начали грабить!» — в глазах у Федора видны слезы. Он рассказывает, что у него отняли машину, мебель и даже матрасы. Не тронутых войной домов без единого повреждения на его улице почти не осталось.
Федору 69 лет. Живет он на юге Херсонской области, откуда ВСУ оттеснили российские войска в начале октября. «От всех этих обстрелов у меня голова уже раскалывается. А в первые месяцы мы вообще чуть с голоду не умерли», — рассказывает он.
В селе по-прежнему нет ни воды, ни электричества, а из еды у местных жителей — в основном то, что привозят и бесплатно раздают добровольцы. Дороги, по которым мы добирались до Крещеновки, производили удручающее впечатление — и становилось все хуже и хуже по мере нашего продвижения на юг, к линии фронта.
- Каховская ГЭС — почему теперь о ней говорят как о главной угрозе катастрофы в Украине?
- Подрыв плотины Каховской ГЭС — почему это не вписывается в стратегию ВСУ
Справа вдоль дороги на несколько километров тянутся земляные валы — их украинцы насыпали, чтобы огражденный маршрут стал для российских войск единственным вариантом отхода.
Но так далеко им зайти и не удалось. Километров через 30 расположившийся на обочине огромный жестяной арбуз отмечает точку, где наступление россиян удалось остановить.
Поля вокруг усеяны российскими ракетами, которые так и не разорвались, воткнувшись в мягкий вспаханный грунт.
Попадающиеся нам по дороге поселения фактически лежат в руинах: по ним война прошлась дважды — сначала в ходе оккупации, потом — освобождения. Несмотря на жутковатую тишину и очевидные разрушения, какая-то жизнь тут тем не менее продолжается.
На обочинах ремонтируют украинскую технику. Время от времени туда-сюда по дороге, ведущей к Херсону, с грохотом проносятся танки и БТРы.
Война не ушла далеко, и это хорошо заметно по числу проносящихся мимо военных машин: именно здесь проходит артерия материально-технического снабжения, питающая продолжающееся контрнаступление ВСУ.
По ней же в села понемногу начинает возвращаться жизнь.
«Многие из, тех, кто от линии фронта подальше, уже празднуют», — утверждает один из военных, попросивший не называть его имени, но сообщившего свой позывной: «Слепень».
Перед отправкой на фронт нервничают все, признается он: «Сердце начинает по-другому биться. Но мы знали, на что идем. Мы присягу давали. Как только начинается стрельба, делаешь три глубоких вдоха, изрыгаешь пару проклятий — и идешь дальше».
«Слепень» — не профессиональный военный, в ряды ВСУ его мобилизовали в марте. Мужчина отдает себе отчет в том, что инициатива на поле боя сейчас принадлежит Украине, но говорит, что полностью вытеснить российские войска можно только в том случае, если Запад продолжит оказывать Киеву военную поддержку.
«Проблема в том, что все села вокруг разрушены. Укрыться негде. Если мы не получим превосходства в воздухе, будет сложно. У нас заканчиваются самолеты — только на прошлой неделе три или четыре сбили», — объясняет он.
«Все эти военные игры — это, конечно, весело на первых порах. Только вот ровно до тех пор, пока игры не заканчиваются — а вот потом становится не до смеха. У меня всего этого снаряжения уже спина болит!» — говорит он.
Оккупантов отсюда выдавили, но об их пребывании здесь можно немало понять, просто как следует осмотревшись.
В здании школы, где российские военные разбили базу, тут и там можно увидеть валяющиеся оставленными боеприпасы, снаряжение и кучи мусора. Дисциплинированная армия при отступлении таких следов не оставляет. Это указывает на то, что воевали россияне в грязи и нищете, а отходили в спешке.
Пройдя по улице чуть дальше, мы заходим в детский сад, где встречаем Алену, до войны работавшую здесь директором. В оккупации она прожила два месяца, после чего ей пришлось бежать.
Оккупационные власти занесли ее в «черный список» — по ее словам, за то, что она иногда подкармливала односельчан, а некоторым помогла эвакуироваться.
«За собой они оставили сплошную грязь. Грязь и боль, — говорит Алена. — «Когда после освобождения [села] я вернулась, я долго просто стояла здесь на одном месте и плакала. Это правда очень тяжело».
Алена говорит, что первый же встреченный российский солдат задал ей вопрос: «Это кто ж тебе дал право так хорошо жить?» Деревянный дом, где жила ее семья, практически пуст: при отступлении россияне забрали буквально все.
Бои подбираются все ближе к Херсону. Постоянно грохочет артиллерия — говорят, до нее отсюда километров 15.
По мере того как положение российских сил в Херсоне становится все более непростым, растут и опасения по поводу того, что, отступая, командование россиян решит применить тактику «выжженной земли».
Назначенные Москвой оккупационные власти начали вывозить людей за Днепр — сами они называют это «эвакуацией». Украина обвиняет российские войска в подготовке подрыва близлежащей Каховской плотины. Россия эти обвинения отрицает, но если дамбу все же взорвут, под водой из Каховского водохранилища, по оценкам киевских властей, окажется восемь десятков населенных пунктов.
Украинские власти опасаются, что Россия начнет действовать по принципу: «так не доставайся же ты никому!»
Освобождение оккупированных территорий Херсонщины сопряжено с огромными сложностями и непрекращающимися боями. Однако настоящее облегчение наступит только тогда, когда территорию Украины удастся освободить целиком — а на это может уйти немало времени.
В ответ на это осторожное замечание «Слепень» лишь пожимает плечами: «А у нас что, есть какой-то выбор?»
