25 лет назад Владимир Путин впервые был избран президентом России. За это время о нем все чаще стали говорить, как о меме, и все меньше, как о человеке. Напрасно, считает Анна Наринская.Недавно мне попался кусочек видео из какой-то российской юмористической передачи: там человек, изображающий (интонационно довольно похоже, кстати) Путина, говорит другому, наряженному Чебурашкой: «На вас же выросли поколения, поколения детей!». На это Чебурашка отвечает: «В этом, Владимир Владимирович, мы с вами схожи». Я, честно говоря, не совсем уже понимаю, насколько это смело по теперешним российским меркам, но это, разумеется, точно.
Путин был разным
Мой двадцатитрехлетний сын никогда не жил во время, когда в России не рулил бы Путин (период жульнической «рокировки» с Медведевым я «отпуском от Путина» считать отказываюсь). А от своих студентов-европейцев я не раз и не два с удивлением узнавала, что Советский Союз плавно перетек в путинскую Россию. Можно, конечно, во многом обвинять европейское образование, но конкретно эту аберрацию вообще-то понять можно. При этом нельзя забывать, что Путин — он был разным. До такой степени, что, может показаться: поначалу он и Путиным-то не был — то есть не был тем, что мы под словом «Путин» понимаем сегодня.
Путин до знаменитой мюнхенской речи 2007 года (на Мюнхенской конференции по безопасности — Ред.) о роли России в современном мире — это нечто совершенно непохожее на Путина после 2014, а тем более после 2022. Путин «первого срока» — как ни крути, реформатор, Путин, после «рокировки» — консерватор и охранитель. «Путин ранний» утверждал, что винить «заграницу» во всех российских неприятностях неконструктивно, «поздний Путин» неустанно заявляет о «заговоре Запада против России».
Все это вместе объединяется в понятие «путин», которое легче писать со строчной буквы — так как оно обозначает не человека, а состояние. Состояние умов, состояние общества, которое очень грубо, но не неправильно можно обозначить как стремление к «сильной руке» и тоске по былому «величию».
25 лет с избрания президентом: от человека к метафоре
Можно сказать, что за то неприличное количество лет, которое Владимир Путин находится у власти мы (наблюдатели, критики, комментаторы) сделали из него метафору, дразнилку, страшилку, что угодно — только не человека. На это, конечно, работает и то, что человеческая сторона бессменного российского президента тщательно скрывается. О его личной жизни говорить запрещено (Кабаева? все еще она?), место, где он находится в «неприсутственное» время, скрывается (бункер? на Алтае вроде бы?), да и сама телесная его сущность как-то размыта (кто это был на прошлом заседании правительства? сам? двойник? а если двойник, то какой именно, их же несколько?)
Нам куда легче говорить о «коллективном путине» и даже некоем «внутреннем путине», будто бы так или иначе проявляющемся в жителях России, а не о конкретном человеке. Этот человек вроде бы существует, и да, он нехороший, но, скажут вам многие, он не болезнь а симптом, почти симулякр, среднее арифметическое современных российских общественных настроений.
У такого подхода есть солидная философская база. Послевоенные попытки осознания возможности нацизма в центре просвещенной Европы породили систему описания зла как огромной машины, в которой личности — просто винтики, причем легко заменяемые. Главным «обвиняемым», тем самым, оказывается «хор» (то есть массы, допустившие тотальное насилие), а не «солист» (конкретная личность, его инициировавшая). Эти рассуждения дали толчок множеству спекуляций: например, что на месте того или иного индивидуума, запустившего машину репрессий, в силу исторических обстоятельств «всегда бы возник другой, точно такой же». Про это даже романы написаны.
О роли личности в истории
У меня, разумеется, нет ни сил, ни уверенности, чтобы спорить с этими мыслями больших философов, но в годовщину «воцарения» Владимира Путина, хочется вспомнить вот что.
В 1978 году немецкий историк и журналист Себастиан Хафнер (Sebastian Haffner) выпустил книгу «Anmеrkungen zu Hitler» (в русском переводе «Некто Гитлер»). В России эта книга менее известна, чем другой текст Хафнера, ставший в свое время бестселлером: автобиография под названием «История одного немца». В ней рассказывается о том, как постепенно и даже иногда как бы помимо собственного желания автор осознавал тотальное зло нацизма. В историко-публицистической книге про Гитлера нет того личного звучания, которым запоминались автобиография, но есть, я уверена, большая интеллектуальная смелость.
Хафнер пишет книгу о виновности конкретного человека, но не для того, чтобы «свалить» на него вину за невероятные преступления и очистить от нее всех остальных, а затем, чтобы среди философских и социологических обобщений и рассуждений об общем не забыть о роли «политического элемента в истории, личного элемента в политике и, соответственно, личности, великого человека в истории».
«Немецкая государственность, — пишет Хафнер, — не только в ее правовом, но и в организационном аспекте была с самого начала пожертвована Гитлером во имя тотальной мобилизации народа и (не будем об этом забывать) во имя собственной незаменимости и несменяемости. Трезвость он планомерно изгонял одурманиванием масс: можно сказать, что он накачивал немцев наркотиками. А что до самоотверженности, то Гитлер как раз крайний и самый яркий пример политика, ставящего свое личное сознание избранности выше всего и мерящего свою политику масштабами собственной биографии».
Хафнер «раскавычивает» руководителя рейха, возвращает его имени заглавную букву, описывает его не как жупел или метафору, а как политика, человека, у которого был выбор и который мог бы поступить по-другому. А уж поступив так, как он поступил — он, безусловно, виновен.
Это, как ни странно, не простое ментальное упражнение — даже относительно фигур, не столь отдаленных в истории, но чуть ли не в большей степени (просто в силу технологических изменений информационного потока) «заблюренным» новой медиаоптикой, превращенных в мемы и знаки.
Юбилей «воцарения» Владимира Путина — очевидный предлог, чтоб это упражнение проделать.
Автор: Анна Наринская, журналист, документалист, куратор выставок, научный сотрудник IWM (Institut für die Wissenschaften vom Menschen) в Вене.
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
