Госдума планирует проголосовать в апреле за закон о возвращении СИЗО в ведение ФСБ. Правозащитники предупреждают, что в этом случае спецслужбы смогут полностью изолировать обвиняемых.ФСБ намерена вернуть контроль над специзоляторами, которые были в ее ведении до 2006 года, а также создавать новые. Это следует из законопроекта, который планирует рассмотреть в апреле Госдума. Предполагается, что после принятия закона в ведение ФСБ вернутся семь СИЗО: два в Москве и по одному в Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, Краснодаре, Владикавказе и Челябинске. Также сотрудники спецслужб смогут доставлять обвиняемых в СИЗО и конвоировать их.
Инициаторы законопроекта обосновывают его необходимость значительным ростом числа уголовных дел в России о шпионаже, терроризме и экстремизме. В собственных СИЗО российские спецслужбы смогут изолировать подследственных, уверены депутаты Госдумы, «пресекая попытки иностранных разведок устанавливать связь с ними». Об опасности такого законопроекта говорят правозащитники: множество подобных статей УК используется для политических репрессий. Они предупреждают, что передача СИЗО в ведение ФСБ означает усиление режима на объектах: доступ к обвиняемому ограничат даже для адвокатов. DW изучила законопроект и поговорила с экспертами, что изменится с этим законом.
Как ФСБ пополняла статистику «террористических» дел
С 2022 года в российских городах прошла серия поджогов военкоматов. Многие задержанные позже в своих показаниях объясняли, что так выступали против мобилизации в России и полномасштабного вторжения в Украину. Одним из обвиненных в поджоге военкомата стал 34-летний школьный учитель в Краснодарском крае Борис Гончаренко. Согласно его показаниям, сам он не поджигал военкомат, но помог изготовить зажигательную смесь для другого обвиняемого. Гончаренко в своем последнем слове вспоминал, что следователи уверяли его, что он проходит обвиняемым по делу «о порче имущества» и «все будет хорошо». Ему грозило максимум 3 года и 9 месяцев тюрьмы.
Молодой человек не стал пользоваться 51 статьей Конституции, позволяющей не свидетельствовать против себя, и доверился следствию. Но в какой-то момент к делу подключился следователь ФСБ, который переквалифицировал обвинения на более тяжкие. «Уже позже я узнал, что примерно в период вот этих всех обвинений, переобвинений, моего задержания и так далее, стала распространяться практика, при которой правоохранительные органы стали чаще квалифицировать подобные деяния не по статье 167 («порча имущества») или по статье 213 («хулиганство»), как это было ранее, а по статье 205 («терроризм»)», — сказал Гончаренко в суде. В этот период его перевели в ФКУ СИЗО № 5 ФСИН России Краснодара — это изолятор, куда часто доставляют подследственных ФСБ. В итоге Гончаренко приговорили к 12 годам колонии строгого режима.
Какие СИЗО планируется передать ФСБ
ФСБ после распада СССР получила семь изоляторов, доставшихся ей в наследство от КГБ. «Матросская Тишина» и «Лефортово» в Москве, а также по одному СИЗО — в Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, Краснодаре, Владикавказе и Челябинске. Россию часто критиковали из-за непрозрачности этих специзоляторов и недопуска туда адвокатов. В 1996 году Россия вступила в Совет Европы, взяв на себя обязательство реформировать систему исполнения наказания: в 2004 году появилась Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН), которая взяла на себя функцию управления всеми СИЗО. В этой системе изоляторы ФСБ перевели под «центральное подчинение» ФСИН — их обозначают специальной аббревиатурой ФКУ СИЗО ФСИН.
В реальности ФСБ продолжила де-факто контролировать некоторые спецблоки в изоляторах «центрального подчинения», говорит DW адвокат правозащитного проекта «Первый отдел» Евгений Смирнов: «На деле эти СИЗО остались под особым контролем ФСБ, а их сотрудники не скрывали своей принадлежности к спецслужбам». По мнению Смирнова, с возвращением изоляторов под контроль ФСБ жалобы заключенных, включая те, которые касаются условий содержания, будут поступать напрямую в управление этой службы, что сокращает возможность внешнего контроля. «ФСБ сможет вводить новые правила, что, вероятно, еще сильнее усложнит жизнь обвиняемых», — говорит адвокат.
Бывший аналитик ФСИН Анна Каретникова считает, что перевод СИЗО в ведение ФСБ позволит спецслужбе добиваться быстрых признаний от подозреваемых за счет изоляции и строгих условий содержания: «Например, они смогут запретить политическим заключенным вести переписку с внешним миром. Все это может порождать условия для произвола в изоляторах».
Что говорят в Госдуме
Обращает внимание на себя состав инициаторов законопроекта — два депутата были сотрудниками КГБ и ФСБ, в том числе, находящийся в международном розыске из-за убийства Андрей Луговой. Еще шесть — бывшие сотрудники силовых структур. Один из авторов законопроекта Василий Пискарев в своем Telegram-канале пояснил, что в России «активизировалась разведывательная и подрывная деятельность иностранных спецслужб». Количество уголовных дел о госизмене, шпионаже, терроризме и экстремизме увеличилось в 3 раза за последние 10 лет, а количество арестованных — в 4 раза. По его словам, иностранные спецслужбы продолжают устанавливать связь с подследственными, мешают следствию и «вовлекают их в дальнейшую подрывную деятельность».
Его соавтор Андрей Альшевских написал в «Живом журнале», что подозреваемые периодически «ведут пропаганду прямо среди соседей по камере», тем самым распространяя запрещенную идеологию.
Для преследования политических оппонентов российские власти также используют включение их в список «террористов и экстремистов», который ведет Росфинмониторинг. Сейчас в нем около 6,5 тысячи фамилий. Проанализировав документ, DW нашла в этом списке около 400 человек, которых преследуют в России по политическим причинам (по версии «ОВД-Инфо»). Из них 200 человек «Мемориал» признал политическими заключенными, то есть они находятся в российских тюрьмах. Этот инструмент также используется для устрашения и создания тяжелых финансовых последствий, добавляет Каретникова. Например, «террористы и экстремисты» ограничены в средствах, на которые они могут покупать еду в колонии, — не более 10 тысяч рублей в месяц. «Пока сложно сказать, является ли курсом на абсолютную информационную изоляцию арестантов и полный запрет связи с внешним миром? Или просто пробным камнем», — заключает Каретникова.