Большинство белорусских политзаключенных смогли получить свободу, только отбыв срок. Многие бежали за рубеж, чтобы вновь не сесть за решетку. Какие сложности ждут освобожденных, сохраняется ли в обществе солидарность?Более 2 тысяч белорусов носят статус бывших политзаключенных. Большинство из них смогли выйти на свободу, только когда отбыли весь срок. Многим пришлось спешно покидать Беларусь, чтобы вновь не попасть за решетку.
Журналистка правозащитного центра «Весна» Диана Пинчук называет ресоциализацию бывших политзаключенных незаметной и недооцененной проблемой. Вместе с режиссером Дмитрием Пылыпивом она сняла документальный фильм «Тень радости» о первых месяцах на свободе Артура Жвиридовского, которого судили по политическому делу.
«Восстановление после тюрьмы займет годы, — считает она. — И часто это ложится на плечи родственников и друзей бывшего политзаключенного, а иногда и только на него самого. В нынешней ситуации сложно создать систему поддержки, которая будет оперативной, безопасной и всеобъемлющей. Поэтому проблема очень серьезная».
Диана вспоминает, что когда встречала Артура на вокзале в Варшаве, увидела его растерянный взгляд. «Он оказался в Польше с одной сумкой вещей, без знания языка и особенностей новой страны. И это довольно типичная история для бывших политзаключенных, — продолжает собеседница DW. — На такого человека сразу же наваливается множество задач, которые он зачастую не в состоянии выполнить самостоятельно, так как еще не адаптировался к свободе после многих лет заключения. Нужно найти жилье, разобраться с легализацией, пройти медобследование, обратиться к психологу, найти работу, устроить детей в школу или детский сад и многое другое. К сожалению, программ реабилитации, которые помогли бы решить все эти проблемы сразу, не существует».
В инициативе «Вольныя», которая помогает бывшим политзаключенным адаптироваться на свободе, отмечают, что на первом месте — проблемы со здоровьем и финансами.
«Человек выходит на свободу, и ему нужно полное обследование, часто — лечение зубов, это требует немалых сумм даже в Беларуси, — говорит координатор инициативы Вероника Станкевич. — Кроме того, люди остаются без работы. И имея судимость по «политической» статье, найти что-то новое очень сложно. Плюс не прекращается контроль силовиков — постоянные проверки, запрет на выезд. В итоге многие решаются на эмиграцию, дома не дают спокойно жить. Хотя процентов 50 бывших узников все еще остаются внутри страны».
Чем сильнее репрессии, тем больше времени нужно на восстановление
Дмитрий Фурманов — один из первых политзаключенных, задержанных в 2020 году. Более двух лет прошло с момента, когда он вышел на свободу, но некоторые напоминания о тюрьме остались до сих пор. После освобождения мужчина все время носил с собой в рюкзаке шерстяные носки — так боялся холода. Понадобилось время, чтобы вспомнить, как пользоваться гаджетами. Несколько месяцев Дмитрий, когда оставался один дома, просил не закрывать двери на замок — настолько сильной была ассоциация с тюрьмой.
«Моя девушка, которая сейчас уже моя жена, на каждом этапе меня поддерживала и помогала, — говорит бывший политзек. — Конечно, это помогло быстрее вернуться к жизни. Работа за границей есть, другой вопрос — сколько можешь заработать. По специальности сразу сложно устроиться — нужно знать местный язык. Поэтому многие, как и я, начинают со стройки, в такси и сфере обслуживания».
Дмитрий подчеркивает, что когда он находился в заключении, репрессии не были такими сильными, как сейчас: «Сейчас уровень давления гораздо сильнее. Соответственно, люди выходят более подавленными, им нужно больше времени на восстановление».
Что помогает держаться
Диана Пинчук, которая общается с бывшими политзаключенными, отмечает, что тюремный опыт сильно влияет на людей. «Сразу после освобождения многие испытывают эйфорию, но вскоре сталкиваются с проверками, осознанием репрессивной обстановки вокруг. Помню, как рассказала Артуру в первые дни после его освобождения, что ему теперь запрещено делать в Беларуси. Он не мог поверить, что все стало настолько плохо. Через некоторое время многих настигает посттравматическое расстройство и депрессия».
«Когда люди выходят, они начинают активно общаться с бывшими сокамерниками, они объединяются, иногда даже вместе ходят на групповую терапию, — говорит Вероника Станкевич. — У них очень высокий уровень доверия, потому что когда вместе проходишь такой стрессовый опыт, знаешь, как человек ведет себя в сложной ситуации. У многих завязывается дружба».
Сохраняется и солидарность в обществе, говорят собеседники DW. «Белорусы все так же стараются поддерживать политзаключенных, — указывает координатор «Вольных». — У нас большое комьюнити волонтеров, которые становятся опекунами освобожденных. Это не разовая консультация, с некоторыми подопечными люди работают по 3-6 месяцев, помогают легализоваться, получить всю необходимую поддержку. Солидарность 100 процентов есть».
«В целом у бывших политзаключенных положительный имидж — я слышала много историй о том, как им помогали и в эмиграции, — рассказывает журналистка «Весны» Пинчук. — Но некоторые скрывают факт своего пребывания в тюрьме, поскольку боятся дискриминации, и говорят, что так им легче интегрироваться в новое общество и найти работу».