Российский хирург и блогер, поддерживающий Украину и живущий в Эстонии, Андрей Волна рассказал в программе #вТРЕНДde об уровне медицины в Украине и России, а также о личной ответственности перед украинцами.Российский хирург, активист и блогер, поддерживающий Украину, Андрей Волна постоянно живет в Эстонии. Он регулярно ездит в Украину, где помогает украинским коллегам в военных госпиталях . Ведущий программы #вТРЕНДde Константин Эггерт беседовал с Волной в Таллине о том, как война РФ против Украины ударила по российскому здравоохранению и подтолкнула вперед украинскую медицину, возможно ли заменить западные препараты на китайские и индийские аналоги, и как могут помочь эмигранты.
Константин Эггерт: Как изменилось состояние российского здравоохранения за годы полномасштабной войны с Украиной?
Андрей Волна: Деградация происходит. Так как, с одной стороны, финансы поют романсы, потому что все уходит на войну . С другой стороны, логистические цепочки поставок медикаментов нарушились. Особенно это касается таких медикаментов, которые требуют особых условий транспортировки. Ну, а сейчас главная проблема — финансовая . Плюс раненых много, и раненые занимают те места, которые должны были занять обычные гражданские люди. Поэтому деградация налицо, и никто ее не скрывал.
— Мне казалось, когда идет война высокой интенсивности, наоборот, должны идти деньги на здравоохранение.
— Деньги именно на военное здравоохранение прячутся где-то в военном бюджете, который, как известно, сейчас в России состоит из большинства полностью закрытых статей . А если мы с вами говорим о гражданских больницах, то там никакого увеличения нет. Там, наоборот, идет падение финансирования. Но раненые лечатся не только в госпиталях. Мощностей не хватит для того, чтобы лечить такое число раненых. Поэтому они лечатся и в гражданских больницах. Половина раненых — это тяжелые. Это там, где потеря конечности, потеря функциональности. То есть это сотни тысяч человек. Я не преувеличиваю. Это статистика.
— А почему нарушены логистические цепочки поставки противораковых препаратов?
— Изделия медицинского назначения никогда не были под санкциями и не находятся под санкциями. Но под ними находятся пути доставки. Это не только транспорт, но и страхование грузов, перевозка. Плюс позиция отдельных компаний, которые сказали, что не будут работать. Вот это все в комбинации и приводит к тяжелой ситуации .
— А может ли быть замена недостающих препаратов за счет поставок, скажем, из Индии или Китая?
— Медикаменты бывают разного уровня. Если мы говорим об условном аспирине, то заменить его несложно, это происходит. Если мы говорим о препаратах высокотехнологичной выработки, это, как правило, противоопухолевые препараты, то заменить их в большинстве случаев просто невозможно. И здесь продолжаются те же поставки из Израиля, из Франции, из других мест, только сложными окольными путями. А что такое онкология? Это когда назначается в большинстве случаев и хирургия, и химиотерапия. Это четко прописанные алгоритмы. Сбой на пару недель — вся предыдущая терапия идет коту под хвост. То есть чем выше требования к технологии производства и исполнения технологии в процессе лечения, тем больше там возникает проблем.
— У меня такое представление, что во время войны определенные сферы в медицине получают толчок к развитию, правильно?
— Вне всякого сомнения. Я много работаю в Украине и вижу, как меняется хирургическая техника, как меняется хирургическая мысль у совершенно молодых ребят, которые еще в 2022 году только начинали подходить к раненому. И мы с коллегами более старшего возраста подсказывали им, что и как нужно делать. Сегодня они мне подсказывают, что и как нужно делать. Это страшный опыт, заработанный на этой войне . Что касается замещения дефектов крупных костей, лечения минно-взрывных ранений, бактериальной инфекции — эти знания растут, к великому ужасу и сожалению, потому что это колоссальный военно-медицинский опыт. Я просто наблюдаю, как ребята стареют не по годам, потому что это колоссальная нагрузка, это колоссальная усталость.
— Что дает тебе основание думать, что питает твой оптимизм, что Украина победит?
— Я думаю, сами украинцы. Мои друзья, которые ужасно устали, но совершенно не сломлены. Их пытаются уничтожать физически, но то, что называют духом — и это не пафос — это реально то, что есть в Украине. Вот этот украинский дух свободы, он ни в коей мере не задавлен. И у меня нет сомнений, что задавить это невозможно.
— А что больше всего ужасает?
— Меня больше всего в этой ситуации ужасает то, что я находясь там, понимаю, что это все сделали россияне. И есть моя доля ответственности в том, что 20-летний мальчишка, который просто служил в своей стране и не хотел воевать, теперь без руки, без ноги, плохо видит. Я понимаю, что это сделали люди из страны, в которой я родился, гражданином которой я являюсь, где проработал всю свою сознательную жизнь. Я не очень эмоциональный человек, но это давит.
— Тебе многие скажут, что ты своей работой врача, спасенными жизнями, точно сделал все, чтобы не чувствовать никакой ответственности.
— Нет, это не так. Ответственность — это же состояние, которое внутри тебя. Ты можешь понимать, что ты делаешь что-то, чтобы уменьшить вот это внутреннее напряжение, чтобы дети потом могли спросить: «Папа, а что ты делал?». Они помнят, что папа ездит в Украину, папа помогает . Вот это немножко снимает напряжение. Но полностью это невозможно снять. Я с этим чувством проживу весь остаток жизни. Я это понимаю. Полностью ликвидировать это невозможно.
— Ты много говоришь о происходящем. Почему люди, которые уехали, часто не слышат этих рассказов? Это какой-то механизм защиты?
— Это их защитная реакция. Но это не значит, что не надо признавать того кошмара, который творится в Украине. Допустим, какая-то команда находится в политической эмиграции. Это не значит, что ты не можешь вести YouTube, что ты не можешь отметить какой-то праздник. Все можешь. Но ты должен понимать и помнить всегда, что твоя страна развязала страшную войну.
И сейчас мы с тобой говорим, а накануне российская армия опять бомбила Киев. Это кровь, это смерти, это гной, за который мы отвечаем. Российская политическая эмиграция, которая себя называют еще и оппозицией , говорит о каком-то окне возможностей. Так окно возможностей уже приоткрыто. Украина, борясь с путинизмом, приоткрыла это окно. Так давайте же поможем Украине! Люди не должны умирать.
— В ВСУ не всех возьмут и не все хотят воевать со своими соотечественниками.
— Поддержка заключается не только в военной помощи, ее только исключать не надо. Это немножко такое баловство, когда говорят, что вот мы только гуманитарно поддержим, а вооруженные силы мы не поддержим. На самом деле кошелек один. Я занимаюсь гуманитарными вещами, но я знаю, что благодаря этому, кто-то где-то сэкономил гривну, которая пошла и на дроны тоже. Но помогать надо. Это помощь финансовая, это помощь информационная, это помощь медийная, это помощь и нашим добровольцам, которые там воюют. Ведь они реальные герои. И я обращаюсь к какому-нибудь человеку, который называет себя оппозиционером: «Ты трещишь о том, что ненавидишь Путина, хорошо говоришь, складно, а вот этот человек взял автомат, и он там воюет с путинизмом».
— А тебе на это ответят, во-первых, мы не можем все-таки способствовать убийству своих граждан, будучи российской организацией. И второе, среди этих добровольцев очень много крайне правых взглядов, а это не наш путь.
— Я не политик, я гражданский активист, хирург, волонтер. А политик — это всегда представление себя во власти, и представление того, как ты будешь бороться за власть. Я говорю — вы политики, вы должны понимать, каким образом сформировать это окно возможностей. Вы ждете, когда умрет Путин, а после него режим изменится?
Эти ребята воюют с оружием в руках, они рубят это окно возможностей. Поэтому если вы от окна возможностей отказываетесь, тогда не называйте себя политиками. Россия — страна, которая наносит страшный вред Украине. Но не меньший вред она наносит и своим гражданам. Это те, кого она отправляет на так называемую «специальную военную операцию». Большой вред будет, когда они вернутся. И сейчас мы видим уже, по статистике, более 700 убийств, которые совершили именно вернувшиеся с войны. Россия должна быть переучреждена. Но никто не придет и не скажет: «Эй, давайте-ка вы переучреждайтесь, вы уже всех достали». Такого не будет. Оккупировать Россию тоже никто не будет. Это понимание должно прийти изнутри. А вот это самое сложное.