Жители Ахалгорского района массово покидают свои дома. Около 300 человек уже изъявило желание навсегда покинуть родные края в рамках программы Красного Креста воссоединения семей. По словам местной гражданской активистки Тамары Меаракишвили, люди уезжают от безысходности. Необходимость в изоляции, продиктованная борьбой с коронавирусом, только усугубила положение ахалгорцев, давно живущих в политической и социальной изоляции. Последний год пропускной пункт «Раздахан» на линии оккупации закрыт. Активистка бьет тревогу: Ахалгори может обезлюдеть.
– Как изменилась жизнь в Ахалгорском районе после закрытия дороги?
– Первое – заметно сократилось население, которое постоянно проживало здесь до закрытия дороги. Заметно не только для меня. Замечают это и владельцы магазинов, и другие местные жители. Днем людей не видно, вечером – не горит свет в домах. Второе – безнадежность, когда не знаешь, как жить. Я не про ежедневные потребности, а про безысходность. Жить в изоляции, где ты ничего не можешь запланировать на завтра. Что будет с нами? Это не в наших силах знать.
Главная проблема для нас, что, если никто не умирает и нет грубых нарушений прав человека, про нас почти не хотят говорить власти. Это началось не вчера, мы живем так месяцы. И от властей Грузии только и слышим: «мы сообщили, мы поставили в известность международных партнеров или организации». Но этим уже невозможно успокоить население, потому что от этого ничего не меняется. Можно уже начать сомневаться, сообщают ли они вообще. Может это они нам так говорят, чтобы мы успокоились и чтобы показать обществу не только здесь, но и в Тбилиси, что они стараются.
– Что предпринимает правительства Грузии, чтобы помочь населению района?
– Недавно я выложила статус в Facebook о том, что правительство озвучило цифры умерших из-за закрытой дороги – якобы их 16 человек. Я сразу поняла, что у них нет точной статистики. И в этом статусе я настаивала на том, что власти не ведут точную статистику даже того, сколько человек покинуло район после закрытия дороги. Они скажут приблизительно – плюс-минус 100 человек. Но они должны иметь точную статистику. Я также написала, что я уверена – им будет трудно перечислить по именам даже 16 человек, которые умерли. И после этого темой заинтересовались журналисты. Они обратились к властям. Власти избегали вопросов на эту тему. Одной журналистке удалось все же получить список имен и, как я и ожидала, в нем есть люди, умершие до закрытия дороги. Вот так несерьезно относится власть к нашим проблемам. Как можно доверять их словам, что они днем и ночью о нас думают, если у них нет правильной информации. Кто им поверит после такого?
– До закрытия дороги жители Ахалгори ездили за покупками на подконтрольную Тбилиси территорию, приезжали за медицинской помощью. Как сейчас обстоят дела с медициной, продуктами и медикаментами в районе?
– Мои родители и знакомые раньше всегда знали, где проводятся какие-то бесплатные обследования. Бывало еще, что в Церовани (крупный поселок вынужденных переселенцев, — прим. ред.) какие-то врачи приезжали, чтобы принять людей с оккупированной территории. Например, моя мама – диабетик, она всегда должна следить за здоровьем, сдавать анализы, а здесь это невозможно. Она часто получала в аптеках скидки или акции, теперь этого нет.
Раньше проблема так остро не стояла, если что-то начинало болеть. И продукты раньше были дешевые из Тбилиси. Сейчас у нас все из России. Даже есть некоторые продукты, которые в самую Россию попадают из Грузии. А теперь представьте, во сколько раз дороже мы покупаем их. Это особо касается фруктов и овощей. Одежда и обувь тоже сейчас здесь очень дорого стоят. Были педагоги и медицинские специалисты, которые приезжали к нам (с территории, подконтрольной Тбилиси, — прим. ред.), не было такой острой нехватки в них. Вот сегодня, у нас в больнице не было терапевта. Их обычно везде всегда много бывает. У нас есть только педиатор, нервопатолог, травмотолог. Есть районая больница и три дежурных врача в скорой помощи, которые не могут назначить лечения и госпитализировать больных. Вот такие проблемы стоят перед нами ежедневно.
– Как влияет миграция людей на жизнь в Ахалгорском районе?
– То, что люди уезжают, уже очевидно. Видно, что людей тут мало. Это проявляется во многом. С каждым человеком тут что-то связано. Один уезжает, и уже может не быть врача или учителя на несколько сел. Или, например, мама уехала и детей тоже забрала, школа потеряла сразу двоих детей. Школы у нас – это не тысячи или сотни детей. Здесь нет ни одной школы, где было бы сто учеников. В одной школе было восемь учеников, к началу учебного года трое уехали. Что это за школа, где учится всего 10 детей, а половина почти сразу уезжает? Такая ситуация, например, в селе Коринта в Ленингорском [Ахалгорском] районе. Особенно трудно людям жить в селах. Это проблемы, из-за которых люди покидают свои дома.
– Можно ли было избежать исхода людей из района?
– Смело говорю: можно бы было, если бы власти как-то обращали на нас внимание. То, что я очень коротко перечислила, можно еще долго перечислять, рассказывать истории, почему люди бегут. Нам некуда обращаться. Мы не знаем, кому в правительстве Грузии можно позвонить, кто нас выслушает. Потому что самая известная гражданка в районе – это я, и я до сих не смогла добиться того, чтобы меня кто-то из правительства выслушал. Как могут дозвониться до них простые пенсионеры или учителя?
Я публично призываю, говорю: «хочу с вами пообщаться». Но меня игнорируют. И вот от этой безысходности люди уезжают. То, что нам говорят власти: «мы сообщили нашим партнерам», для нас ничего не значит. Когда они так говорят, это просто способ избавиться от нас, а про конкретные шаги мы не знаем, есть ли они вообще, поэтому люди не верят им. И не верят в будущее здесь.
