Дочь советских диссидентов, прошедших тюрьмы и лагеря, и мать российских журналистов, отстаивающих информационную свободу, Зоя Светова сама и журналист и, в каком-то смысле диссидент. Она активно занимается правозащитой, посещает политзаключенных в тюрьмах и старается говорить правду о том, что происходит в современной России. В интервью СОВЕ Зоя Светова рассказала о судьбе Навального, коварстве Путина и советском гене, который умирает, несмотря на продолжение путинской эпохи.
— Что происходит с Алексеем Навальным?
— Никакой достоверной информации нам не дают. Но самое ужасное, что он голодает. Он голодает, потому что требует, чтобы к нему допустили независимого врача. По российскому закону он имеет на это право, но к нему [врача] не допускают. Кто-то приезжал в его колонию. Там около колонии была демонстрация независимых врачей и журналистов. И восемь журналистов забрали в полицию, всех разогнали и больше никто не приезжал.
Еще есть информация, что существует специальный сайт, который создали соратники Навального. Они сказали, что, когда соберут 500 тысяч человек, которые будут готовы участвовать в акции протеста в защиту Навального, тогда они устроят марш – такой огромный митинг в Москве и по всей России. Но сейчас уже собрали 400 тысяч, то есть им осталось собрать 100 тысяч человек. Я думаю, что это не будет сложно и тогда по всей России будут такие митинги.
Но сейчас очень неприятная ситуация в связи с Украиной. Конечно, я в отпуске, и вообще не специалист по международным отношениям, но я слушаю радио и читаю новости. Я понимаю, что Россия хочет начать новую войну с Украиной. Я не знаю причин, но мне кажется, что это одна из целей, чтобы отвлечь внимание от Навального. Потому что, если начнется война, то все будут говорить только об этом. И, конечно, ситуация с Навальным уйдет на второй план. И на Западе тоже будут больше говорить о войне, потому что, конечно, война это страшнее, чем судьба одного человека. И я очень боюсь, что у Кремля, помимо каких-то своих интересов в Украине, есть и такой интерес. Это часто бывает в российской политике, когда отвлекают внимание от одной большой проблемы и создают новую.
Российские войска — у границы с Украиной. Ждать ли новой войны?
— Готова ли Россия начать новую военную кампанию, еще больше усугубив свое положение на международной арене?
— Да, но мне кажется, что у Путина такая политика была всегда. Он делает вид, что ему наплевать на Запад, на международные отношения, потом начинает торговаться, потому что все эти проблемы, на мой взгляд, решаются на уровне торгов – проблемы с политическими заключенными, проблемы с Украиной… Но мы видели в истории с украинской летчицей Надеждой Савченко, которая сидела в России, и я, когда была членом наблюдательной комиссии, посещала довольно часто ее в тюрьме, что и за ее судьбу тоже шел торг с Западом. И потом ее освободили. Я думаю, что об этом договорились только на Западе, больше нигде. И так же – Олег Сенцов, известный украинский режиссер, за которого тоже боролся [президент Франции Эмманюэль] Макрон и другие лидеры, и его тоже освободили в результате договоренности.
Путин очень хитрый и коварный человек
А здесь, если у них, с одной стороны будет война в Украине, если они ее начнут… Или, может быть, они пока только пугают. Но то, что они уже привозят своих военных в близкие регионы, это очень опасно. Это говорит о том, что есть какие-то серьезные намерения.
Но, конечно, войну начинают не из-за Навального, но одновременно они убивают двух зайцев. Мне кажется, в политике очень часто так делают. Тем более Путин очень хитрый и коварный, такой человек иезуитского типа (иезуитский – в переносном смысле изощренный, коварный и лицемерный, — прим. ред.), если вы понимаете, что я имею в виду. И потом, если Запад будет к нему приходить и говорить: «давайте будем решать вопрос», он будет торговаться, выбирать предложенные условия и играть на этом поле.
— Наихудший сценарий развития событий в контексте Навального?
— Самый худший сценарий – это, конечно, если он умрет в колонии. Но, если честно, я не очень в это верю. Потому что, мне кажется, сейчас в России… в Советском Союзе не так было, а в России все-таки власти стараются как-то держать ситуацию под контролем. У них есть контроль в Федеральной службе исполнения наказаний, которая им докладывает, что этот человек еще не умирает, его состояние тяжелое, но не очень, если они не обманывают.
Надеюсь, им не нужен мертвый Навальный
Единственное – я могу судить по опыту истории с Олегом Сенцовым, потому что следила и ездила к нему в колонию в Лабытнангах, это на Севере России. Когда он голодал, его адвокаты и сестра говорили, что он умирает, что все очень плохо. Я туда ездила и видела, что, конечно, ему плохо, конечно, никто не знает, может он умереть или нет, но ситуация была под контролем. Но, может быть, это я человек-идеалист, может быть, я слишком хорошо думаю, но я не думаю хорошо про власти.
США вводят санкции против семи российских чиновников и 14 компаний из-за отравления Навального
И все-таки я надеюсь, что им не нужен мертвый Навальный в тюрьме, потому что это очень некрасивая история. Хотя, с другой стороны, даже если Навальный умрет в тюрьме, Запад покричит какое-то время, но все равно останется все так же. Они подготовили санкции против России, они же не начнут войну против нее.
Мне кажется, что Путин и люди, которые вместе с ним, себя уверенно чувствуют, считают, что они могут все. И ощущение такое, что сейчас в России очень сильные репрессии, что они уже есть и будут дальше. Поэтому я не очень понимаю, чего еще Россия может бояться со стороны Запада.
Молодое поколение не любит Путина
— Что вы думаете о современном поколении
— Я надеюсь на молодое поколение, которое все-таки не любит Путина. Это люди, которым 20 лет, они родились уже при Путине, но их родители свободные люди. Это люди, которые родились в конце советской власти. И в этих молодых людях, которым 20 лет, уже есть свободный ген, не такой, как у нас. Потому что в нас есть ген советский. Даже если мы инакомыслящие в этом режиме, все равно этот советский ген есть, потому что есть мой дедушка был расстрелян при Сталине, мои родители были диссидентами и сидели при советской власти. Но мои дети даже, которым сейчас 35-40 лет, они свободные, а те, которым 20, еще свободнее. Мы надеемся на этих людей. Они не хотят жить в тоталитарной стране. В XXI веке, в такой богатой и красивой стране, как Россия, очень много талантливых людей, свободных людей. Они не хотят жить так, как жили мы.
— Что стало переломным моментом, когда российская власть решила освободить Надежду Савченко и Олега Сенцова?
— Тут совпало и западное давление и то, что был новый президент (в мае 2019 года в должность президента Украины вступил Владимир Зеленский. Надежда Савченко была освобождена в апреле, а Олег Сенцов – в сентябре 2019 года, — прим. ред.), и то, что Россия хотела строить с Украиной какие-то новые отношения. Это было двойное сочетание в одном флаконе, две причины. Потому что, когда был предыдущий президент, ничего не получалось. Он не мог никак договориться с Путиным. Но, конечно, я уверена, что были какие-то закулисные переговоры, о которых мы не знаем, и что Россия получила взамен что-то от Запада. Сенцов просто самый известный из тех, кого освободили, но там же были еще моряки – 39 украинских моряков, которых тоже всех вместе освободили. Так что это был очень большой торг, но детали таких переговоров становятся известны только через много-много лет. Я думаю, что потом какие-то люди, может быть, дипломаты, напишут мемуары, и мы узнаем, что происходило.
Они пережили российский плен: Олег Сенцов, Важа Гаприндашвили, Темур Кигурадзе
— Как Путин относится к инакомыслящим?
— Российский экономист Андрей Мовчан написал в Facebook, и сейчас в России это обсуждают, что Запад должен договориться, чтобы Навального вернули на Запад, чтобы он там лечился, жил. Но идея, которая мне сразу пришла в голову, что, возможно, России будет очень выгодно, чтобы Навального вернули на Запад, и они каким-то образом, может быть, об этом договорятся.
Мне кажется, Путин и его люди, поскольку они выходцы из КГБ, мыслят так, как было раньше. У них очень советское мышление, и они в принципе производят те практики, те методы с инакомыслящими, с оппозиционерами, которые были тогда и которые воспроизводились КГБ. Если взять историю с Ходорковским, когда его освободили, его тоже отправили на Запад, но он не просился туда. Они просто взяли, посадили его на самолет и отправили.
Для них приезд Навального был большой головной болью, но они не могли его просто не пустить. Хотя мне странно, почему они не приняли закон о лишении гражданства, как было в Советском Союзе. Может быть, это слишком сложно, хотя для них нет ничего сложного. Если они изменили Конституцию, то могут принять и закон, лишающий гражданства людей, которые им неприятны. Они бы лишили Навального гражданства и выслали его за границу. Но кто-то говорит, что он сам не хочет [уезжать], он будет как Мария Колесникова из Беларуси, которая порвала паспорт. Хотя если он в тюрьме, в наручниках, его можно посадить в самолет и отправить. Это тоже вариант. Но для того, чтобы это произошло, нужно, чтобы люди вышли на улицу и были протесты.
— В современной России вы продолжаете борьбу за то, чего были лишены ваши предки в СССР…
— Мой дедушка Григорий Фридлянд был коммунистом, революционером, и после Октябрьской революции стал деканом исторического факультета МГУ. Он писал книги о Французской революции. У него есть книга Дантона, Марата, я не читала эти книги, но они такие исторические. Но самое удивительное, что в 1937 году его арестовали. Это из той серии, что революции пожирают своих же детей. Он был революционер, и Сталин его арестовал. Это было известное дело. Его подозревали в том, что он хотел участвовать в заговоре, по-моему, Зиновьева-Каменева и всех этих оппозиционеров. Он просидел в тюрьме год и потом его расстреляли.
Через много лет я читала его уголовное дело, я пришла в архив ФСБ на Лубянке, там можно прочесть исторические дела своих родителей и родственников. Я читала его дело. Это очень страшно, потому что сначала он все отрицает, говорит, что он не причастен ни к какому заговору, а потом, уже на суде, перед страшной сталинской тройкой судей он говорит, что является ужасным преступником и достоин смерти, что его надо расстрелять. И я не видела в этих документах свидетельств, что его пытали или били. Но понятно, что на него было оказано очень большое давление, если он смог такое сказать. Он был молодым человеком, ему был 41 год, когда его расстреляли. Мой отец был мальчик, он помнил, как отца посадили.
Мой отец Феликс Светов стал потом писателем, и моя мама Зоя Крахмальникова тоже была писателем и литературоведом. И, наверное, в 70-е годы в СССР они пришли к православию, христианству. Поскольку тогда это все было запрещено, моя мама решила, что нужно печатать такие православные тексты, составлять сборники, чтобы люди начинали верить в Бога. Это было как миссионерство. Эти тексты были о священниках, расстрелянных в советское время, это были тексты молитв, разные воспоминания. Такие книжечки самиздат, что называется. Они распространяли их, люди передавали друг другу и читали, а потом эти сборники издавали за границей, в издательстве в Германии, которое считалось антисоветским. И как только они вышли в Германии, то мою маму арестовали. Она год сидела в Лефортовской тюрьме, и потом ей дали пять лет ссылки на Алтае. Моего отца тоже арестовали в 1985 году. Он сидел год, но уже в уголовной тюрьме «Матросская тишина». Это очень страшная тюрьма, где в камерах было по 50-60 человек. Потом его отправили к моей маме на Алтай. Мы ездили к ним.
— Расскажите о своих визитах в российские тюрьмы.
— Несколько лет я имела возможность посещать заключенных, но последние три года я очень много ходила в Лефортовскую тюрьму, рассказывала, какие там безобразия, как там нарушают права человека, как там люди закрыты, и мы ничего о них не знаем. ФСБшники были недовольны моей работой, поэтому, когда я снова решила стать посетителем тюрем, они меня не пустили. И потом они устроили обыск – это был февраль 2017 года, потому что закончилась моя работа в этой комиссии. Они пришли ко мне, и формально это было связано с тем, что я работаю на сайте Михаила Ходорковского – сайте, который он финансирует. И вот они искали деньги Ходорковского от 2003 года. Но я тогда вообще не работала на его сайте. Конечно, никаких денег, никаких документов, которые были связаны с этим, у меня не было. Но обыск длился 8-10 часов.
Конечно, ген страха был в моей голове, потому что я знала, что обыск кончается арестом
Самое смешное, что, когда они достали протокол обыска моей мамы, один сотрудник ФСБ посмотрел и сказал, мол, я знаю этого человека. Там было написано – сотрудник КГБ Губинский. Этот тот, кто проводил обыск у моей мамы. Но представляете – 40 лет назад! Он сказал, что это был его учитель. То есть, это такая преемственность. Мне было страшно, что меня могут арестовать. Я вам говорила, что в моей голове есть такой ген страха. И, конечно, он был в моей голове, потому что я знала, что обыск кончается арестом.
— Что вы можете сказать о журналистике и своих планах на будущее?
— Честно, сейчас мне хочется еще быть журналистом. Потому что в России и не только, когда ты журналист и правозащитник, – это очень странно. Когда ты журналист – ты со стороны. А когда ты журналист и правозащитник, ты всегда на стороне жертвы правосудия, жертвы власти и, кажется, что ты необъективный. Но сейчас у нас много таких журналистов. Раньше о тюрьмах писала только Анна Политковская, я и некоторые другие. Сейчас же молодые интересуются этим, потому что тюрьма, отсутствие судов – это главные темы в России.
Мне хочется успеть написать несколько книг. Про Магнитского, который умер в тюрьме в 2009 году, потому что был связан с американской компанией. Ввели даже «список Магнитского», где были упомянуты все судьи и тюремщики, которые его мучили. Теперь, когда говорят, что человек может умереть в тюрьме, говорят, что он как Магнитский. Я хочу написать о нем книгу. И, конечно, буду писать о родителях. У нас много писем, которыми мы обменивались во время их ссылки. Это такой срез жизни советских времен. Я надеюсь, что напишу эту книгу.
Почему старейшие правозащитные организации России оказались на грани уничтожения
