Нападение в Амстердаме на болельщиков клуба «Маккаби» вновь подняло вопрос о различии антисемитизма и антиизраильских настроений. Эти различия все больше стираются, считает Анна Наринская.О чем говорит медийная, сетевая и даже просто человеческая реакция на насилие в отношении израильских болельщиков после футбольного матча в Амстердаме? Чтобы ответить на этот вопрос для начала надо просто написать, что там случилось. И, вот, чтоб уверенным, что нигде не врешь, надо написать что-то вроде: сторонники «Свободной Палестины» избивали и сталкивали в каналы приехавших из Израиля болельщиков клуба «Маккаби».
Историю приходится излагать так кратко и неполно, потому что до правды почти невозможно добраться. В медиапространстве (том, которое мне доступно: западные СМИ и русскоязычные независимые СМИ, русско- и англоязычные социальные сети) факты практически потонули в спорах, уточнениях и, как теперь принято, объяснениях политического контекста того, что произошло.
Медиа о насилии против болельщиков «Маккаби»
Можно ли считать, что израильтяне «первые начали», если, как сообщают, один из приезжих болельщиков сорвал висевший на улице палестинский флаг? Можно ли считать произошедшее «фанатской дракой» (как это первоначально называли в разных, весьма статусных западных СМИ) если одна сторона конфликта — фанаты футбольной команды, а другая — фанаты «Свободной Палестины»? Позволительно ли сравнивать случившееся с погромом и, вообще, говорить об антисемитизме, или это просто выражение (пусть, слишком бурное) недовольства политикой государства Израиль? Можно ли объяснять и отчасти оправдывать («контекстуализировать», как теперь принято говорить) побоище в Европе бомбежками Газы и гибелью мирных жителей? А срывание палестинского флага — случившимся 7 октября беспрецедентным актом насилия и ненависти по отношению к израильтянам? А вспоминать в связи с этим и подобными событиями о Холокосте? (Нет, про Холокост нельзя, ответят вам, потому что евреи уже всем надоели со своим статусом «главных жертв»).
То есть, просто информация о событии, в сущности, новость, тонет в интерпретациях и амбивалентностях. Это, конечно, вообще, беда сегодняшнего дня, но, когда речь идет об евреях, «неоднозначность» просто полностью перекрывает собственно сообщение.
Гуманитарная конвенция нового времени предполагает, что в начале всякого текста/заявления нужно обозначать кто ты такой. То есть, кто это, собственно, говорит. Из какого угла? С каким опытом? С какой оптикой? Имеешь ли ты вообще право, чтоб говорить на эту тему? Нужно быть женщиной, чтоб говорить о женщинах, не белым, чтоб говорить не только о белых, не столичным жителем, чтоб говорить о проблемах регионов, и т. д. и т. п. Не соглашаясь, но и не споря с таким подходом, хочу сейчас ему соответствовать. Я пишу это как женщина, еврейка, недавняя эмигрантка, выросшая в СССР, работавшая журналистом в России.
Неоднозначность как оправдание зла
Так вот. Для меня, как для человека, прожившего в России послекрымские годы и, главное, несколько месяцев после февраля 2022 года, само слово «неоднозначность» имеет ярко окрашенную негативную коннотацию. «С одной стороны, с другой стороны», «мы всего не знаем», «у всех своя правда» — теми, чье мнение я уважаю, и мной самой даже просто эти речевые обороты воспринимаются как закамуфлированное оправдание зла, а люди с таким амбивалентным подходом получили прозвище «неоднозначники». Чем дальше, там меньше с этими «неоднозначниками» в вопросах российской политики хочется иметь дело.
В случае же Израиля и евреев неоднозначность стала практикуемой и даже самой уважаемой практикой (если не считать радикальных студентов американских университетов, с одной стороны, и израильских «ястребов» с другой). Оказывается, нельзя просто ужаснуться тому, что происходит здесь и сейчас — это надо обязательно видеть «не в вакууме», уравновешивать чем-то тоже плохим, что сделала другая сторона, а также историческими экскурсами.
То есть, самый приевшийся, превратившийся в мем, прием ольгинских ботов, рационализирующей преступления российских властей неким контекстом прошлого поведения «врага» («А где вы были 8 лет? «), в случае разговора об Израиле и евреях, преподносится как какое-то свидетельство трезвости и глубины мысли. Человеку с недавним российским опытом (он же травма) это принять невозможно.
Моя бабушка и израильская военщина
Но даже больше, чем это торжество неоднозначности, меня задевает почти повсеместно признанное (опять же речь о доступной мне медиасреде) мнение, что антиизраильские настроения не имеют никакого отношения к антисемитизму. Мол, речь идет о неприятии действий правительства государства, а не ассоциирующихся с ним людей.
Отнестись к таким заявлениям равнодушно мне не дает мой советский опыт. И даже конкретные воспоминания. Я вспоминаю, как, году в 80-м, я с подругами иду по заасфальтированной аллейке, ведущей от школы к улице. И вдруг меня, как молния, ударяет: вся эта аллейка по обе стороны уставлена злобными карикатурами на мою любимую бабушку! Я никогда не забуду охвативший меня ужас и стыд — а вдруг кто-то из подруг, часто бывавших у нас дома, узнает ее на этих издевательских изображениях. Что тогда будет?
Дело было в том, что все стенды, на которых обычно вывешивали газету «Правда» и «Советский спорт» обклеили плакатами про «израильскую военщину». На них некий обобщенный злодейский израильтянин, иногда дополненный дядей Сэмом в цилиндре, был изображен абсолютно этнически выверено. Эта была квинтэссенция еврея с крючковатым носом и левантийскими чертами. А, как известно, «квинтэссенция еврея» — это старый еврей, так мое «узнавание» бабушки неудивительно. Никакие это были не «израильтяне» — на карикатурах, это были евреи — просто евреи. В том числе те, кто ходил по этой аллейке.
Советский антисемитизм
Интересно, что создатели этих пропагандистских материалов и сами не делали разницы между евреями и сионистами. На абсолютно разоблачительном уровне это проявил знаменитый документальный фильм о сионистском заговоре «Тайное и явное» (1973 год), где были частично использованы трофейные нацистские антисемитские агитационные киноматериалы, только слово «евреи» при озвучке заменяли на «сионисты». В итоге даже для советского телевидения, возглавляемого не скрывающимся антисемитом Сергеем Лапиным, фильм, использующий нацистскую пропаганду, оказался «уж слишком», на экраны он не вышел. Но метод фильм обозначил точно: евреи, по сути, потенциальные граждане Израиля, и даже если они туда не собираются, они все равно относятся к нему с сочувствием, так что любые антисионистские сентименты относятся к евреям вообще.
В Советском Союзе Израиль нужно было целостно воспринимать как преступное государство, а евреев (этническая национальность тогда записывалась в паспорте) — его «болельщиками». Никаких нюансов не предусматривалось. Это был политический, навязанный сверху мейнстрим, сопротивление которому было чревато неприятностями. Внутреннее сопротивление этому мейнстриму предопределило произраильские настроения многих поколений антисоветски настроенной советской интеллигенции.
Конечно, сравнивать сравнить государственный ресурс, работавший против «произраильских настроений» в СССР, и силу повестки, объединяющей сегодняшнее западное общественное мнение, будет натяжкой, но возможно иногда такую натяжку, такой мысленный эксперимент стоит произвести. И увидеть, что это тот же подход, тот же метод. Иначе выходит, что наш опыт нас ничему не учит.
Автор: Анна Наринская, журналист, документалист, куратор выставок, научный сотрудник IWM (Institut für die Wissenschaften vom Menschen) в Вене.
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
