После совместного поражения в Сирии Москва и Тегеран нуждаются друг в друге еще сильнее. Но как долго сохранят власть тегеранские партнеры Кремля? Вопросом задается Константин Эггерт.Прямо накануне предстоящих в конце этой недели переговоров делегаций Соединенных Штатов и Ирана при посредничестве Омана карманная кремлевская «государственная дума» без обсуждения ратифицировала российско-иранский договор о партнерстве, подписанный Владимиром Путиным и президентом Ирана Масудом Пезешкианом в январе. Правда, в «альтернативной» России, демократической стране с разделением властей, этот договор тоже не вызвал бы депутатских дискуссий — потому что руководство нормальной демократии такое соглашение с иранским режимом просто не стало бы обсуждать, не то что подписывать.
В поисках новых «Шахедов»
Две диктатуры договорились о дальнейшем развитии сотрудничества в оборонной сфере, то есть, прежде всего в области совместного производства вооружений. Также решено максимально углубить взаимодействие «спецслужб». То есть, Москва и Тегеран собираются продолжать совместно разрабатывать новые дроны на смену «Шахедам», другие системы вооружений, а их шпионы будут еще более тесно обмениваться полезной информацией — об оппозиционерах из обеих стран, о планах Запада и о вариантах обхода западных санкций.
Ясно, что сотрудничество ФСБ-ГРУ-СВР с иранцами шло и раньше. Казалось бы, никаких официальных бумажек для его продолжения ратифицировать не нужно. Но договор — публичный политический жест. Он демонстрирует, что Иран и Россия, потерпевшие совместное поражение от рук поддержанных Турцией сирийских повстанцев, не сдались и намерены продолжать играть в свои прежние игры в ближневосточном регионе. Более того, это первый большой международный договор, подписанный Масудом Пезешкианом в качестве главы государства.
Договор не обязывает ни одну из стран оказать военную помощь другой в случае нападения третьего государства. Это ожидаемо: трудно представить себе Путина, вступающего в войну с Америкой и Израилем. Ведь именно они потенциально могут применить силу против Ирана с целью вынудить его отказаться от ядерной программы.
У Москвы и Тегерана много общего
При этом, если верить тексту договора, всяческую политическую и дипломатическую поддержку в случае такого конфликта российский и иранский режимы друг другу обещают. Их объединяет статус международных изгоев, ненависть к Америке (в сочетании с неприкрытой завистью к ее статусу и мощи), а также постоянное использование образа внешнего врага (все той же Америки — плюс Израиля в случае Ирана) для поддержания постоянной мобилизации общества и полицейского контроля над ним. Добавьте к этому зависимость обоих режимов от экспорта углеводородов — и резонов для «дружбы» оказывается более чем достаточно.
Путин, видимо, считает сотрудничество с Тегераном действительно выгодным. Вдобавок после молниеносного краха режима Башара Асада в 2024 году ему особенно важны публичные действия в стиле «своих не бросают». Уверен, российскому диктатору даже нравится, что документ выглядит как открытый вызов Израилю и США. Такого рода акции популярны в странах Глобального Юга. Другое дело, что в арабских столицах такие действия Москвы понравятся далеко не всем.
Может ли Путин предать Иран и разорвать связи с ним? В теории, договор мог бы стать «товаром на обмен», если бы, например, Соединенные Штаты согласились бы, скажем, признать оккупированные украинские территории российскими.
Иран: возможна ли смена режима?
Главный риск для Кремля лежит в сфере внутренней политики Ирана. Иранское общество устало от диктатуры мулл. Если ирано-американские переговоры в Омане провалятся и Дональд Трамп вместе с Биньямином Нетаньяху решат нанести удар по иранским военным и ядерным объектам, тегеранский режим может этого не пережить. Поскольку Москва придерживается правила не искать контактов с политической оппозицией дружественным диктатурам, то смена режима в Тегеране, скорее всего, приведет к замораживанию всех программ сотрудничества с Москвой. Особенно если во главе страны встанет ныне самый популярный иранский оппозиционер, сын последнего шаха и наследный принц Реза Пехлеви.
Разумеется, сейчас свержение тегеранского режима кажется не самым вероятным сценарием развития событий. Но стоит вспомнить, каким прочным казался режим Асада за пару недель до начала наступления повстанцев-суннитов. Нынешняя американская администрация намного меньше администрации Байдена опасается последствий смены режима в Тегеране. Израиль так просто ее желает. Так что в случае реализации американской стратегии «максимального давления» на Иран договору о российско-иранском партнерстве, возможно, суждена не очень долгая жизнь.
Автор: Константин Эггерт — российский журналист, автор еженедельной колонки на DW и интервью-проекта DW «вТРЕНДde». Константин Эггерт — в Facebook, в Telegram.
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
