Социальный лифт в Германии не работает? Об этом — масштабное исследование, охватывающее 150 лет немецкой истории.Каждому по способностям? Люди поднимаются по карьерной лестнице, исходя из своих талантов? Немецкий исследователь и главный эксперт по элитам Михаэль Хартман (Michael Hartmann) безжалостно развенчивает «сказку» о том, что общество основано на меритократии, когда продвижение в элиты прямо связано с достижениями и талантами.
Первое и последнее исследование об элитах Германии за 150 лет
Михаэль Хартман — известный немецкий социолог, профессор Дармштадского технического университета. В конце июня научный журнал Berliner Journal für Soziologie выйдет с его исследованием под названием «Больше преемственности, чем перемен. Немецкие элиты — от империи до наших дней» (в онлайн-версии текст доступен с 23 июня). В нем проанализированы специфические черты, характеризующие механизмы рекрутирования четырех основных элит страны — политической, экономической, административной и юридической.
Это первое подобное масштабное исследование, охватывающее период с 1871 года по 2024 год, и, как отмечает сам ученый, — вероятно, последнее. «Я не думаю, что через 10 лет я смогу провести подобное исследование, уже не говоря о том, что мне будет 83 года», — говорит он.
Главная техническая проблема заключается в том, что размыты определения слоев общества и все сложнее становится причислять людей к тому или иному сословию. Особенно это заметно на примере тех, кто родился после 1970 года, подчеркивает немецкий профессор. В исследовании Хартмана речь идет о дворянском сословии (Adel), наследниках фирм (Firmenerben), верхнем среднем классе (Großbürgertum), буржуазии (Bürgertum), средних классах (Mittelschichten), рабочем классе (Arbeiterklasse).
Он приводит простой пример. Профессоров до 1960-х в Германии было всего несколько тысяч, и все они относились к верхнему среднему классу. Сегодня их численность выросла в разы. Профессор в кайзеровской Германии по уровню заработка относился к слою с самым высоким доходом в обществе: «Так много профессор сегодня не зарабатывает, эти времена остались давно в прошлом». Профессор — это все еще средний класс, но уже не верхний, объясняет Хартман. То есть сегодня не каждый представитель определенной профессии обладает тем же социальным статусом, что и раньше. Из-за размытости самих понятий невозможной становится и категоризация в будущем.
Какие выводы делает исследователь элит о немецком обществе
Главный шокирующий вывод исследования таков: тот, кто хочет пробиться в Германии на самый верх — в элиты, должен родиться для этого в «правильной» семье. На протяжении полутора веков именно происхождение определяет шансы на успех — в экономическом и социальном смыслах, делает вывод ученый.
Социальная мобильность в Германии, если смотреть на тенденции в обществе за четыре очень разных периода (кайзеровская империя, Веймарская республика, национал-социализм и федеральная республика), — довольно низкая, то есть возможности смены человеком своего социального слоя оцениваются ученым как низкие.
Выводы, к которым он пришел, проанализировав период продолжительностью более чем в полтора столетия, Михаэль Хартман называет пугающими. В интервью DW он сказал так: «Более чем за одно столетие в социальном рекрутировании экономической элиты мало что изменилось. Как и раньше, социальное рекрутирование происходит из четырех процентов высших социальных слоев».
Что еще интересно: даже при смене политической системы, которая отражалась и на политических элитах страны, это не приводило к изменениям в экономике. Поэтому экономические элиты характеризует высокий уровень «последовательности». «То есть возможности социального лифта или карьеры в экономике — самые низкие, но это характерно не только для Германии. Экономика остается самой закрытой системой», — подчеркивает профессор.
О причинах немецкий исследователь говорит так: «В экономике очень небольшое число людей решает судьбу тех, кто будет занимать руководящие позиции. И эти люди подбирают на руководящие позиции себе подобных. Другой аспект: в экономике много наследников бизнеса. Они не должны отвечать каким-либо критериям — бизнес достается им по наследству. Идет ли речь о таких концернах, как DM, Rossmann, Miele… это передача собственности в семейном кругу. Такого нет больше нигде: только в экономике вы можете передать в наследство должность».
Германия — не исключение. В странах Скандинавии пробиться в экономике сложнее, чем в политике, но точно легче, чем в Германии. Во Франции еще сложнее — как в экономике, так и в политике.
Социальный лифт возможен, но шансы рабочего и среднего классов эксперт оценивает как низкие
Доля тех, кто вышел из рабочего или среднего класса и попал в круг экономической элиты, которая оказывают существенное влияние на принятие социально значимых решений, за целое столетие — от Веймарской республики до наших дней — увеличилась всего на 2,5 процентных пункта, это незначительный показатель, подчеркивает ученый. Заметный сдвиг был во времена Веймарской республики (1907-1927 годы). Всплеск социальной мобильности наблюдался и сразу после окончания Первой и Второй мировых войн.
«Пугает то, что происхождение важнее производительности, это актуально во все времена — и сегодня так же, как и в Германской империи», — говорит Хартман.
Для молодых людей, которые мечтают построить карьеру, такие выводы имеют эффект холодного душа. Где брать мотивацию? В разговоре с DW ученый признается, что это очень сложно. Еще во второй половине 1980-х, когда Хартман проводил одно из своих исследований, в рамках интервью респондентов, ему был задан вопрос в лоб от представителя «рабочего класса», насколько реально ему пробиться в элиты. Хартман тогда ответил: «Оценивая ситуацию реалистично, маловероятно, что это получится».
И сегодня ситуация не изменилась, отмечает профессор, опираясь на статистику. Конечно, всегда есть исключения. Он приводит пример немецкого менеджера Джо Кэзера (Josef Käser), который занимал должность исполнительного директора немецкого концерна Siemens до 2021 года. Такие случаи есть, и они получают широкую огласку. Поэтому в медийном пространстве складывается картина, что это возможно, ведь эти примеры реальные. Однако они всегда являются исключением из правил, подчеркивает Хартман.
Самое сложное было найти списки 100 крупнейших компаний для всех исторических периодов — до 1950 года. Немецкий профессор для сравнения взял 1907, 1927, 1938, 1970 и 2020 годы. Вторая сложность заключалось в том, чтобы найти имена «генеральных докторов» — как звали руководителей в начала XX столетия. Трудности возникли и при сборе информации о социальном происхождении членов немецкого правительства на разных этапах.
Однако позитивный тренд на примере рабочего класса все-таки заметен. Хартман приводит данные по генеральным директорам и председателям правления 100 крупнейших немецких компаний за разные исторические периоды. На представителей рабочего класса в Веймарской республике приходилось чуть более одного процента. В 2020 году их доля выросла уже до 6,8 процента. «Это маленький прогресс можно объяснить экспансией образования — оно стало доступным более широким массам», — объясняет профессор.
В целом есть подвижки внутри разных слоев населения, но общая ситуация остается неизменной. Отбор элитарных кругов происходит из четырех процентов высших слоев населения. «В конечном счете, когда встает вопрос, кому достанется позиция, решает происхождение», — убежден Хартман. По его мнению, Германия остается в этом отношении «закрытой», но не является при этом особенным случаем.
«Если посмотреть на Францию, где политическая и экономическая элиты занимают очень эксклюзивное положение, или на Великобританию с ее классовой системой — upper class, эти вещи лежат на поверхности, и можно подумать, что в Германии такого нет, но социальное рекрутирование в Германии ничем не отличается. Механизмы отличаются: в Германии нет такого отбора уже на уровне университетов как в США. Но в результате и в Германии мы наблюдаем тот же эффект, который проявляется уже позднее, на пути карьерного роста. Получается, без богатых родителей не сделать карьеру? «Им не надо быть богатыми, но они должны быть обеспеченными», — отвечает ученый.
Квота для женщин сработала, но не совсем
А как быть тогда с популярными политическими заявлениями про равные шансы для всех и квотой для женщин? «Квота для женщин сработала, сначала в политике в 70-х, потом — в экономике. Женщины заняли такую активную позицию, что им удалось добиться прогресса, — говорит исследователь. — Если больше женщин попадает в правление концернов и наступает гендерное равноправие, это только усугубляет проблему с социальным рекрутированием. Потому что женщины, которым удается пробиться наверх, представляют те же четыре процента верхних слоев населения. Сейчас три женщины во главе крупнейших концернов. Раньше было сложно такое даже себе представить, но, по моим наблюдениям, для женщин социальное происхождение играет еще большую роль, чем для мужчин».
Михаэль Хартман уверен, что если у человека имеются, к примеру, миграционные корни, то ему нужно на 100 процентов «соответствовать» элитам по части своего социального происхождения. То же — с женщинами, стремящимися пробиться наверх.
